— Знают?-сказал Галип, усаживаясь. — Ты неверно употребляешь это слово. Они меня всего лишь видели. Сегодня я — совсем другой. Они не знают ни того человека, которого видели тогда, ни меня сегодняшнего. К тому же они наверняка считают, что все турки на одно лицо.
— Даже если я скажу, что в тот день они видели не тебя, а другого человека, все равно они считают, что Джеляль Салик старше.
— Да что они знают о Джеляле? Им кто-то сказал: поговорите еще и с этим журналистом, это украсит вашу профамму. И они записали имя. Наверняка они не интересовались его возрастом, не видели его фотографии.
В этот момент в конце зала, где шла съемка исторического фильма, раздался хохот. Они посмотрели в сторону смеющихся.
— Чему они смеются? — спросил Галип.
—Не пойму, — ответил Искендер, однако улыбался, будто знал, в чем дело.
— Никто из нас не является самим собой, — сказал Галип шепотом, словно открывая тайну, — никто не может быть самим собой. Ты никогда не думал о том, что каждый видит тебя другим? Ты абсолютно уверен, что ты — это ты? А уверен ли ты в том человеке, который уверен, что ты-это ты? Чего хотят эти люди? Разве человек, которого они ищут, не есть всего-навсего иностранец? Он поделится своими горестями с английскими телезрителями, сидящими перед телевизорами после ужина, и его рассказ, быть может, произведет на них впечатление. Так вот, у меня как раз есть подходящая история! Нет надобности, чтобы кто-то видел мое лицо. Пусть они не показывают лицо крупным планом. Знаменитый и загадочный турецкий журналист, опасающийся гонений правительства, политического убийства, мести участников военного переворота, — и самое главное, не забывай, что я мусульманин, — пожелал, не раскрывая себя, ответить на вопросы Би-би-си. Это же еще лучше, разве нет?
— Да, — согласился Искендер. — Я позвоню наверх, они ждут.
Галип наблюдал за съемкой в другом конце зала. Османский паша, в феске, с бородой, в новенькой, увешанной орденами форме, разговаривал со своей покорной дочерью, которая слушала любимого отца, но лицо ее было повернуто не к нему, а в сторону работающей камеры, позади которой почтительно и молча стояли официанты и горничные.
— Помощи нам ждать неоткуда, надеяться не на кого, весь мир настроен враждебно к туркам! — говорил паша. — Видит Аллах, мы вынуждены пожертвовать и этой крепостью…
— Но, дорогой отец, посмотрите, у нас же еще есть… — начала девушка и показала не столько отцу, сколько зрителям книгу, которую держала в руках. Галип не понял, что это за книга. Он понял только, что это не Коран, и ему стало интересно, что это за книга, но и при съемке дубля названия он не разобрал.
Некоторое время спустя, поднявшись на старинном лифте, он вошел в 212-й номер.
В комнате находились три английских журналиста, которых он видел в клубе. Мужчины со стаканчиками ракы в руках налаживали камеру и освещение. Женщина оторвалась от журнала, который читала.
— Перед вами наш известный журналист Джеляль Салик, — представил Искендер Галипа по-английски.
— Очень приятно! — отозвались одновременно женщина и мужчины.
— А мы раньше не встречались? — поинтересовалась женщина.
— Она спрашивает, не встречались ли вы прежде, — перевел Искендер.
— Где? — спросил Галип.
— В клубе, — ответила женщина.
—Я не хожу в клубы. Никогда в жизни я не посещал подобные заведения. Я не люблю многолюдные места, по-моему, это просто повредило бы моему духовному здоровью и нарушило мое одиночество, необходимое для творческой работы. Должен сказать, что моя напряженная журналистская работа, усилившиеся в последнее время политические гонения и участившиеся убийства не позволяют мне вести ночную жизнь. Однако я знаю, что не только в Стамбуле, но по всей Турции есть много людей, которые считают себя Джелялем Саликом, представляются Джелялем Саликом. Более того, когда я по ночам ходил, переодевшись, по кварталам бедняков, я познакомился и даже подружился с некоторыми из них; я встречал людей, которые так перевоплощались в меня, что мне становилось страшно. Стамбул — это очень большая, необъяснимая страна.
Пока Искендер переводил, Галип смотрел через раскрытое окно на Золотой Рог и тусклые огни Стамбула: в мечети Явуза Султана Селима сделали подсветку специально для туристов, но поскольку, как это обычно бывает, часть ламп украли, мечеть выглядела странной, мрачной грудой камней, напоминавшей черный рот однозубого старика. Когда Искендер кончил переводить, женщина весело и немного шутливо извинилась, сказав, что, видимо, с кем-то перепутала господина Салика. Кажется, она решила принять эту непонятную ситуацию и самого Галипа как странную особенность турок; так обычно ведут себя терпимые и образованные люди, сталкиваясь с другой культурой: я не понимаю, но отношусь с уважением. Галипу понравилась эта сообразительная женщина-актриса, которая видела, что документы подделаны, но не стала портить игру. Разве она не похожа немного на Рюйю?
Когда установили лампы, камеру, микрофоны и Галип уселся в кресло, которое черные электрические шнуры делали похожим на электрический стул, все заметили, что Галип нервничает. Один из мужчин с улыбкой протянул Галипу стакан, налил ракы и добавил в него воду. Женщина, тоже с улыбкой, продолжая игру, поставила видеокассету и с озорным видом, словно собиралась показывать порнографический фильм, нажала на клавишу; на маленьком экране замелькали кадры, отснятые в Турции за восемь дней. Англичане смотрели их молча, но нельзя сказать, чтобы совсем без интереса: веселый акробат-нищий, демонстрирующий переломанные руки и вывернутые суставы ног; бурный политический митинг и пламенный лидер, делающий заявление после митинга; два пожилых человека играют в нарды; мейхане и клубы; продавец ковров, гордо стоящий перед витриной своей лавки; кочевники, поднимающиеся на холм с верблюдами; мчащийся поезд, окутанный паровозным дымом; дети перед лачугами, машущие руками; женщины в чарщафах смотрят на апельсины в овощной лавке; прикрытый газетой труп-жертва политического убийства; старый носильщик, перевозящий рояль на конной повозке.
— Я знаю этого носильщика, — сказал вдруг Галип, — это тот самый носильщик, который больше двадцати лет назад перевозил нас из дома Шехрикальп.
Присутствующие серьезно смотрели, как старый носильщик умело заводил в сад старого дома запряженную лошадью телегу, на которой возвышался рояль, и улыбался в камеру.
— Рояль Наследника вернулся обратно, — сказал Галип и услышал чей-то голос, чей — он не понял, но вдруг четко осознал, что все идет как надо.-Когда-то во дворце, на том месте, где вы сейчас видели старый дом, жил Наследник. Я расскажу его историю!
Искендер повторил, что знаменитый журналист пришел сюда для того, чтобы сделать важное заявление.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76