При этих словах Барбара внутренне содрогнулась, а князь Анкизи посмотрел на часы.
— Однако скоро девять, а профессора еще нет. Мне кажется, он заставляет нас ждать.
— Не думаю, синьор Анкизи. — Барбара посмотрела прямо в глаза князю. — Лекция начнется вовремя. Профессор Форстер уже здесь, он в кабинете синьора Пауэла.
* * *
Кабинет атташе по культуре освещал мягкий свет настольной лампы. Эдвард и Пауэл уже больше часа беседовали, сидя друг против друга в низких глубоких креслах. Бутылка виски стояла между ними на столике.
— Надо полагать, что на сей раз Салливан действительно мертв?
— Мертв, вне всяких сомнений, — подтвердил Эдвард. — Полиция констатировала смерть.
— Хотелось бы верить. Салливан был постоянной угрозой для вашей жизни. Хотя мы и предприняли некоторые меры предосторожности.
Эдвард покачал головой:
— Но зачем был нужен весь этот спектакль… Телефонный звонок… Пистолетные выстрелы… и мнимая смерть.
— Это старый трюк, Форстер. Салливан проделал все это, чтобы в нужный момент отвести от себя подозрения.
Эдвард улыбнулся:
— Он есть и его нет. Очередной призрак.
— Хорош призрак, с пистолетом наготове, — заметил Пауэл, раскуривая сигару. — Если бы не удалось разгадать его планы…
— Я бы сейчас не сидел здесь… Так я вам обязан, Пауэл? — Эдвард улыбнулся.
— О, не волнуйтесь, достаточно, если вы будете ходатайствовать о представлении меня к награде. А я за это готов порекомендовать вас на службу в разведку. — Пауэл подмигнул. Он пребывал в прекрасном расположении духа. — Вы были очень отважны… особенно когда решились положиться на меня.
— Дорогой Пауэл, не в обиду вам будет сказано, но я с самого начала понял, что никакой вы не атташе по культуре.
— Ну, если на то пошло, так ведь и итальянская контрразведка в это ни на йоту не верит. До сих пор она на все закрывала глаза. — Он откинулся в кресле и довольно похлопал себя по округлому животику. — А барон Россо… Если бы мы не направили полицию по его следам, думаю, сегодняшнюю лекцию пришлось бы отменять. — Пауэл хохотнул. — Кстати, волнуетесь?
— Не очень. С таким союзником, как вы, я готов выступать перед любой аудиторией. Теперь уже самая трудная роль не у меня. Не боитесь, что ваше отсутствие на лекции покажется кое-кому подозрительным?
— Думаю, обратное показалось бы многим еще более странным. Разве легкомысленный добряк Пауэл предпочтет общество очередной красотки скучному Байрону?
— А Барбара?
— Не думаю, что стану предметом ее заботы сегодня вечером. Тут, как сказал принц Гамлет, есть предмет попритягательней. — Он хлопнул Эдварда по колену. — Ах, дружище Форстер, у вас еще вся жизнь впереди! А что касается лекции, то я побуду в самом начале. Две или три минуты. Достаточно, чтобы обратить на себя внимание публики. А потом исчезну. И далее — по плану.
Они обменялись рукопожатием, чокнулись и выпили. Пауэл посмотрел на часы:
— Готовы? Без двух минут девять.
— До полуночи еще три часа.
И они вышли из кабинета.
* * *
Когда Эдвард появился в зале, Барбара, радостно вспыхнув, зааплодировала первой, и все сразу же последовали ее примеру.
Свободных мест почти не было. В первом ряду сидели князь Анкизи и — на некотором расстоянии друг от друга — профессор Баренго, синьор Пазелли и синьора Джаннелли. Пауэл предпочел остаться у входа в зал. Он стоял, прислонившись спиной к стене.
Эдвард поднялся на кафедру и поклонился публике. Как всегда в подобных случаях, он чувствовал себя уверенно и спокойно.
— Спасибо… Спасибо… Дамы и господа, благодарю вас.
Аплодисменты стихли.
— Благодарю вас за столь теплый прием и начну с замечания — пока я этого ничем не заслужил.
Непринужденность Эдварда импонировала аудитории. Среди публики пробежал легкий шумок. Многие обменялись улыбками.
— Текст своего выступления я написал еще до отъезда из Лондона. Однако читать его не стану. Сегодня вечер импровизаций.
Снова раздались аплодисменты. Эдвард перевел дыхание и подождал, пока установится полная тишина.
— Мне известно, что некоторые из присутствующих читали мою последнюю статью, напечатанную в журнале «История литературы». К сожалению, в нее вкрались по меньшей мере две ошибки. — По рядам пробежал шепот. Профессор продолжал: — Для тех, кто не читал статью, поясню: в ней комментируются некоторые страницы неизданного дневника лорда Байрона, где он описывает в том числе свое пребывание в Риме в 1821 году. Это дневник, который был найден мною по чистой случайности. — Эдвард взглянул на Анкизи. Тот, улыбаясь, медленно покачал головой. — Так вот, этот дневник состоит из двух частей. Я опубликовал первую, оставив за собой право обнародовать вторую часть по окончании исследований. Но в Риме я нашел много добрых друзей и получил от них немало ценных советов, особенно от князя Анкизи, страстного поклонника Байрона. Князь, позвольте публично выразить мою благодарность.
Эдвард жестом привлек внимание аудитории к Анкизи.
— Именно благодаря советам князя, — продолжал Эдвард, — я понял, что неточно откомментировал стихи Байрона, написанные по-итальянски пятнадцатого апреля 1821 года. Неточность весьма существенная, поскольку стихи эти принадлежат не Байрону.
Эдвард был доволен произведенным эффектом и продолжил:
— Байрон лишь процитировал строки, которые в силу определенных причин поразили его. Это стихи итальянского музыканта конца восемнадцатого столетия Бальдассаре Витали. Стихи, которые он сочинил специально для своего опуса «Двенадцатый псалом», имеющего также название «Двойная смерть».
Зал внимательно слушал.
— Рукопись «Двенадцатого псалма» считалась утраченной, однако же она цела и принадлежит одному утонченному ценителю музыки. Этот весьма старый синьор живет в Риме в полнейшем уединении, в старом доме, поблизости от площади, которую описал в своем дневнике Байрон того же числа — пятнадцатого апреля. Вернее сказать, он живет поблизости от того места, где когда-то была площадь! Байрон записал: «Вечер. Одиннадцать часов. Площадь с портиком. Романский храм и фонтан с дельфинами. Удивительное место. Каменный посланец. Божественная музыка. Мрачные явления». — Эдвард заметил краем глаза, как Пауэл выскользнул из зала. — Той же ночью Байрон записал стихи Бальдассаре Витали:
Я повернулся к Господу спиной.
Лежит греха дорога предо мной.
И я пошел, сомненья отметая.
Дорога зла вела меня, прямая
И страшная. Я вышел за порог,
И за спиной моей остался Бог.
Я шел, не видя Божьего лица.
Дорогу зла прошел я до конца,
Но душу потерял свою в пути.
Я грешник жалкий. Господи, прости!
Между тем машина Пауэла влилась в поток автомобилей, ехавших этим вечером по улице Четырех Фонтанов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49