Никогда в жизни со мной не случалось ничего важнее. Так вот – да, у меня роман с Барри, и если слухи об этом дойдут до администрации, меня уволят. Поэтому я хотела бы попросить вас об одолжении. Я хочу, чтобы вы, мой любимый класс, убили эти слухи в зародыше. Сейчас знают лишь несколько человек, и я уверена, что вы-то в курсе, кто именно. Я прошу вас объяснить им мое положение – рассказать им то, что я рассказала вам. За всю свою жизнь я не говорила такой правды. Я и подумать не могла, что буду так счастлива. Пожалуйста, объясните им – мне нужна эта работа, раз я собираюсь жить без мужа. Надеюсь, вы понимаете. Я знаю, что не нужно было вам доверяться, но вы друзья Барри, так что я рискну. Если вы хоть чуть-чуть похожи на него, я в безопасности. Спасибо – спасибо вам за помощь. Я сейчас пойду, у вас будет время подумать.
И ушла.
Ебаный карась!
Глава двадцать вторая
Через два часа тысяча триста парней знали все подробности половой жизни миссис Мамфорд, включая форму ее сосков, когда она возбуждена, и через неделю ее уволили.
Версия, которую вы только что прочитали, почти точно воспроизводит ту историю, которая разошлась по школе и стоила миссис Мамфорд работы. Хотя это не дословный пересказ того, что было в классе, все принципиальные вещи, сказанные ею, там есть. Я лишь немного их раскрасил. Помог ей полнее выразиться. К деталям всегда придираются, но если вы поспрашиваете в Северном Лондоне, вам расскажут именно эту историю. Она стала общепринятой правдой. Без тени сомнения. Неопровержимо.
То, что миссис Мамфорд выкинули из школы, не было большой трагедией, но когда я узнал, что исключили Барри, у меня внутри все перевернулось. Я чуть не решил, что это моя вина.
В ближайшие выходные я отправился к ним в Ноттинг-Хилл, и миссис Мамфорд... Маргарет...
была, по понятным причинам, очень зла. Я сказал, как ужасно, с моей точки зрения, что история разошлась так быстро, и мы сочувственно поговорили о том, сколь недостойны доверия мужчины.
Она все твердила, какая она идиотка, а я пристально ее разглядывал, изо всех сил стараясь сохранить непроницаемый вид. Потеряв работу, она радикально переменилась. Исчезли прямые юбки, модные блузки, пояски, ожерелья, строгие туфли и толстый слой макияжа – вместо всего этого осталась одна странная, мешковатая, мрачная... штука. Я не спец в вопросах моды, но она была чем-то вроде гибрида пончо, саржевых брюк и коврика. Макияж, дорогие побрякушки и даже прическа – все исчезло. Подозреваю, на ней даже белья не было. На ней, по-видимому, оставалась только эта штука. Наверное, задумывалось это все для того, чтобы она мгновенно помолодела на двадцать лет, но получилось не вполне, и на самом деле выглядела она так, будто только что вышла из душа.
Она угадала, о чем я думаю, и попыталась объяснить:
– Я всю одежду оставила у мужа. Не хотела ничего с собой брать. Хотела устроить ритуальное сожжение одежды, которую надевала в последний день, но не нашла подходящего места, так что просто бросила в кучу на Портобелло-роуд. Теперь вот по лавкам Ноттинг-Хилла собираю новый гардероб.
Более гибельного плана я и вообразить не мог, но сказал, что ее оптимизм “восхитителен”. Я где-то читал, что жертвы кризиса среднего возраста хотят слышать нечто подобное.
– Правда же, она теперь красивая? – спросил Барри.
– Да, она... э... восхитительна.
– Спасибо. – Судя по выражению лица, она хотела, чтоб ей льстили дальше.
– Да, – сказал я. – Вы... Э... (Ну, выдавлю я из себя уже что-нибудь?) – Вы выглядите... (Тужься – тужься.) ...на двадцать лет моложе.
– Ты правда так думаешь?
О нет! Чудовищный ответ! Я был истощен. Ничего больше я изобразить не мог.
Слава богу, за меня вступился Барри:
– Ну разумеется – тебе же все об этом говорят.
Настала пора сменить тему.
– Вы теперь опять будете искать работу в школе? – спросил я.
– На хер школу, – ответила она. “На хер” у нее прозвучало как-то неправильно. По-моему, она чуть-чуть перестаралась, чтобы это слово вышло у нее без усилий. – Мы с Барри... (Как можно ставить рядом “мы с Барри” и “на хер”? Все не так.) Мы собираемся летом поработать на сборе фруктов в самых интересных районах страны, а потом я пущу свои сбережения на нашу поездку в Индию. Туда ехать лучше всего в октябре – сразу после сезона дождей. Может, останемся на зиму – будем жить в грязных гостиницах, дешево питаться...
