Войдя в коалицию с кадетами, меньшевики сдвинулись от оборончества к поддержке наступления (июнь 1917 г.) и стали отрываться от своей базы. Они пытались организовать мирную конференцию западных социал-демократов в Стокгольме, но правительства Англии, Франции, Италии и США при неявной поддержке Временного правительства не дали паспорта своим делегатам. Как писал в 1935 г. видный английский историк социал-демократии, западные державы «бросили жаждавшие мира массы в объятия левых экстремистов, которые обещали немедленный конец кровопролития». Инициатива меньшевиков провалилась, и раскол в их среде усилился.
В дни корниловского мятежа идея коалиции с буржуазией была полностью дискредитирована. Это сильнее всего ударило по меньшевикам — хотя они принимали активное участие в организации отпора Корнилову. Впервые после Февраля в Петроградском и Московском Советах были отвергнуты резолюции меньшевиков, и к руководству в Советах пришли большевики. Партия меньшевиков стала распадаться. Вот что писала в те дни (28 сентября) газета «Новая жизнь»: «Кто знаком с положением дел петроградской крупнейшей организации меньшевиков, еще недавно насчитывавшей около 10 тысяч членов, тот знает, что она перестала фактически существовать. Районные собрания происходят при ничтожном количестве, 20-25 человек, членские взносы не поступают. Тираж „Рабочей газеты“ катастрофически падает. Последняя общегородская партийная конференция не могла собраться из-за отсутствия кворума».
В октябре-ноябре в России состоялось множество съездов разного уровня, и меньшевики на них везде терпели поражение. Видный меньшевик Д.Далин писал: «Нужно иметь мужество признать, что рабочие массы в огромном большинстве идут сейчас за большевиками. Это неоспоримый факт». Газета эсеров «Дело народа» писала о Московском областном съезде Советов 4 октября: «Съезд лишний раз обнаружил исчезновение с политической арены партии социал-демократов меньшевиков».
Большевики . Несмотря на сильную оппозицию внутри партии, большевики приняли новую теорию русской революции, которую разрабатывал Ленин после 1907 г. Согласно этой теории, это была революция союза рабочих и крестьян, направленная на то, чтобы избежать капитализма. Для ее успеха не было необходимости (да и возможности) дожидаться, чтобы капитализм в России исчерпал свой потенциал как двигатель в развитии производительных сил. А главное, в конкретных исторических условиях России на пути либерально-буржуазной государственности грозила верная катастрофа. Поэтому большевики взяли курс на революцию и власть Советов. И это был не доктринальный выбор, он вытекал из всей истории российского государства 41.
Н.А.Бердяев писал, что при строгом следовании принципам марксизма социальной революции в России пришлось бы ждать очень долго: «И наиболее революционно настроенные марксисты должны были иначе истолковывать марксизм и построить другие теории русской революции, выработать иную тактику. В этом крыле русского марксизма революционная воля преобладала над интеллектуальными теориями, над книжно-кабинетным истолкованием марксизма. Произошло незаметное соединение традиций революционного марксизма с традициями старой русской революционности… Марксисты-большевики оказались гораздо более в русской традиции, чем марксисты-меньшевики».
Статья А.Грамши «Революция против «Капитала », написанная в январе 1918 г., содержит такую важную мысль: «Создается впечатление, что в данный момент максималисты [большевики] были стихийным выражением [действия], биологически необходимого для того, чтобы Россия не претерпела самый ужасный распад, чтобы русский народ, углубившись в гигантскую и независимую работу по восстановлению самого себя, с меньшими страданиями перенес жестокие стимулы голодного волка, чтобы Россия не превратилась в кровавую схватку зверей, пожирающих друг друга».
Грамши видит в том факте, что Россия просто, без боя и без выборов, отдала власть большевикам, биологическую закономерность, которая для него гораздо выше и сильнее канонов истмата. Именно пренебречь ею в пользу истмата и было бы, по его мнению, самым тупым волюнтаризмом.
