— Нет, спасибо, пора бежать. На работе заждались.
— Точно?
— Да, точно.
Я проводила ее до двери и вернулась досматривать кассету: известие про мать Бэмби не испортило мне удовольствия. Я даже чувствовала себя счастливой.
Я просмотрела финальные титры и заметила год, когда была отснята лента: MCMXLII — 1942. Бэмби уже нет на свете. Давным-давно обратился в прах вместе с Топотуном и Цветочком. Олени живут максимум восемнадцать лет, кролик способен протянуть от силы двенадцать, а скунс — в лучшем случае тринадцать. Хотя, если подумать, вовсе не так уж плохо стать прахом; земля — она влажная и рыхлая, зернистая, как овсяные оладьи с клубникой. Почва жива — ей же питать новые поколения. При таком подходе мысль о распаде в прах не кажется слишком мрачной.
Уильям, мой старший брат и, пожалуй, ближайший друг, тянул до вечера и нагрянул, когда только-только закончился фильм «На берегу». В самом прямом смысле слова я сидела, безмолвно уставившись на титры, и представляла радиоактивную планету, заполненную разложившимися трупами: в офисах, на кухнях, в машинах, на лужайках перед домом. Мне кажется, я даже забыла поздороваться, когда зашел Уильям, — только шмыгнула носом. Впрочем, упадническое настроение мигом развеялось, когда в комнату ворвались два племянничка-обормота, Хантер и Чейз — Зверь с Ловцом.
— Бог ты мой, Лиззи, ну и глаза у тебя — будто кто в снег помочился. Я на минутку: мне в Лондон ночным рейсом.
— Здравствуй, Уильям.
Близняшки в унисон заревели:
— Жр-р-рать хотим!
Чейз спешно пожаловался отцу, не сделав ни малейшей попытки замаскировать свои чувства:
— Здесь погано. Зачем мы приехали к тете Лиззи? Ты же игровые автоматы обещал.
Я сказала:
— Здравствуй, Хантер. Здравствуй, Чейз.
Те, как водится, не обратили на меня ни малейшего внимания.
Уильям повернулся к чадам:
— Да вам попробуй скажи, что мы к тете Лиззи собираемся — в машину не затащишь.
— Ты наврал!
— Нет, я никого не обманывал. И если — повторяю, «если» — вы будете слушаться, я, может быть, отвезу вас в игровую галерею. Так что заглохните и не мешайте взрослым разговаривать. — Уильям взглянул на меня и добавил: — Потихоньку становлюсь отцом.
— Потихоньку? Да ты давно им стал.
Близнецы ворвались в кухню и засекли остатки прежней роскоши.
— А желе еще есть?
— Нет.
— Ненавижу ее дом.
— Спасибо, Чейз. Угостись пудингом.
— Нам молочное нельзя.
Я взглянула на Уильяма.
— С каких пор?
— Из-за Нэнси, — ответил он.
— Ребятня, тогда крекеров пожуйте. Второй ящик сверху.
Они порылись и, ничего, кроме соленых галет, не обнаружив, шумно задвинули ящик.
— Хантер, пошли телик посмотрим. — Чейз всегда был за главного.
Мгновение спустя они оккупировали мой диван и, как морские губки, присосались к телевизору: показывали состязание по реслингу. Грохот стоял неописуемый — дешевая развлекаловка в полном разгаре. Хорошо хоть притихли, сорванцы.
— Не обязательно было приходить: у меня и так все отлично. Подумаешь, зубы мудрости.
— Матушка сказала, ты неважно выглядишь. И «очень подавлена».
— Даже так?
— У тебя тут как в курильне.
— Бывает, перехвачу сигаретку. Да еще Лесли забегала.
— А, тогда понятно. Давай шторы отдернем. Где ты их взяла — в лотерею выиграла? Или на распродаже для пенсионерок?