– А что потом?
– В смысле – что потом?
– А что потом – что вы будете делать?
– Ох, ради бога, не будь таким обывателем. (Она начинала надо мной измываться.) “Что потом” и так превратило мою жизнь в кошмар.
Я притворился, что не понял.
– Что потом превратило вашу жизнь в кошмар?
– Нет – “что потом?” превратило мою жизнь в кошмар.
– Что “что потом?” превратило вашу жизнь в кошмар?
– Да нет – “что потом?”. Из-за вопроса “что потом?” я всю жизнь занималась такой скукотищей.
– Понятно. “Что потом?” превратило вашу жизнь в кошмар.
– Именно.
– Но что вы будете делать, когда из Китая вернетесь? – Я нарочно ошибся. – На что будете жить?
– Из Индии, а не из Китая.
– Но на что будете жить? Как же учеба Барри?
– О господи! – закричала она. – Что ж ты такой старичок?
И вот тут мое сочувствие испарилось. Мало того, что она украла у меня лучшего друга. Эта морщинистая старая девка теперь мне же заявляет, что я старичок. Это уж слишком. Просто, черт возьми, ни в какие рамки. Я глубоко вздохнул и попытался успокоиться. “Хорошо, – подумал я, – смотри, дряблый климактерический ошметок, я тебе сейчас покажу, кто тут, блин, старичок...”
Я вежливо улыбнулся:
– Сколько вам лет было в шестидесятых? – спросил я.
– А что?
– Вам было двадцать с чем-то, правильно? – Да...
– Вот, наверное, безумное было время.
– Ну... да, в некотором роде.
– Вы слушали “Битлз”?
– Да – их все слушали.
– Живьем они небось великолепны были.
– Живьем?
– Живьем. Ну, на концерте.
– А. Живьем. Ну, если честно, ни на один концерт я так и не попала. А с чего это ты?..
– Так. А под кайфом – наркотики там, или еще что?
– Да нет.
– Катались с хиппи в Индию? Проходили полицейские кордоны в Марракеше?
– Нет.
– Может, занимались любовью в Гайд-парке под кислотой?
– Нет.
– Или, может, случайно так, изо всех сил готовились сдавать современные языки в Кембридже?
– Ну... э... Вообще-то, кое-что другое тоже иногда случалось.
Неплохо.
– Какая у вас степень? – спросил я.
– Бакалавр.
– В Кембридже?
– В Кембридже.
– Какого года выпуск?
– Шестьдесят пятого.
– Понятно. Еще полдесятилетия оставалось. А в шестьдесят седьмом – “лето любви” и все такое?
– Лето шестьдесят седьмого. Гм... я тогда... только поселилась в первом доме, в Финчли.
– С мужем?
– С мужем.
– Который тоже из Кембриджа?
– Который тоже из Кембриджа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
И ушла.
Ебаный карась!
Глава двадцать вторая
Через два часа тысяча триста парней знали все подробности половой жизни миссис Мамфорд, включая форму ее сосков, когда она возбуждена, и через неделю ее уволили.
Версия, которую вы только что прочитали, почти точно воспроизводит ту историю, которая разошлась по школе и стоила миссис Мамфорд работы. Хотя это не дословный пересказ того, что было в классе, все принципиальные вещи, сказанные ею, там есть. Я лишь немного их раскрасил. Помог ей полнее выразиться. К деталям всегда придираются, но если вы поспрашиваете в Северном Лондоне, вам расскажут именно эту историю. Она стала общепринятой правдой. Без тени сомнения. Неопровержимо.
То, что миссис Мамфорд выкинули из школы, не было большой трагедией, но когда я узнал, что исключили Барри, у меня внутри все перевернулось. Я чуть не решил, что это моя вина.
В ближайшие выходные я отправился к ним в Ноттинг-Хилл, и миссис Мамфорд... Маргарет...
была, по понятным причинам, очень зла. Я сказал, как ужасно, с моей точки зрения, что история разошлась так быстро, и мы сочувственно поговорили о том, сколь недостойны доверия мужчины.
Она все твердила, какая она идиотка, а я пристально ее разглядывал, изо всех сил стараясь сохранить непроницаемый вид. Потеряв работу, она радикально переменилась. Исчезли прямые юбки, модные блузки, пояски, ожерелья, строгие туфли и толстый слой макияжа – вместо всего этого осталась одна странная, мешковатая, мрачная... штука. Я не спец в вопросах моды, но она была чем-то вроде гибрида пончо, саржевых брюк и коврика. Макияж, дорогие побрякушки и даже прическа – все исчезло. Подозреваю, на ней даже белья не было. На ней, по-видимому, оставалась только эта штука. Наверное, задумывалось это все для того, чтобы она мгновенно помолодела на двадцать лет, но получилось не вполне, и на самом деле выглядела она так, будто только что вышла из душа.
