— Пухарчук! — не выдержал наконец Закулисный, завопив на весь дворец. — Сюда бегом!
Прибежал Пухарчук, которого тут же обступили учителя.
— И вы еще смеете утверждать, что это лилипут? — с пафосом воскликнула пышная брюнетка.
— Такие лилипуты не бывают! — выкрикнула нарумяненная пожилая женщина. — Это просто… — схватила она Женька за ухо и с силой повернула к себе, — это… какой-то карлик! Да нет, это даже не карлик! Мальчик, — строго склонилась к нему учительница, — сколько тебе лет?
Женек до отказа сморщил носик и дрожал от страха.
— Ты что молчишь?! — накинулась на него Закулисный. — Говори, кто ты?!
— Лилипут… — прошептал Пухарчук и заплакал.
— Артисты! — вскричала горбоносая, затянутая в глухое черное платье учительница. — Вам нельзя ни в чем верить! Я тоже знала когда-то одного артиста… Это, наверно, ваш сын! — накинулась она на Закулисного. — Ему учиться надо, а вы его на сцену!
— Мой сын?! — заорал Закулисный, хватая Женька за плечо, крутя его во все стороны. — Да я его из больницы взял, у него же «закрытая зона роста»! Меня самого надули! Это самый обыкновенный лилипут, уверяю вас!
— Знаем мы ваших черных лилипутов! Преподаватели уходили, обещали разорить осиное гнездо, но, как всегда, забыли это сделать.
— Сейчас иди работай, в гостинице разберемся! — покрылся пятнами Закулисный, наскакивая на меня.
И я послушно поплелся, хотя раньше убивал таких уродов на месте, одним движением головы в переносицу. Я шел и думал, что скоро Женек опять выбежит на сцену и радостно закричит: «Здравствуйте, ребята!» Я шел и думал, что скоро опять пойду по классам с радостной улыбкой: «Здравствуйте, ребята!» И еще я подумал, что на следующем спектакле десятиклассники, которые придут на этот удивительный «Мойдодыр», должны урыть Закулисного, а там было кому это сделать.
«А вы прямой левой давно не пропускали? — вспомнились слова Семенова. — А что, ринг — это тоже искусство!»

* * *
Вечером в гостинице «У озера», в номере категории «люкс» запуганного новенького тореадора привязали к позорному столбу корабельными канатами. Новичку дали в руки красный плащ и посыпали голову пеплом. На корриду были приглашены все желающие. Здесь был еще один опытный и закаленный матадор, которому было все до фени, он пришел насладиться зрелищем как тонкий знаток этой красивой и древней игры.
Стойло, в котором ублажали и немного поддразнивали быка, дрожало от рева. Ровно в семь вечера его дверцы открылись… Зрители не были испанцами, но уже привыкли к этому зрелищу, кровь не пугала их, однако и они закрыли лицо руками, когда бык с огромным животом помчался с душераздирающим криком:
— Я тебе сейчас покажу черный театр лилипутов!
Столб под тореадором треснул от этого удара, но не сломался. Новичок даже не успел взмахнуть плащом, как повис на канатах. Двое из зрителей еле оттащили быка. Его успокаивали, стирали кровь с рогов, доставали ведро с минеральной водой и потихоньку пощипывали, чтобы не остыл.
Закаленный в боях тореадор хотел было помочь новичку, но бык тут же вырвался из рук зрителей, и старый воин, с воплем, еще успел перескочить через заграждение. Вся арена была в крови, возле столба песок перестал впитывать влагу — и стояла огромная жуткая лужа. Новичок стонал, но его не спешили отвязывать: он должен побыть наглядным пособием для остальных.
— Где деньги за билеты, которые ты продал этим уркам?! — ревел бык. — Где деньги? Зачем ты приглашал этот класс?
Лучшее, что смог придумать тореадор, — это сказать, что он потерял деньги.
— Держите меня! — затрясся бык от гнева. — Это казенные деньги! Как ты их мог потерять? Кто тебе поверит? Вы их с Левшиным пропили!
Закаленному тореадору тоже досталось рогом в бок. Он привычно завопил, но тут же затих.
— Если это еще раз повторится, — выдохся наконец бык, — оба можете собирать чемоданы! Записывай! -прорычал он новичку. — Твои старшеклассники не расплатились. Не принес деньги 10 «А». Завтра пойдешь в школу за деньгами. Они или у классной руководительницы, или у кого-нибудь из класса, может быть, у старосты!
— А если они не ходили? — поднял окровавленную рожу тореадор.
— Мне все равно! Или деньги, или тридцать пять билетов!
«Слава богу, что 10 „Б“ ничего не задолжал», — вспомнил новичок о спортивном классе.
Зрители покинули зрелище, волоча за собой истерзанное тело тореадора.
— Я видел столько ублюдков! — неожиданно разбушевался в номере Левшин. — Но такого! Боже! — упал он на колени. — Сжалься, сделай так, чтоб наш ненаглядный сорвался… Коля, вам в институте искусств преподавали атеизм, подскажи хоть одну молитву!
— Только от бабки что-то помню, — усмехнулся Коля, — а в институте нам преподавали, как умудриться за пять лет обучения не умереть с голоду.
— Петя! — взмолился Левшин. — Ты мне друг, и ты это знаешь! Ты родился в деревне, там все верующие.
— Вот как другу и отвечаю, — прогудел Петя. — У нас в Отрадном все баптисты, у них таких молитв нет, чтобы Закулисный с иглы сорвался.
— Ну и черт с ним! — вскочил Витюшка. — Все равно сорвется.
Вскоре все разошлись кто куда. Видов с Левшиным пошли на свиданье. Горе — к баскетболистке.
«Сегодня не буду чистить зубы перед свиданьем, — решил я. — Да, не буду! И не надену свою любимую черную рубашку… одеколоном французским тоже не буду мазаться…»
Я лежал на кровати и думал. На свиданье меня просто никто не приглашал.
«Витюшку сегодня в гости позвали на домашнюю кухню. Видов с ним увязался. Я один. К Женьку, что ли, сходить? Он, наверно, опять в свою подзорную трубу смотрит. Что же он там выискивает? Какие миры? Везде одно и то же, куда ни наведи трубу. Неужели мы действительно одни во всей Вселенной разумные существа? Какая же все-таки скукотища!
А может быть, Женек уже нашел свой мир и живет в нем? В таком холодном и одиноком… Мир вечного страха, где тебя могут обидеть и оскорбить. Мир, где обречен быть один, без друзей. Его сегодняшний мир страшнее будущего… к этому миру нельзя привыкнуть.
Витюшкин мир — это бездомный костер в степи. Вокруг него всегда много народу, он ярко светит, тепла от него мало… Но он горит…
В том мире, где Женек, не загоралась даже веточка. Там вечное пепелище. Оно появилось с его рождением и останется с ним до его смерти.
У каждого свой мир, каждый мерзнет в нем на льдинах, трясется от тропической лихорадки, в этом мире раздаются детские голоса, в этом мире тебе может повезти — и ты найдешь себе друга, в этом мире случается любовь, в этом мире даже верят в счастье, в этом мире всегда что-то случается…
А в мире Женька ничего не может случиться, там холод, одиночество и слезы, прилипшие огромными льдинками на скалы… наскальные слезы Человека. Ребенок закричал — он родился, он жив, его услышали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63