— Мои карманы? Зачем?
— Вас не должны опознать. Если с вами что-то случится и узнают, что вы наш отец, нас обвинят в соучастии.
Папа говорит:
— Да вы обо всем подумали!
Мы говорим:
— Мы должны позаботиться о собственной безопасности.
Мы обыскиваем его одежду. Мы забираем его бумаги, удостоверение личности, записную книжку с адресами и телефонами, трамвайный билет, счета, квитанции и мамину фотографию. Все это мы сжигаем в кухонной плите — все, кроме фотокарточки.
В одиннадцать часов мы выходим из дома. Каждый из нас несет по доске.
Папа не несет ничего. Мы сказали ему просто идти за нами и стараться не шуметь. Мы подходим к границе, велим папе лечь на землю за большим деревом и не шевелиться.
Вскоре в нескольких метрах от места, где мы прячемся, проходит патруль из двух человек. Мы слышим, как они разговаривают:
— Интересно, что дадут на обед?
— Да что могут дать — небось такое же дерьмо, как обычно.
— Ну, дерьмо дерьму рознь. Вчера, к примеру, в рот взять нельзя было, а иной раз ничего, есть можно.
— Ничего, говоришь? Попробовал бы ты, как моя мама суп варит!
— Я не пробовал суп у твоей мамы; у меня мамы вообще не было. Так что я всю жизнь ничего, кроме дерьма, и не пробовал. В армии его хоть вдоволь, а иногда и на вкус не так уж плохо…
Патруль удаляется. Мы говорим:
— Давайте, папа. У нас двадцать минут до следующего патруля.
Папа берет под мышку две доски и бежит вперед. Он прислоняет одну доску к забору и карабкается вверх.
Мы ложимся на землю за стволом большого дерева лицом вниз, зажав уши руками и открыв рот.
Раздается взрыв.
Мы бежим к ограждению, захватив спрятанные доски и мешочек с драгоценностями.
Папа лежит около следующего ограждения.
Да, перейти границу возможно: для этого надо пустить перед собой кого-нибудь.
Взяв мешочек, ступая точно в папин след, потом перепрыгнув через неподвижное тело папы, один из нас уходит в другую страну.
Второй возвращается в бабушкин дом.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25