А внутренние? Разве причина нашей нищеты и наших бед — не наши собственные грешники, ростовщики, кровопийцы, деспоты, которые внешне выглядят праведниками? Ты ведь и сам понимаешь, что надежду на счастье и победу можешь дать своим несчастным братьям только объявлением войны внутренним врагам! Ты отлично знаешь, что вести эту войну будут не отважные герои, а доносчики, палачи, полицейские. Надо показать отчаявшимся виновного в их нищете, да так, чтобы они поверили, что, когда ему отрубят голову, на землеустановится рай. Последние триста лет мы только этим и занимаемся. Чтобы дать надежду нашим братьям, указываем на виновных, живущих среди них. А поскольку надежда нужна, как хлеб, люди верят. Самые умные и порядочные из виновных понимают, что все вершится согласно таким рассуждениям, и поэтому, совершив небольшой проступок, они еще до вынесения приговора умножают свою вину в десять раз, чтобы таким образом дать надежду несчастным братьям. Некоторых мы даже прощаем, и они присоеди няются к нашей охоте за виновными. Надежда, как и Коран, питает не только духовную, но и мирскую нашу жизнь, ибо надежду и свободу мы ждем оттуда же, откуда ждем хлеб.
3. Я знаю, ты силен и можешь совершить все нелегкие дела, которых ждут от тебя, тыв состоянии в мгновение ока найти в толпе виновных и даже, пусть и неохотно, подвергнуть их пыткам, все это ты можешь, потому что ты — Он. Но сколько можно тешить людей надеждой? Через некоторое время они увидят, что дело не идет на лад. Хлеба у них не станет больше, и надежда, связанная с тобой, станет улетучиваться. Они опять начнут терять веру в Книгу и в оба мира и снова погрузятся в глубокое уныние, безнравствен ность, духовную нищету, в которых недавно пребывали. Самое ужасное, что они станут сомневаться в тебе, ненавидеть тебя. Доносчики начнут испытывать угрызения совести перед теми, кого они с радостью сдали твоим палачам и мучителям; полицейские и тюремщики так устанут от бессмысленности своих занятий, что их не утешат ни имеющиеся у них новейшие орудия пыток, ни даруемая тобой надежда; они решат, что несчастные, висящие на виселицах, как гроздья винограда, зря были принесены в жертву. И в день Страшного суда ты увидишь, что они больше не верят ни тебе, ни историям, которые ты им рассказываешь; а когда не будет истории, в которую все верят сообща, у каждого появится своя история, каждый будет верить в нее и захочет ее рассказать. По заму соренным улицам многолюдных городов, по их грязным площадям, где никак не могут навести порядок, миллионы нищих будут бродить со своими рассказами, неся их гордо, как венец мучеников. И тогда в их глазах ты перестанешь быть Им: ты станешь Даджалом, а Даджал — тобой! И они захотят верить не твоим, а его, Даджала, рассказам. Я или кто — то вроде меня, вернувшийся с победой, станет Даджалом. И он скажет этим несчастным, что ты годами обманывал их, нес им не надежду, а ложь, что ты — не Он, а Даджал. Впрочем, возможно, в этом и не будет необходимости, потому что или сам Даджал, или какой-нибудь несчастный, убедившись, что ты много лет обманывал его, ночью на темной улице разрядит пистолет в твое бренное тело, которое прежде считалось неуязвимым для свинца. Вот так, из-за того, что ты долгие годы, давая им надежду, обманывал их, однажды ночью на грязной мостовой, к которой ты уже привык и даже начал любить ее, найдут твое мертвое тело.
Любовные истории в снежной ночи. Те, кто бродит с немощными в поисках историй и легенд.
Мевляна
Когда Галип вышел на проспект, часы показывали второй час ночи, но по улицам, покрытым снегом, все еще бродил народ. «На улице за английским консульством, — припомнил Галип, — есть одно заведение, открытое до утра, куда ходят не только провинциалы, приезжающие из Анатолии транжирить деньги, но и приличная публика!» Подобные сведения с иронией сообщали иллюстрированные журналы, которые любила рассматривать Рюйя.