Меня сегодня поражает и остается загадкой странная доктринерская ограниченность наших антисоветских патриотов, отрицающих Октябрьскую революцию. Чубайса, Гайдара и Гусинского с Мамутом понять можно — им это выгодно. Но патриоты… Все те из них, кто знаком с именем замечательного русского ученого и государственного деятеля В.Н.Ипатьева, его, конечно, очень уважают. Гордость России, генерал, эмигрант и т.д. Так надо его послушать. В своем большом двухтомном труде «Жизнь одного химика» (Нью-Йорк, 1945) он пишет о том времени: «Продолжение войны угрожало полным развалом государства и вызывало крайнее раздражение во всех слоях населения». Либеральные и почти все левые партии требовали продолжения войны. «Наоборот, большевики, руководимые Лениным, — продолжает Ипатьев, — своим лейтмотивом взяли требование окончания войны и реальной помощи беднейшим крестьянам и рабочим за счет буржуазии… Надо удивляться талантливой способности Ленина верно оценить сложившуюся конъюнктуру и с поразительной смелостью выдвинуть указанные лозунги, которым ни одна из существовавших политических партий в то время не могла ничего противопоставить… Можно было совершенно не соглашаться с многими идеями большевиков. Можно было считать их лозунги за утопию, но надо быть беспристрастным и признать, что переход власти в руки пролетариата в октябре 1917 г., проведенный Лениным и Троцким, обусловил собой спасение страны, избавив ее от анархии и сохранив в то время в живых интеллигенцию и материальные богатства страны» (т. 1, с. 35-36).
Особый, малоизученный вопрос состоит в том, благодаря каким методологическим принципам большевики «чувствовали» чаяния революционных масс. Ведь между Февралем и Октябрем они следовали не заранее выработанной программе, а предвосхищению хода событий и, говоря современным языком, пониманию самой структуры происходившей в России катастрофы. Как писал М.Волошин, «революции — эти биения кармического сердца — идут ритмическими скачками и представляют непрерывную пульсацию катастроф и мировых переворотов».
Можно сказать, несколько напыщенно, что программа большевиков следовала именно биениям кармического сердца, за что ее и критиковали весьма резко и свысока, меньшевики и бундовцы. М.Либер возмущался: «Ложь, что массы идет за большевиками. Наоборот, большевики идут за массами. У них нет никакой программы, они принимают все, что массы выдвигают».
На деле революционная программа большевиков следовала именно большому общему процессу, всей траектории российской государственности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220
В дни корниловского мятежа идея коалиции с буржуазией была полностью дискредитирована. Это сильнее всего ударило по меньшевикам — хотя они принимали активное участие в организации отпора Корнилову. Впервые после Февраля в Петроградском и Московском Советах были отвергнуты резолюции меньшевиков, и к руководству в Советах пришли большевики. Партия меньшевиков стала распадаться. Вот что писала в те дни (28 сентября) газета «Новая жизнь»: «Кто знаком с положением дел петроградской крупнейшей организации меньшевиков, еще недавно насчитывавшей около 10 тысяч членов, тот знает, что она перестала фактически существовать. Районные собрания происходят при ничтожном количестве, 20-25 человек, членские взносы не поступают. Тираж „Рабочей газеты“ катастрофически падает. Последняя общегородская партийная конференция не могла собраться из-за отсутствия кворума».
В октябре-ноябре в России состоялось множество съездов разного уровня, и меньшевики на них везде терпели поражение. Видный меньшевик Д.Далин писал: «Нужно иметь мужество признать, что рабочие массы в огромном большинстве идут сейчас за большевиками. Это неоспоримый факт». Газета эсеров «Дело народа» писала о Московском областном съезде Советов 4 октября: «Съезд лишний раз обнаружил исчезновение с политической арены партии социал-демократов меньшевиков».
Большевики . Несмотря на сильную оппозицию внутри партии, большевики приняли новую теорию русской революции, которую разрабатывал Ленин после 1907 г. Согласно этой теории, это была революция союза рабочих и крестьян, направленная на то, чтобы избежать капитализма. Для ее успеха не было необходимости (да и возможности) дожидаться, чтобы капитализм в России исчерпал свой потенциал как двигатель в развитии производительных сил. А главное, в конкретных исторических условиях России на пути либерально-буржуазной государственности грозила верная катастрофа. Поэтому большевики взяли курс на революцию и власть Советов. И это был не доктринальный выбор, он вытекал из всей истории российского государства 41.
