Сильный!!! Я докажу!
06:00, 05:59, 05:58, 05:57…
Павел вскочил с пола и бросился к Даниле, схватил его за ворот и сунул ему кнопку от пульта — прямо в лицо.
— Видишь это, Данила?! Видишь?! — лицо Павла исказила ужасная судорога, глаза вылезали из орбит, руки тряслись. — Все еще жалеешь меня, Данила?! Сострадаешь сирому и убогому?! Да?! Слабый я?! Четвертая Печать?! Ну и пусть! Слышишь меня?! Пусть будет по-твоему! Пусть! Ты мне все про мой Ад рассказывал… Да?! Ну так и пойдем со мной! В мой Ад! Пойдем! Ты — сильный, я — слабый. И пойдем! Все вместе! Пять… Четыре… Три… Два…
4:00, 03:59, 03:58, 03:57…
— Паш, — Данила смотрел Павлу в глаза — без злобы, без страха, — ты пойми: слабость — это не отсутствие силы , слабость — это отсутствие доброты …
Павел замер. Напряженный, как сжатая стальная пружина. В руке кнопка от адской машины. И глаза… Глаза, полные слез. Глаза, глядящие в другие глаза. Душа, глядящаяся в другую душу.
— Прости… Прости меня… — помимо воли прошептали губы,
— Паш, открой дверь. Ладно?
— Дверь? — Павел недоуменно обернулся и посмотрел в сторону коридора. — Открыть?..
— Да.
03:00, 02:59, 02:58, 02:57…
На подкашивающихся ногах Павел послушно пошел к двери. С трудом повернул щеколду замка и…
02:00, 01:59, 01:58, 01:57…
На пороге стояла красивая молодая женщина. Волосы сбились, глаза красные от слез — любящие, несчастные и бесконечно счастливые. А на руках младенец — совсем маленький, крошечный…
— Олеся…
— Это — Павлик, — прошептала она, кусая потрескавшиеся губы. — Твой сын…
01:00, 00:59, 00:58, 00:57…
Люди Гаптена ворвались в квартиру, оттеснили Павла, Олесю, влетели в комнату и бросились к взрывателю.
— Справитесь? — тихо спросил Данила, внимательно разглядывая провода.
— Еще тридцать секунд! — весело подмигнул ему один из взрывотехников. — Бездна времени!
— Справимся, конечно, — спокойно подтвердил другой.
— Простая машинка, — деловито констатировал третий. — Можете быть спокойны.
Бригада занялась разминированием.
Данила вышел в коридор.
Павел протянул к малышу руки. Олеся, улыбаясь сквозь слезы, бережно передала его отцу.
Мы с Гаптеном стояли на лестничной площадке.
И вдруг Данила ощутил спиной чей-то взгляд. Он оглянулся.
Коридор вел в маленькую кухоньку… В дверном проеме стояла пожилая женщина. Длинные с проседью волосы зачесаны назад. Ситцевое платье, поверх него вязаная кофта.
— Я Пашина мама, — тихо сказала она.
— Вы все время были здесь?! — прошептал Данила.
Она улыбнулась:
— А куда я без него, — и кивнула в сторону сына.
— Мама… — обернулся Павел, держа на руках сына. — Смотри какой…
Его лицо было озарено светом, а глаза светились любовью.
00:03, 00:02, 00:01, 00:01…
Эпилог
Мы вернулись в Центр Гаптена. Данила был ни жив ни мертв. Его сразу напоили горячим чаем и отправили спать. А мне не спалось, да и Андрею с Гаптеном тоже. Мы все еще не могли прийти в себя после случившегося.
Когда Данила уехал к Павлу, а мы начали постепенно понимать, что происходит и в какой опасности оказался наш друг, было принято решение действовать по разным направлениям.
Андрей остался в Центре у Гаптена и сводил всю информацию из разных источников. Сам Гаптен руководил людьми, которые вывели жителей из дома, организовали оцепление, готовились к штурму… А я поехал за Олесей.