Перед старинным зданием отеля «Токатлаян» Галип столкнулся с Искендером. Заметно было, что тот изрядно выпил. Оказывается, он показывал телевизионной группе Би-би-си Стамбул «Тысячи и одной ночи» (собаки у мусорных ящиков, торговцы наркотиками и коврами, пузатые танцовщицы, исполняющие танец живота, сводники и т. п. ). В кафе на окраине, куда он повел англичан, какой-то человек с портфелем затеял из-за чего-то ссору (не с ними), и полицейские уволокли его, а второй участник спора выпрыгнул в окно и удрал. После скандала сидеть в кафе больше не хочется, и они идут дальше искать приключений, Галип, если хочет, может к ним присоединиться. Они прошлись по Бейоглу, купили сигареты без фильтра для Искендера и отправились к дому, на котором была вывеска «Ночной клуб».
Галипа встретили шумно, но без особого интереса. Красивая англичанка с Би-би-си рассказывала историю. Оркестр умолк, выступал фокусник: он доставал из коробок коробки, а из них еще коробки. У ассистентки были кривые ноги, а внизу живота виднелся след кесарева сечения. Галип подумал, что такая женщина могла родить не ребенка, а только сонного кролика, вроде того, что она держала в руках.
Сидящие за столом по очереди рассказывали любовные истории. Искендер переводил рассказ англичанки. Галип внимательно вслушивался, пытаясь по выразительному лицу женщины угадать начало рассказа, которое он пропустил. Из того, что он услышал, было ясно, что какая-то женщина (Галип подумал, что это сама рассказчица) пыталась растолковать мужчине, с которым была знакома с девяти лет, смысл изображения на византийской монете, найденной водолазом на дне моря; мужчина, ослепленный любовью к женщине, никак не мог увидеть то, что видела она, но зато он сочинил любовные стихи. "Таким образом, — перевел Искендер, — двоюродные брат и сестра поженились благодаря византийской монете, поднятой со дна моря водолазом. Женщина изменилась под воздействием волшебного лица, отчеканенного на монете. Но мужчина не заметил этого. И до конца жизни женщина жила в одиночестве в башне. (Галип подумал, что женщина бросила мужчину. ) Галипу показалось наигранным сочувствие к «человеческим» чувствам, которое изображали сидящие за столом. Он не ожидал, что все будут, как он, радоваться, что красивая женщина покинула никчемного мужчину. Но такой трагический конец истории «красивой» женщины был совершенно нелепым, и после завершающей, произнесенной с пафосом эффектной фразы наступило тягостное молчание.
Следующим рассказчиком был пожилой фотограф.
Лет тридцать назад в его маленькое ателье зашел слуга и пригласил мастера в один из домов, расположенных вдоль трамвайной линии в Шишли (Фешенебельный район в центре Стамбула). Отправляясь по указанному адресу, он терялся в догадках: почему для съемок развлечений богатых позвали именно его, работающего в ресторанах, а не кого-нибудь из его коллег, гораздо больше подходящих для подобного случая.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
3. Я знаю, ты силен и можешь совершить все нелегкие дела, которых ждут от тебя, тыв состоянии в мгновение ока найти в толпе виновных и даже, пусть и неохотно, подвергнуть их пыткам, все это ты можешь, потому что ты — Он. Но сколько можно тешить людей надеждой? Через некоторое время они увидят, что дело не идет на лад. Хлеба у них не станет больше, и надежда, связанная с тобой, станет улетучиваться. Они опять начнут терять веру в Книгу и в оба мира и снова погрузятся в глубокое уныние, безнравствен ность, духовную нищету, в которых недавно пребывали. Самое ужасное, что они станут сомневаться в тебе, ненавидеть тебя. Доносчики начнут испытывать угрызения совести перед теми, кого они с радостью сдали твоим палачам и мучителям; полицейские и тюремщики так устанут от бессмысленности своих занятий, что их не утешат ни имеющиеся у них новейшие орудия пыток, ни даруемая тобой надежда; они решат, что несчастные, висящие на виселицах, как гроздья винограда, зря были принесены в жертву. И в день Страшного суда ты увидишь, что они больше не верят ни тебе, ни историям, которые ты им рассказываешь; а когда не будет истории, в которую все верят сообща, у каждого появится своя история, каждый будет верить в нее и захочет ее рассказать. По заму соренным улицам многолюдных городов, по их грязным площадям, где никак не могут навести порядок, миллионы нищих будут бродить со своими рассказами, неся их гордо, как венец мучеников. И тогда в их глазах ты перестанешь быть Им: ты станешь Даджалом, а Даджал — тобой! И они захотят верить не твоим, а его, Даджала, рассказам. Я или кто — то вроде меня, вернувшийся с победой, станет Даджалом. И он скажет этим несчастным, что ты годами обманывал их, нес им не надежду, а ложь, что ты — не Он, а Даджал. Впрочем, возможно, в этом и не будет необходимости, потому что или сам Даджал, или какой-нибудь несчастный, убедившись, что ты много лет обманывал его, ночью на темной улице разрядит пистолет в твое бренное тело, которое прежде считалось неуязвимым для свинца. Вот так, из-за того, что ты долгие годы, давая им надежду, обманывал их, однажды ночью на грязной мостовой, к которой ты уже привык и даже начал любить ее, найдут твое мертвое тело.