На самом деле шторы были здесь, когда я въехала, — горчично-желтые с набивным рисунком в золотисто-оранжевых тонах. Подозреваю, подбирала жена какого-нибудь ответственного бригадира по сдаче стройки.
— Прекрати, Уильям. Я все прекрасно понимаю: самое обыкновенное уродство. — Неужели моя квартира и впрямь наводит тоску? На ковре виднелись два небольших затертых пятна: неудачно приземлился кусочек пиццы и маркер из рук выпал, когда я подписывала рождественские подарки.
— Нэнси не смогла приехать. Просила передать тебе всех благ, — сказал брат.
— Взаимно. — Это, конечно, надо понимать как шутку, поскольку мы с Нэнси друг друга не переносим. Однажды в День Благодарения меня угораздило ляпнуть, будто она злоупотребляет парфюмерией. Нэнси немедленно парировала: мол, у меня не прическа, а пробковый шлем от солнца. Мы так и не восстановили приятельских отношений; напротив, со временем наши разногласия лишь усилились.
С дивана раздался истошный визг — Чейз нажал кнопку на пульте, которая каким-то образом отключает сигнал: на полную мощность врубился «белый шум», отчего я заскрежетала оставшимися зубами. Мальчишки начали горланить, обвиняя друг дружку, а потом заспорили, как наладить изображение; в итоге все-таки снизошли до того, чтобы спросить меня. Я сделала вид, будто не знаю, надеясь, что тогда они скорее уйдут. Уильям подошел к телевизору и выключил его, не забыв отвесить сорванцам по хорошей затрещине:
— Вы не у себя дома, паршивцы.
Мальчишки зашмыгали носом, на что их отец заметил:
— Ну-ну, только похнычьте! Со мной шутки плохи, это вам не перед мамочкой нюни распускать, ясно? — И обернулся ко мне. — Лиззи, у тебя выпить есть? Уф-ф, виски бы сейчас.
— Только «Бейлис». С Рождества стоит.
— Наливай.
Чейз спросил:
— А что такое «Бейлис»?
— То, что тебе не светит, — отрезал папуля.
Мальчики притихли — даже как-то подозрительно. Атмосфера накалилась; воздух стал теплым и влажным, будто перед грозой. Все ждали бури, и я им ее устроила:
— А папа не рассказывал, как я нашла труп?
У мелюзги глаза из орбит вылезли.
— Чего? — Они недоверчиво уставились на отца.
— Было, было.
— Где? Когда?
— В классе, наверное, шестом. Да, Лиз?
— В пятом. Я тогда была вам ровесница, племяшки.
— Ну, как это случилось?
Уильям насупился:
— Если будете помалкивать, мы, может быть, скоро узнаем.
Протянув брату рюмочку «Бейлиса», я начала:
— Однажды я гуляла вдоль железнодорожных путей…
— А где?
— Далеко отсюда, у бухты Подковы.
Хантер спросил:
— Одна?
Чейз взглянул на меня и поинтересовался:
— Тетя Лиззи, а у вас друзья есть?
Я сказала:
— Спасибо, Чейз. Короче говоря, дело было летом, я собирала ежевику. Совершенно самостоятельно. Зашла за поворот и заметила на насыпи какую-то тряпицу в зарослях бобыльника. Из окон пассажиры чего только не выбрасывают — пакетики от сока, банки из-под газировки, — поэтому я поначалу и внимания не обратила. Однако, подойдя ближе, рассмотрела цветастую рубашку, потом ботинки… и поняла, что это человек.
До сих пор я нисколько не врала. Там действительно лежал мужчина, хотя затем мальчики услышали сильно отретушированный вариант. Им столько же лет, сколько и мне тогда, но я думаю, что Хантер и Чейз еще не созрели. Да, теперь и я сужу о них предвзято — так же, как тогда окружающие отнеслись к настырной девчонке-школьнице с ее историей о мертвом теле.
А случилось вот что:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58