Каждый делал то, что мог. Сложнее всего пришлось Даниле, а мне, как обычно, досталась самая простая задача.
Только теперь мы собрались все вместе, и я смог задать Андрею вопрос, который мучил меня все это время:
— Андрей, а что ты говорил о «луковке»?
— О луковке ? — переспросил он, словно в первый раз слышит.
— Да, ты сказал, что Христос не к тысячам избранных приходил, как говорит Великий Инквизитор, к одному — то есть к каждому. И про сострадание. А потом вдруг — что Данила даст Павлу луковку. Так что там с луковкой? Это тоже в романе «Братья Карамазовы»?
— Ах да! — вспомнил Андрей. — Про луковку!
— Расскажи… — попросил я.
— Это история Грушеньки, — принялся объяснять Андрей. — Ее в романе все считали падшей, но она не падшей была, а просто любила.
— И?..
— И вот случается, что приходит к ней Алеша Карамазов, о котором я уже тебе рассказывал, и не осуждает ее, как другие, а наоборот — обращается к ней с добротой. И та рассказывает историю про одну женщину…
«Жила-была одна баба злющая-презлющая, и померла. И не осталось после нее ни одной добродетели. Схватили ее черти и кинули в огненное озеро. А ангел-хранитель ее стоит да и думает: какую бы мне такую добродетель ее припомнить, чтобы богу сказать. Вспомнил и говорит богу: она, говорит, в огороде луковку выдернула и нищенке подала. И отвечает ему бог: возьми ж ты, говорит, эту самую луковку, протяни ей в озеро, пусть ухватится и тянется, и коли вытянешь ее вон из озера, то пусть в рай идет, а оборвется луковка, то там и оставаться бабе, где теперь. Побежал ангел к бабе, протянул ей луковку: на, говорит, баба, схватись и тянись. И стал он ее осторожно тянуть и уж всю было вытянул, да грешники прочие в озере, как увидали, что ее тянут вон, стали все за нее хвататься, чтоб и их вместе с нею вытянули. А баба-то была злющая-презлющая, и почала она их ногами брыкать: „Меня тянут, а не вас, моя луковка, а не ваша“. Только что она это выговорила, луковка-то и порвалась. И упала баба в озеро и горит по сей день. А ангел заплакал и отошел».
— И вот две басни в одной книге, — тихо, задумчиво прибавил Гаптен. — «Легенда о Великом Инквизиторе» и «Басня о луковке».
— И обе о добре, — улыбнулся Андрей и тут же, как обычно, пошутил: — А теперь Ан-хель напишет басню про Данилу…
— О четвертом Всаднике, — машинально добавил Гаптен. — О четвертой Печати. О слабости. Власть, эгоизм, зависть, слабость. Четыре греха, четыре беса.
— И опять, кстати, сходится! — добавил Андрей. — Четвертая Скрижаль — о доверии. Помните? А слабость — это ведь здесь главное препятствие. Почему человек не может довериться этому миру, другому человеку, своей любви? Из-за слабости. Страшно. Ведь довериться — это что значит?.. Стать открытым. А для этого сила нужна, внутренняя. Доброта…
— Слабость — это не отсутствие силы , это отсутствие доброты , — повторил я слова, сказанные Данилой.
— Печати открывают нам Скрижали. Все точно, — сказал Гаптен. — Осталось три.
— Послушайте, а как же дальше?! — заволновался я.
— В каком смысле? — удивился Гаптен.
— Если Апокалипсис от Иоанна Богослова точен, — объяснил я. — Всадников только четыре. Остальные-то Печати без Всадников! Так как же?..
Мы трое переглянулись.
Заключительное слово от издателя
После «Золотого сечения» я решил более не писать своих коротеньких предисловий к книгам Анхеля де Куатьэ. Я был настолько поражен глубиной авторского замысла, связностью и цельностью его истории, что испугался… Да, мне стало страшно, что я не замечу каких-то важных вещей, дам неверную интерпретацию, искажу своим мнением чистоту читательского восприятия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
06:00, 05:59, 05:58, 05:57…
Павел вскочил с пола и бросился к Даниле, схватил его за ворот и сунул ему кнопку от пульта — прямо в лицо.