Любовные истории в снежной ночи. Те, кто бродит с немощными в поисках историй и легенд.
Мевляна
Когда Галип вышел на проспект, часы показывали второй час ночи, но по улицам, покрытым снегом, все еще бродил народ. «На улице за английским консульством, — припомнил Галип, — есть одно заведение, открытое до утра, куда ходят не только провинциалы, приезжающие из Анатолии транжирить деньги, но и приличная публика!» Подобные сведения с иронией сообщали иллюстрированные журналы, которые любила рассматривать Рюйя.
Перед старинным зданием отеля «Токатлаян» Галип столкнулся с Искендером. Заметно было, что тот изрядно выпил. Оказывается, он показывал телевизионной группе Би-би-си Стамбул «Тысячи и одной ночи» (собаки у мусорных ящиков, торговцы наркотиками и коврами, пузатые танцовщицы, исполняющие танец живота, сводники и т. п. ). В кафе на окраине, куда он повел англичан, какой-то человек с портфелем затеял из-за чего-то ссору (не с ними), и полицейские уволокли его, а второй участник спора выпрыгнул в окно и удрал. После скандала сидеть в кафе больше не хочется, и они идут дальше искать приключений, Галип, если хочет, может к ним присоединиться. Они прошлись по Бейоглу, купили сигареты без фильтра для Искендера и отправились к дому, на котором была вывеска «Ночной клуб».
Галипа встретили шумно, но без особого интереса. Красивая англичанка с Би-би-си рассказывала историю. Оркестр умолк, выступал фокусник: он доставал из коробок коробки, а из них еще коробки. У ассистентки были кривые ноги, а внизу живота виднелся след кесарева сечения. Галип подумал, что такая женщина могла родить не ребенка, а только сонного кролика, вроде того, что она держала в руках.
Сидящие за столом по очереди рассказывали любовные истории. Искендер переводил рассказ англичанки. Галип внимательно вслушивался, пытаясь по выразительному лицу женщины угадать начало рассказа, которое он пропустил. Из того, что он услышал, было ясно, что какая-то женщина (Галип подумал, что это сама рассказчица) пыталась растолковать мужчине, с которым была знакома с девяти лет, смысл изображения на византийской монете, найденной водолазом на дне моря; мужчина, ослепленный любовью к женщине, никак не мог увидеть то, что видела она, но зато он сочинил любовные стихи. "Таким образом, — перевел Искендер, — двоюродные брат и сестра поженились благодаря византийской монете, поднятой со дна моря водолазом. Женщина изменилась под воздействием волшебного лица, отчеканенного на монете. Но мужчина не заметил этого. И до конца жизни женщина жила в одиночестве в башне. (Галип подумал, что женщина бросила мужчину. ) Галипу показалось наигранным сочувствие к «человеческим» чувствам, которое изображали сидящие за столом. Он не ожидал, что все будут, как он, радоваться, что красивая женщина покинула никчемного мужчину. Но такой трагический конец истории «красивой» женщины был совершенно нелепым, и после завершающей, произнесенной с пафосом эффектной фразы наступило тягостное молчание.
Следующим рассказчиком был пожилой фотограф.
Лет тридцать назад в его маленькое ателье зашел слуга и пригласил мастера в один из домов, расположенных вдоль трамвайной линии в Шишли (Фешенебельный район в центре Стамбула). Отправляясь по указанному адресу, он терялся в догадках: почему для съемок развлечений богатых позвали именно его, работающего в ресторанах, а не кого-нибудь из его коллег, гораздо больше подходящих для подобного случая.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76