Я заснул. Проснулся. Высунул голову из-под гладкого черепка. Светало…
Ветер, дождь, кругом – открытое пространство. Выросший в подземных каналах и подвалах, я всегда боялся широких плоских равнин.
Я старался рассмотреть ближайшие ко мне предметы, пытаясь понять, куда же я попал. Я знал, что, если хочу вернуться, мне надо понять, откуда меня привезли сюда.
Я стоял на куче мусора и чувствовал, как легкий ветерок прочесывает мою шерстку. Мне нужно было, чтобы рядом был кто-то еще, нужно было, чтобы здесь оказалась другая крыса, которая пошла бы за мной или я пошел бы за ней – касаясь её, предостерегая, предупреждая, напоминая… Я осмотрелся по сторонам, но в полумраке не заметил, не услышал, не унюхал никого…
Ветер изменил свое направление. Я вдохнул сладковатый запах гниющей тыквы. Тыквенные семечки всегда были моим любимым лакомством. От голода кишки вдруг свело судорогой. Я пошел в ту сторону, откуда доносится запах, почти распластавшись по земле, чтобы быть менее заметным для летающих хищников. Огромная куча гниющих овощей и фруктов потихоньку расползалась в стороны. Вокруг суетились маленькие мыши-полевки, суслики, хомяки. Перезрелая тыква, засохшая морковка, подгнившая картошка, корни сельдерея манили своими ароматами. Я наелся так, что желудок только что не лопался… Вот теперь я уже был способен думать. Легче всего выбраться отсюда тем же путем, каким я сюда прибыл. Влезу в пустой контейнер и вернусь в город… В разделенный город… Зачем? Ведь в нем больше нет стены.
Пережить ночь. Остаться в живых. Не дать никому убить меня. Избежать неизвестного. Найти то место, откуда я смогу вернуться… Куда?
Я поднял голову, втянул в ноздри воздух. Запах выхлопных газов и бензина – это он сопутствовал мне во время незапланированного путешествия на свалку. Едва слышный, далекий…
Я быстро бежал по этому едва заметному следу, который уже почти исчез под действием дождя и ветра. Вымокший и замерзший, я добрался до края свалки и скатился вниз по откосу. Запах бензина здесь был значительно сильнее, чем наверху.
Я переплыл широкий, заполненный жирной жижей вонючий ров, взобрался на земляной вал, миновал луг, перепрыгнул через узкий грязноватый ручей и перебежал асфальтированную дорогу.
Сильный запах бензина доносился из-за металлической сетки. Я проскользнул под проволокой и очутился среди тяжелых резиновых колец. Я хотел найти хоть какой-нибудь ещё близкий, знакомый мне запах. Ветер усилился. Резкий порыв его швырнул мне в глаза песком. Мой нос чувствовал запахи мыла, жира, гнилья, помоев – множество разных запахов, ни один из которых никак не мог помочь мне найти дорогу обратно. Я лазал среди шин, взбирался на них, нюхал, искал.
С разбегу запрыгиваю на ближайшую ко мне шероховатую шину, а с неё карабкаюсь выше. Залезаю под брезент и устраиваюсь между ящиками и бочками. Здесь тепло. По брезенту стучит дождь. Я прижимаюсь мордочкой к сухим доскам пола, дрожа от холода и неизвестности. Закрываю глаза. Просыпаюсь от сильных толчков. Огромные, тяжелые колеса дрожат, трясутся. От мотора идет тепло. Пахнет выхлопными газами. Дно машины накреняется и подпрыгивает на выбоинах. Я еду…
Крысолов исчез. Его нигде нет. Спрятался? Ушел?
Я уже привык к его тени, которая всегда поблизости, всегда рядом со мной, впереди, сзади, надо мной, подо мной. Поэтому его неожиданное отсутствие нервирует меня и пробуждает подозрения. Когда он был рядом, я знал, что мне грозит, знал, что он хочет убить меня, а я должен бежать, знал, что он охотится, а я – прячусь. Проснувшись, я втягиваю в ноздри воздух – не слышно ли его запаха? Настораживаю уши – не слышно ли его шагов? Выходя из норы, думаю – с какой стороны и каким способом он попытается подобраться ко мне?
Он всегда поджидал меня – а вернее, ждал, что я совершу ошибку, споткнусь, устану, заболею. Он ждал, а я привык к этой постоянно висящей надо мной угрозе – к этому серому человеку, который со временем становился все больше похож на огромную серую крысу.
Я высунул нос из норы, чтобы быстро пробежать по коридору, где мне так часто слышались его шаги. Крысолов не ждал меня. Его не было ни на помойках, ни на площади, ни у сточных колодцев, ни на базаре. Он не таился в прибрежных зарослях, не кружил вокруг рынков, не заглядывал в подсобки магазинов и столовых, не просиживал за маленьким столиком над чашкой кофе, всматриваясь в темнеющие под ближайшей стеной дыры.
Крысолова не было нигде. И со временем это его отсутствие стало значительно более обременительным, раздражающим и мучительным, чем его прошлые преследования, погони и хитроумные ловушки.
Может ли быть такое, что он наконец смирился? Не мог же он просто уйти? Не мог вдруг забыть обо всем? Как жить без того страха, в котором я жил почти со дня своего рождения? Без страха, ставшего моим образом жизни…
Крысолов существовал всегда, а вместе с ним существовал и мой страх. Теперь Крысолов исчез, а страх остался. И все же этот страх стал иным – более мучительным, потому что он рождается во мне самом, потому что этот страх создаю я сам, а не скрывающаяся в полумраке сгорбленная, почти крысиная тень Крысолова. И хотя Крысолова нет, я стараюсь вести себя так, будто он всегда рядом, за порогом, у ближайшей лужи или входа в нору.
Я давно его знаю и не доверяю его неожиданному отсутствию. Мне кажется, он наблюдает за мной – за тем, что я делаю, куда хожу. Он надеется, что сможет перехитрить меня, думает, что я стану беззаботным и неосторожным и тогда он поймает и убьет меня.
Помнишь, как это было? Когда в городе больше не осталось крыс, Крысолов вскрыл полы в старом, уже давно покинутом людьми доме…
Под досками сидела Большая Самка, закрывая широким телом выводок своих крысят. Захваченная врасплох, она схватила в зубы подвижный розовый комочек и побежала прочь.
Внезапно лишенные теплого прикрытия малыши стали расползаться в стороны…
Крысолов стоял над дырой в полу – так, что проскочить мимо него было невозможно – и убивал. Он давил кирпичами, камнями, разбивал в лепешку цепью, ведром, подковой, хлестал ремнем, топтал сапогами, бил палкой. Самка-мать в отчаянии металась от уже убитых крысят к ещё живым. Хватала в зубы изуродованные куски мяса, как будто они ещё могли воскреснуть, и таскала их вдоль стен, пытаясь найти хоть какое-нибудь укрытие.
Неужели Крысолов вернулся только ради нее? Ведь он уже выманил из нор и сточных каналов всех здешних крыс, вывел их к реке и утопил. Откуда было ему знать, что именно эту большую умную самку удержит в гнезде привязанность к своему голому и слепому потомству?
Она чувствовала себя в безопасности. Она успела поверить в то, что он ей больше не угрожает, ведь Крысолову нечего делать в городе, где уже не осталось крыс.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52