— Видишь это, Данила?! Видишь?! — лицо Павла исказила ужасная судорога, глаза вылезали из орбит, руки тряслись. — Все еще жалеешь меня, Данила?! Сострадаешь сирому и убогому?! Да?! Слабый я?! Четвертая Печать?! Ну и пусть! Слышишь меня?! Пусть будет по-твоему! Пусть! Ты мне все про мой Ад рассказывал… Да?! Ну так и пойдем со мной! В мой Ад! Пойдем! Ты — сильный, я — слабый. И пойдем! Все вместе! Пять… Четыре… Три… Два…
4:00, 03:59, 03:58, 03:57…
— Паш, — Данила смотрел Павлу в глаза — без злобы, без страха, — ты пойми: слабость — это не отсутствие силы , слабость — это отсутствие доброты …
Павел замер. Напряженный, как сжатая стальная пружина. В руке кнопка от адской машины. И глаза… Глаза, полные слез. Глаза, глядящие в другие глаза. Душа, глядящаяся в другую душу.
— Прости… Прости меня… — помимо воли прошептали губы,
— Паш, открой дверь. Ладно?
— Дверь? — Павел недоуменно обернулся и посмотрел в сторону коридора. — Открыть?..
— Да.
03:00, 02:59, 02:58, 02:57…
На подкашивающихся ногах Павел послушно пошел к двери. С трудом повернул щеколду замка и…
02:00, 01:59, 01:58, 01:57…
На пороге стояла красивая молодая женщина. Волосы сбились, глаза красные от слез — любящие, несчастные и бесконечно счастливые. А на руках младенец — совсем маленький, крошечный…
— Олеся…
— Это — Павлик, — прошептала она, кусая потрескавшиеся губы. — Твой сын…
01:00, 00:59, 00:58, 00:57…
Люди Гаптена ворвались в квартиру, оттеснили Павла, Олесю, влетели в комнату и бросились к взрывателю.
— Справитесь? — тихо спросил Данила, внимательно разглядывая провода.
— Еще тридцать секунд! — весело подмигнул ему один из взрывотехников. — Бездна времени!
— Справимся, конечно, — спокойно подтвердил другой.
— Простая машинка, — деловито констатировал третий. — Можете быть спокойны.
Бригада занялась разминированием.
Данила вышел в коридор.
Павел протянул к малышу руки. Олеся, улыбаясь сквозь слезы, бережно передала его отцу.
Мы с Гаптеном стояли на лестничной площадке.
И вдруг Данила ощутил спиной чей-то взгляд. Он оглянулся.
Коридор вел в маленькую кухоньку… В дверном проеме стояла пожилая женщина. Длинные с проседью волосы зачесаны назад. Ситцевое платье, поверх него вязаная кофта.
— Я Пашина мама, — тихо сказала она.
— Вы все время были здесь?! — прошептал Данила.
Она улыбнулась:
— А куда я без него, — и кивнула в сторону сына.
— Мама… — обернулся Павел, держа на руках сына. — Смотри какой…
Его лицо было озарено светом, а глаза светились любовью.
00:03, 00:02, 00:01, 00:01…
Эпилог
Мы вернулись в Центр Гаптена. Данила был ни жив ни мертв. Его сразу напоили горячим чаем и отправили спать. А мне не спалось, да и Андрею с Гаптеном тоже. Мы все еще не могли прийти в себя после случившегося.
Когда Данила уехал к Павлу, а мы начали постепенно понимать, что происходит и в какой опасности оказался наш друг, было принято решение действовать по разным направлениям.
Андрей остался в Центре у Гаптена и сводил всю информацию из разных источников. Сам Гаптен руководил людьми, которые вывели жителей из дома, организовали оцепление, готовились к штурму… А я поехал за Олесей.
