— Что?
— Ее дочь! Я видела, как она приехала.
— При чем тут ее дочь, Хэттер?
Все вдруг выстроилось в логичную цепочку. Хэттер, идиотка ты несчастная!
— Эллисон никогда в жизни не получала никаких сигналов. Это все ее дочь. Джейсон использует наших персонажей в разговорах с кем-то другим. С ней!
— Ты торопишься с выводами.
— Вы думаете?
— Уверен. Джейсон любил тебя. Он никогда бы…
Но я уже вскочила с места и сказала Реджу, что должна идти. Он уговаривал меня остаться:
— Куда ты пойдешь, Хэттер? Ты сейчас сама не своя. Постой! О боже мой, останься здесь!
Только раз уж я что-то решила, Реджу меня не остановить. Я вышла и, слегка пьяная, поехала к дому Эллисон. Вот здесь я и сижу, в припаркованной у ее дома машине, печатаю на ноутбуке, жду, жду, жду, когда в доме загорится свет, и смотрю на две машины в гараже. Я готова сидеть здесь хоть до бесконечности.
Мне все тяжелее вспоминать Джейсона, его голос, интонацию, его особый взгляд на мир. Он как герой книги, который пытается понять окружающий мир. Как Джейсон говорил? Как улыбался? У меня остались фотографии. Снятые на видео барбекю у Барб и довольно откровенные пленки про нас вдвоем, которые я, по счастью, не выбросила. Но я слишком боюсь смотреть их, потому что это конец. После них уже ничего не останется. Когда-то из пакетиков улетучатся его запахи. Что же делать? Нет — Джейсон, как Господь Бог, снизошел ко мне и, поправ законы природы, сотворил чудо в моей жизни. Мы все повернуты на чудесах, хотя, по нашему же определению, чудес не происходит. Кто же тогда поставил глупого жирафа в чересчур мужской куртёнке на прилавок тем днем? Я стала апостолом Джейсона. Он вдохнул в меня жизнь, а я вдохнула жизнь в него. Я помню свое долгое одиночество. Помню, как строила в голове планы, каким образом не сойти с ума до старости. «Если ходить в кино хотя бы дважды в неделю: раз — в одиночку, второй — с подругой, — то можно скоротать два вечера», «Не звони очень часто замужним подружкам, а не то распугаешь их своим отчаянием», «Не соглашайся быть крестной для детей слишком многих твоих подруг, или превратишься в старую деву из анекдотов», «Не пей больше трех рюмок в день: ты слишком любишь спиртное, так и спиться недолго».
Когда мне было одиннадцать, я сломала руку, лазая по строящемуся рядом дому. Все лето промучилась в гипсе: под ним постоянно чесалось, а стекловолоконный каркас натирал руку. Я думала, это никогда не кончится, но прошли недели, гипс сняли, и — о приятный, свежий воздух! — через несколько часов я напрочь о нем забыла.
Так же и с Джейсоном. Стоило ему войти в мою жизнь, как я забыла о долгих годах, в течение которых вечерами бродила по книжным магазинам, стараясь не выдавать своего одиночества, а потом выпивала одну, вторую, третью банку пива, смотря по телевизору детективы или вечерние новости. Я совершенно забыла это ненавистное чувство, которое давит на живот сильнее голода и жажды, вместе взятых.
Несколько раз в нашу с Джейсоном убогую, но счастливую квартирку приезжали на ужин мои давние и одинокие подруги. Когда-то классные девчонки, которые ходили со мной на фильмы Мела Гибсона и на вечеринки в ресторанах — я всех их вычеркнула из жизни. Помню ужас в их глазах, когда они понимали, что лишаются еще одного близкого человека в этом мире. Иногда мои одинокие подруги дожидались, пока Джейсон уйдет, а потом начинали жаловаться на жестокий мир, который отнимает у них замечательных, дорогих им людей. Я не вникала — я радовалась, что сама не одинока. Я хотела отгородиться от чужого одиночества, и, если честно, то и от остальных людских страданий.
Хэттер, изменница, предала лучших подруг ради какого-то мужика.
Джейсон! Ты не какой-то мужчина. Ты — мой единственный. Однако ты таешь, как тает месяц перед рассветом. Может быть, завтра я тебя и не вспомню…
Понедельник, тремя днями позже
Ну вот, я опять на работе. Теперь уж в последний раз. Я сказала Ларри, что отрабатываю эту смену и ухожу. Бог знает, прочтет ли кто-нибудь мои слова. И все же вот что случилось.
Я клевала носом у дома Эллисон и только чудом успела заметить, как ее дочь выехала из гаража на красном «форде». Вскинувшись, я судорожно повернула ключ, схватилась за руль и последовала за ней по шоссе Маунтин, через мост Секонд Нэрроуз, повернула на улицу Коммишинер и поехала к центру города, мимо домов и консервных заводов, мимо груженных зерном, разрисованных и изгаженных голубями вагонов и исцарапанных окровавленных канистр с рыбными отходами, мимо автопогрузчиков и бетономешалок. К югу, за американской границей, возвышалась гора Бейкер — совсем как на заставках фильмов компании «Парамаунт», — а по безупречно чистому небу, видимо, для моего удовольствия, летели чайки и дикие гуси. Стоял ясный холодный октябрьский день. Не помню, чтобы я когда-нибудь прежде была так же внимательна к окружающему, как в тот момент, преследуя дочь Эллисон.
Глядя на ровную, как противень, гладь воды, я думала, что уже где-то такое видела. «Дежа-вю» — обманчивое чувство; оно как счастье: исчезает, стоит его распознать. А тут нет, держалось всю дорогу, почти полчаса. И я не чувствовала себя одинокой. Кто-то — призрак, что ли — сидел со мной в машине. В одном я уверена, это не Джейсон. Это был… нет, чепуха, больше в такие игры я не играю. Особенно после того, что произошло.
Так что же произошло?
Я проследовала за красным «фордом» до стоянки позади серого блочного здания — магазинчика принадлежностей для рыбной ловли. Магазинчик находился в маленькой промышленной зоне города, которую скоро обязательно облагородят; здесь уже появились художники. Дочь Эллисон заглушила мотор, вылезла из автомобиля, повернулась и уставилась на меня. Я тоже выключила мотор и вызывающе смотрела на нее в ответ, глаза в глаза, через разделяющие нас машины и асфальт. Джейсон как-то сказал, что взгляд в глаза — это самый близкий контакт с другим человеком. Забудьте про секс! Зрительный нерв — это фактически продолжение мозга, и когда два человека смотрят друг другу в глаза, они общаются мозг в мозг. Если бы у меня был тогда пистолет, то, не знаю, может, я бы даже ее и убила.
Потом что-то переломилось. Дочка Эллисон захлопнула дверцу, подошла к моей машине и сказала:
— Она вас обманывает.
Я даже не знала, что на это ответить.
— Дает вам глубже заглотить наживку.
Что тут скажешь?
— Меня зовут Джессика. Я знаю, зачем вы приехали. И могу все объяснить.
В ее голосе чувствовалась решимость сказать мне то, чего я не ожидаю и даже не хочу услышать. Я — сломленная женщина, и она это знала. Дочь Эллисон протянула мне руку. Я взялась за нее и вышла из машины. (Говорят, так идут «к свету», когда умирают.)
— Давайте сядем. Вот сюда. На клумбу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52