– Свободу птицам, – тихо произнес Клифф и прокашлялся.
– Что, что это такое? – оторопел Марти.
– Свободу птицам! – заорал Клифф с возрастающей уверенностью. – Свободу птицам!
Марти покачал головой.
– У тебя есть ключ от этой штуковины, ты, вонючий кусок дерьма?
В сумерках галереи мы наблюдали за сценой, разворачивавшейся на дюжине мониторов, светящихся в темноте. Режиссер продолжал дирижировать пятью операторами. «Второй, оставайтесь на Марти… четвертый, дайте крупный план наручников…» Но у меня возникло такое ощущение, какое бывает только тогда, когда в прямом эфире случается нечто ужасное, – странная смесь легкой тошноты, паралича и почему-то восхищения. Эти чувства образуются где-то на дне желудка и мгновенно захватывают полностью все ваше существо.
И тут снова появилась муха, на несколько секунд зависла над головой Клиффа, после чего осуществила безупречную посадку ему на переносицу.
– Свободу птицам!
Марти посмотрел на свою руку, не веря, что он действительно прикован к этому грязному типу, на котором от жара юпитеров потек грим. Затем он схватил графин с водой, стоявший между ними на столике, и, как будто пытаясь прихлопнуть муху, изо всех сил ударил им Клиффа в лицо. Вода и кровь брызнули во все стороны. В кулаке Марти осталась ручка от графина.
– Трахал я в задницу этих птиц, – высказался он, – а заодно и дыру в озоновом слое!
Дежурный менеджер появился в камере с разинутым от изумления ртом, наушники болтались у него вокруг шеи.
Клифф закрыл ладонью свой разбитый нос. Кто-то в публике начал свистеть. И я понял, что мы пропали. Марти сделал именно то, чего на такой передаче, как у нас, делать было нельзя ни в коем случае. Он потерял связь с аудиторией.
В галерее разом зазвонили все телефоны, как будто хотели почтить память моей чудесной карьеры, ныне отправившейся прямым ходом в канализацию.
Студийная муха снова появилась на всех мониторах, совершила круг почета и с достоинством удалилась.
* * *
– Я такая дура, – сказала Сибхан через пару часов, сидя в опустевшей галерее. – Это все из-за меня. Не нужно было приглашать его. Я могла бы и догадаться, что он хочет использовать нас и отчебучить что-нибудь в этом духе. Он ведь всю жизнь был эгоистичным ублюдком. Ну зачем я это сделала? Хотела произвести на всех впечатление. И вот видишь, что произошло.
– Ты совсем не дура, – успокоил ее я. – Это Марти повел себя как дурак. Клифф – замечательный гость. Несмотря на то, что произошло, он и продолжает оставаться замечательным гостем.
– Что же теперь будет? – спросила она и вдруг показалась совсем молоденькой. – Что с нами сделают?
Я покачал головой и содрогнулся.
– Скоро мы об этом узнаем. – Я уже устал думать на эту тему. – Давай уйдем отсюда.
Я отослал Марти домой, тайком выведя его через запасный выход, где ждало такси, и предупредил, чтобы он ни с кем не разговаривал. Пресса растерзает его на куски – в этом можно не сомневаться. Меня больше беспокоило, что наше начальство сделает с ним. Точнее, с нами. Я знал, что им нужно «Шоу Марти Манна». Но вряд ли оно им нужно до такой степени.
– Уже так поздно, – сказала Сибхан, когда мы зашли в лифт. – Где бы мне поймать такси?
– А где ты живешь? – поинтересовался я.
Мог бы и сам догадаться, что она назовет Кэмден-Таун. Она просто должна была жить в одном из этих рабочих районов, которые колонизовали люди в костюмах. Это было не так уж и далеко от нашего домика возле Хайбери-Корнер. Мы жили на разных концах одной и той же улицы. Но дом Сибхан был на том конце Кэмден-роуд, где стремились к богемной жизни, а я жил на том конце, где мечтали об окраинах.
– Я могу тебя подбросить, – сказал я.
– Что, неужели на твоей «Эм-Джи-Эф»?
– Естественно.
– Суперски!
Мы рассмеялись, впервые за много часов, хотя я толком не мог понять почему, и спустились на лифте на подземную стоянку, где в совершенном одиночестве стоял маленький красный автомобиль. Было поздно. Почти два. Я посмотрел, как она ловко скользнула в машину и уютно устроила под приборной доской свои ноги.
– Я не собираюсь больше говорить об этом, – сказала она, – но я бы хотела поблагодарить тебя за сегодняшний вечер, за то, что ты не рассердился на меня. Спасибо.
Это было вежливое извинение за что-то такое, за что ей вовсе не нужно было извиняться. Я посмотрел на ее бледное ирландское лицо и впервые понял, как сильно она мне нравится.
– Не дури, – сказал я, быстро включив зажигание, чтобы скрыть свое смущение. – Мы ведь с тобой сражаемся по одну сторону баррикады, верно?
Была теплая летняя ночь, тот час, когда на улицах меньше всего машин. Двадцать минут спустя мы проехали мимо закрытого ставнями оптового рынка, трусливо жмущихся друг к дружке иностранных забегаловок и барахолок с гротескно-преувеличенными вывесками – гигантские ковбойские сапоги, плетеные кресла для великанов и грандиозные виниловые плиты нависали над улицей, как неудачные галлюцинации от плохого наркотика. Когда-то мы с Джиной по субботам ездили сюда за покупками. Это было так давно…
Сибхан говорила мне, куда ехать, пока мы не остановились у большого белого особняка, который давно уже разделили на квартиры.
– Ну что ж, – сказал я, – спокойной ночи.
– Спасибо за все, – повторила она.
– Пожалуйста.
– Слушай, вряд ли я сейчас смогу заснуть. После сегодняшнего-то. Может, хочешь зайти выпить?
– Если я выпью, то, наверное, не засну, – сказал я, проклиная себя за то, что разговариваю как пенсионер, которому нужно бежать домой, в свое гнездышко, где его ждут теплое какао и клеенка под простыней.
– Точно? – спросила она, и мне до смешного польстило, что в ее голосе прозвучало легкое разочарование. Кроме того, я знал, что второй раз предлагать она не станет.
«Отправляйся домой, – приказал мне внутренний голос. – Откажись с вежливой улыбкой и немедленно отправляйся домой».
И может быть, я так бы и поступил, если бы она мне чуть меньше нравилась.
Может быть, я так бы и поступил, если бы вечер выдался не такой трудный.
Может быть, я так бы и поступил, если бы мне не должно было вскоре исполниться тридцать.
Может быть, я так бы и поступил, если бы ее ноги были на пару дюймов короче.
– О'кей, – небрежно хмыкнул я. – Звучит неплохо.
Сибхан бросила на меня быстрый взгляд, и спустя мгновение мы уже целовались. Она обхватила меня руками за шею и тянула за волосы маленькими нетерпеливыми пальчиками. «Странно, – подумалось мне. – Джина никогда так не делает».
5
Ребенок меняется моментально. Стоит отвернуться буквально на пару секунд, а когда поворачиваешься обратно, он уже успел превратиться в кого-то другого.
Я помню, как Пэт в первый раз по-настоящему улыбнулся. Он был маленьким, толстеньким, лысеньким человечком, миниатюрным Уинстоном Черчиллем в ползунках, и хныкал, потому что у него резались зубки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79