Н.А.Бердяев писал, что при строгом следовании принципам марксизма социальной революции в России пришлось бы ждать очень долго: «И наиболее революционно настроенные марксисты должны были иначе истолковывать марксизм и построить другие теории русской революции, выработать иную тактику. В этом крыле русского марксизма революционная воля преобладала над интеллектуальными теориями, над книжно-кабинетным истолкованием марксизма. Произошло незаметное соединение традиций революционного марксизма с традициями старой русской революционности… Марксисты-большевики оказались гораздо более в русской традиции, чем марксисты-меньшевики».
Статья А.Грамши «Революция против «Капитала », написанная в январе 1918 г., содержит такую важную мысль: «Создается впечатление, что в данный момент максималисты [большевики] были стихийным выражением [действия], биологически необходимого для того, чтобы Россия не претерпела самый ужасный распад, чтобы русский народ, углубившись в гигантскую и независимую работу по восстановлению самого себя, с меньшими страданиями перенес жестокие стимулы голодного волка, чтобы Россия не превратилась в кровавую схватку зверей, пожирающих друг друга».
Грамши видит в том факте, что Россия просто, без боя и без выборов, отдала власть большевикам, биологическую закономерность, которая для него гораздо выше и сильнее канонов истмата. Именно пренебречь ею в пользу истмата и было бы, по его мнению, самым тупым волюнтаризмом.
Меня сегодня поражает и остается загадкой странная доктринерская ограниченность наших антисоветских патриотов, отрицающих Октябрьскую революцию. Чубайса, Гайдара и Гусинского с Мамутом понять можно — им это выгодно. Но патриоты… Все те из них, кто знаком с именем замечательного русского ученого и государственного деятеля В.Н.Ипатьева, его, конечно, очень уважают. Гордость России, генерал, эмигрант и т.д. Так надо его послушать. В своем большом двухтомном труде «Жизнь одного химика» (Нью-Йорк, 1945) он пишет о том времени: «Продолжение войны угрожало полным развалом государства и вызывало крайнее раздражение во всех слоях населения». Либеральные и почти все левые партии требовали продолжения войны. «Наоборот, большевики, руководимые Лениным, — продолжает Ипатьев, — своим лейтмотивом взяли требование окончания войны и реальной помощи беднейшим крестьянам и рабочим за счет буржуазии… Надо удивляться талантливой способности Ленина верно оценить сложившуюся конъюнктуру и с поразительной смелостью выдвинуть указанные лозунги, которым ни одна из существовавших политических партий в то время не могла ничего противопоставить… Можно было совершенно не соглашаться с многими идеями большевиков. Можно было считать их лозунги за утопию, но надо быть беспристрастным и признать, что переход власти в руки пролетариата в октябре 1917 г., проведенный Лениным и Троцким, обусловил собой спасение страны, избавив ее от анархии и сохранив в то время в живых интеллигенцию и материальные богатства страны» (т. 1, с. 35-36).
Особый, малоизученный вопрос состоит в том, благодаря каким методологическим принципам большевики «чувствовали» чаяния революционных масс. Ведь между Февралем и Октябрем они следовали не заранее выработанной программе, а предвосхищению хода событий и, говоря современным языком, пониманию самой структуры происходившей в России катастрофы. Как писал М.Волошин, «революции — эти биения кармического сердца — идут ритмическими скачками и представляют непрерывную пульсацию катастроф и мировых переворотов».
Можно сказать, несколько напыщенно, что программа большевиков следовала именно биениям кармического сердца, за что ее и критиковали весьма резко и свысока, меньшевики и бундовцы. М.Либер возмущался: «Ложь, что массы идет за большевиками. Наоборот, большевики идут за массами. У них нет никакой программы, они принимают все, что массы выдвигают».
На деле революционная программа большевиков следовала именно большому общему процессу, всей траектории российской государственности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220