Каждый делал то, что мог. Сложнее всего пришлось Даниле, а мне, как обычно, досталась самая простая задача.
Только теперь мы собрались все вместе, и я смог задать Андрею вопрос, который мучил меня все это время:
— Андрей, а что ты говорил о «луковке»?
— О луковке ? — переспросил он, словно в первый раз слышит.
— Да, ты сказал, что Христос не к тысячам избранных приходил, как говорит Великий Инквизитор, к одному — то есть к каждому. И про сострадание. А потом вдруг — что Данила даст Павлу луковку. Так что там с луковкой? Это тоже в романе «Братья Карамазовы»?
— Ах да! — вспомнил Андрей. — Про луковку!
— Расскажи… — попросил я.
— Это история Грушеньки, — принялся объяснять Андрей. — Ее в романе все считали падшей, но она не падшей была, а просто любила.
— И?..
— И вот случается, что приходит к ней Алеша Карамазов, о котором я уже тебе рассказывал, и не осуждает ее, как другие, а наоборот — обращается к ней с добротой. И та рассказывает историю про одну женщину…
«Жила-была одна баба злющая-презлющая, и померла. И не осталось после нее ни одной добродетели. Схватили ее черти и кинули в огненное озеро. А ангел-хранитель ее стоит да и думает: какую бы мне такую добродетель ее припомнить, чтобы богу сказать. Вспомнил и говорит богу: она, говорит, в огороде луковку выдернула и нищенке подала. И отвечает ему бог: возьми ж ты, говорит, эту самую луковку, протяни ей в озеро, пусть ухватится и тянется, и коли вытянешь ее вон из озера, то пусть в рай идет, а оборвется луковка, то там и оставаться бабе, где теперь. Побежал ангел к бабе, протянул ей луковку: на, говорит, баба, схватись и тянись. И стал он ее осторожно тянуть и уж всю было вытянул, да грешники прочие в озере, как увидали, что ее тянут вон, стали все за нее хвататься, чтоб и их вместе с нею вытянули. А баба-то была злющая-презлющая, и почала она их ногами брыкать: „Меня тянут, а не вас, моя луковка, а не ваша“. Только что она это выговорила, луковка-то и порвалась. И упала баба в озеро и горит по сей день. А ангел заплакал и отошел».
— И вот две басни в одной книге, — тихо, задумчиво прибавил Гаптен. — «Легенда о Великом Инквизиторе» и «Басня о луковке».
— И обе о добре, — улыбнулся Андрей и тут же, как обычно, пошутил: — А теперь Ан-хель напишет басню про Данилу…
— О четвертом Всаднике, — машинально добавил Гаптен. — О четвертой Печати. О слабости. Власть, эгоизм, зависть, слабость. Четыре греха, четыре беса.
— И опять, кстати, сходится! — добавил Андрей. — Четвертая Скрижаль — о доверии. Помните? А слабость — это ведь здесь главное препятствие. Почему человек не может довериться этому миру, другому человеку, своей любви? Из-за слабости. Страшно. Ведь довериться — это что значит?.. Стать открытым. А для этого сила нужна, внутренняя. Доброта…
— Слабость — это не отсутствие силы , это отсутствие доброты , — повторил я слова, сказанные Данилой.
— Печати открывают нам Скрижали. Все точно, — сказал Гаптен. — Осталось три.
— Послушайте, а как же дальше?! — заволновался я.
— В каком смысле? — удивился Гаптен.
— Если Апокалипсис от Иоанна Богослова точен, — объяснил я. — Всадников только четыре. Остальные-то Печати без Всадников! Так как же?..
Мы трое переглянулись.
Заключительное слово от издателя
После «Золотого сечения» я решил более не писать своих коротеньких предисловий к книгам Анхеля де Куатьэ. Я был настолько поражен глубиной авторского замысла, связностью и цельностью его истории, что испугался… Да, мне стало страшно, что я не замечу каких-то важных вещей, дам неверную интерпретацию, искажу своим мнением чистоту читательского восприятия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27