Она угадала, о чем я думаю, и попыталась объяснить:
– Я всю одежду оставила у мужа. Не хотела ничего с собой брать. Хотела устроить ритуальное сожжение одежды, которую надевала в последний день, но не нашла подходящего места, так что просто бросила в кучу на Портобелло-роуд. Теперь вот по лавкам Ноттинг-Хилла собираю новый гардероб.
Более гибельного плана я и вообразить не мог, но сказал, что ее оптимизм “восхитителен”. Я где-то читал, что жертвы кризиса среднего возраста хотят слышать нечто подобное.
– Правда же, она теперь красивая? – спросил Барри.
– Да, она... э... восхитительна.
– Спасибо. – Судя по выражению лица, она хотела, чтоб ей льстили дальше.
– Да, – сказал я. – Вы... Э... (Ну, выдавлю я из себя уже что-нибудь?) – Вы выглядите... (Тужься – тужься.) ...на двадцать лет моложе.
– Ты правда так думаешь?
О нет! Чудовищный ответ! Я был истощен. Ничего больше я изобразить не мог.
Слава богу, за меня вступился Барри:
– Ну разумеется – тебе же все об этом говорят.
Настала пора сменить тему.
– Вы теперь опять будете искать работу в школе? – спросил я.
– На хер школу, – ответила она. “На хер” у нее прозвучало как-то неправильно. По-моему, она чуть-чуть перестаралась, чтобы это слово вышло у нее без усилий. – Мы с Барри... (Как можно ставить рядом “мы с Барри” и “на хер”? Все не так.) Мы собираемся летом поработать на сборе фруктов в самых интересных районах страны, а потом я пущу свои сбережения на нашу поездку в Индию. Туда ехать лучше всего в октябре – сразу после сезона дождей. Может, останемся на зиму – будем жить в грязных гостиницах, дешево питаться...
– А что потом?
– В смысле – что потом?
– А что потом – что вы будете делать?
– Ох, ради бога, не будь таким обывателем. (Она начинала надо мной измываться.) “Что потом” и так превратило мою жизнь в кошмар.
Я притворился, что не понял.
– Что потом превратило вашу жизнь в кошмар?
– Нет – “что потом?” превратило мою жизнь в кошмар.
– Что “что потом?” превратило вашу жизнь в кошмар?
– Да нет – “что потом?”. Из-за вопроса “что потом?” я всю жизнь занималась такой скукотищей.
– Понятно. “Что потом?” превратило вашу жизнь в кошмар.
– Именно.
– Но что вы будете делать, когда из Китая вернетесь? – Я нарочно ошибся. – На что будете жить?
– Из Индии, а не из Китая.
– Но на что будете жить? Как же учеба Барри?
– О господи! – закричала она. – Что ж ты такой старичок?
И вот тут мое сочувствие испарилось. Мало того, что она украла у меня лучшего друга. Эта морщинистая старая девка теперь мне же заявляет, что я старичок. Это уж слишком. Просто, черт возьми, ни в какие рамки. Я глубоко вздохнул и попытался успокоиться. “Хорошо, – подумал я, – смотри, дряблый климактерический ошметок, я тебе сейчас покажу, кто тут, блин, старичок...”
Я вежливо улыбнулся:
– Сколько вам лет было в шестидесятых? – спросил я.
– А что?
– Вам было двадцать с чем-то, правильно? – Да...
– Вот, наверное, безумное было время.
– Ну... да, в некотором роде.
– Вы слушали “Битлз”?
– Да – их все слушали.
– Живьем они небось великолепны были.
– Живьем?
– Живьем. Ну, на концерте.
– А. Живьем. Ну, если честно, ни на один концерт я так и не попала. А с чего это ты?..
– Так. А под кайфом – наркотики там, или еще что?
– Да нет.
– Катались с хиппи в Индию? Проходили полицейские кордоны в Марракеше?
– Нет.
– Может, занимались любовью в Гайд-парке под кислотой?
– Нет.
– Или, может, случайно так, изо всех сил готовились сдавать современные языки в Кембридже?
– Ну... э... Вообще-то, кое-что другое тоже иногда случалось.
Неплохо.
– Какая у вас степень? – спросил я.
– Бакалавр.
– В Кембридже?
– В Кембридже.
– Какого года выпуск?
– Шестьдесят пятого.
– Понятно. Еще полдесятилетия оставалось. А в шестьдесят седьмом – “лето любви” и все такое?
– Лето шестьдесят седьмого. Гм... я тогда... только поселилась в первом доме, в Финчли.
– С мужем?
– С мужем.
– Который тоже из Кембриджа?
– Который тоже из Кембриджа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46