ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


— Я не убийца. Я лишь преуспел там, где потерпели неудачу Томас Мор, Платон, святой Августин, Шарль Фурье, Карл Маркс и, как бишь его… Хаксли. Я создал не утопию — не выдуманный мир, которого не существует по определению, — а эйтопию. Первый слог от «эйфории», что по-гречески означает «хорошо». Эйтопия здесь и сейчас. И не отрицай, что мир благодаря мне стал гораздо приятнее.
— Приятнее, но не лучше. В том-то и дело. Теперь, когда мы познакомились и я увидел, какой вы на самом деле, уже неважно, убью я вас или нет. Ваши дни сочтены. Вы, со своими пятнами никотина на пальцах, запахом перегара изо рта и грубым манерами, вы — анахронизм, Джек. Вам нет места в новом мировом порядке. Для новой всемирной сияющей Религии Счастья™ вы — еретик. Лишний.
— Ха. Всего-то? И это все, чем ты хотел меня напугать? Так знай, я давно уже анахронизм. А что случится со всеми вами, мне все равно. Плевал я с высокой колокольни. После меня хоть потоп. Я умру, и мир для меня умрет. И наплевать мне, каким станет будущее — унылым, горьким или умащенным и сияющим. После моей смерти все умрет.
— А вы мне тут не тыкайте своим солипсизмом!
— А-а, — Джек был приятно удивлен. — Солипсизм. Заметил-таки. Знаешь свое дело.
— Конечно, знаю! — вскричал Эдвин. Он встал, простирая руки. — Я — редактор! Я все знаю! Голова моя битком набита ненужной информацией, я спать от нее не могу. Голова гудит от мыслей, беспрестанно гудит. Nemo saltat sobrius, Джек! Nemo saltat sobrius.
— Джеймс Босуэлл, — откликнулся Джек. — «Здравомыслящие не танцуют».
— Точно! Мир потерял своих пьяных танцоров. Остались одни объятья и бесконечные песни у костра, но больше нет диких пьяных плясок жизни. И все из-за вас.
— Нет. — Джек, похоже, впервые рассердился по-настоящему. — Это не моя вина. Я дал людям то, чего они хотели: не свободу с ее бременем ответственности, а защиту. Защиту от необходимости думать. От самих себя. Я знаю, что нужно людям, — не свобода, а счастье. А эти понятия часто исключают друг друга. Я покажу тебе кое-что.
Он достал полупустую коробку, порылся в ней и достал фотокарточку в рамке. На фото молодой человек (где-то 1973 год) с забавными бачками и в нейлоновой рубашке. Смотрит в объектив с нескрываемой враждебностью.
— Аллан, мой сын, — сказал Джек. — От первого брака. Когда жена меня бросила, ему было двенадцать, он рос в Силвер-Сити, потом в Фениксе. В конце 1960-х — начале 1970-х стал совершеннолетним. Почему я был уверен, что книгу раскупят? Из-за Аллана. Он прошел через психоделические наркотики, трансцендентную медитацию и транзактный анализ. Каждое направление поп-культуры, каждое дурацкое повальное увлечение — он все перепробовал. И что? Теперь работает в Кливленде, в страховой компании — кормится человеческим страхом смерти и будущего — и постоянно меняет психотерапевтов. Аллан не аномалия, он в авангарде. Он даже прошел курс воспоминания о прошлых жизнях. Оказывается, он был королем, представляешь? Почему-то никто не вспоминает, что был безграмотным крестьянином, сдохшим от чесотки и зарытым в болоте. Что ты. Все мы особенные, если не в этой жизни, то уж в прошлой. Аллан, оказывается, страдает всеми современными недугами. Один терапевт нашел у него синдром хронической усталости, другой — расстройство от недостатка внимания со стороны взрослых. Весьма противоречиво, нет? На сеансах гипноза он вспомнил, что в детстве я грубо с ним обращался. Это чушь собачья. И он бросил бы меня за решетку, если бы психотерапевта не вывели на чистую воду. Эти липовые подавленные воспоминания тем не менее все еще имеют для него значение. «Даже если это и неправда, — сказал он, — ты все равно за них в ответе». Потом он написал мне эту эгоистичную Декларацию Независимости — в сорок пять лет, представь себе, — где назвал меня плохим отцом и заявил, что наконец-то позволил себе состояться и все такое прочее. Я ответил ему, что он козел ебаный. После этого о нем ни слуху ни духу.
— Но какое отношение это имеет…
— Не перебивай, — сказал Джек. — Ты же хотел знать, откуда взялась эта книга. Благодаря Аллану, моему сыну. Пару лет назад у них родился ребенок. Когда я приехал посмотреть на внука, Аллан вышел из комнаты. «Не хочу быть с тобой в одной комнате», — сказал он. Но затем вернулся и понес, что я его толком не растил, я виноват, что он развелся и что… в общем, во всех его неудачах, крупных и мелких, виноват не он. Я уже говорил, что Аллан не аномалия. Таких большинство. Поэтому когда я решил написать книжку и заработать кучу денег, я подумал: а какое дерьмо купил бы мой сынок? Какое успокоительное послание придется ему по вкусу? Что сейчас в ходу? Что принесет больше всего денег? Тогда появился Тупак Суаре и «Что мне открылось на горе».
У Эдвина заболел желудок. От «Южной отрады», жары или услышанного? Возможно, от всего сразу, но общее воздействие оказалось тяжким. Обострилась язва, тело стало горячим и липким.
— И все? — спросил он. — Вот так кончится мир — не взрыв, а теплые пушистые объятия?
— Эдвин, взгляни фактам в лицо. Время скандалистов миновало. Грядет Век Приятности, с этим ничего не поделаешь. Причина не во мне, я лишь подтолкнул то, что есть. Книга просто вовремя появилась. Она не опередила свое время, она появилась вовремя.
— Zeitgeist, — сказал Эдвин. — По-немецки это…
— Я знаю. Да, ты прав. Я уловил дух времени. Наш Zeitgeist. Апокалипсис после Рида. Возвращение в Эдем. Наш белый флаг капитуляции.
— Кстати, Рид, — встрепенулся Эдвин. — На обороте одной страницы есть пометка. Об Оливере Риде. Почерк корявый, словно вы писали пьяным.
— Может быть.
Джек предложил Эдвину выпить, но тот отказался.
— Сигарету?
— Пытаюсь бросить. — Эдвин повертел «Зиппо», посмотрел на Джека и спросил: — Одно не возьму в толк. Оливер Рид — как он сюда вписывается?..
— Никак, — ответил Джек. — В том-то и дело. Во взгляде Эдвина читалось недоумение.
— Когда-нибудь, — начал Джек, — будущие антропологи докопаются до сути нашего времени, восстановят наши ошибки и промахи и, несомненно, установят точную дату нашего поражения: 2 мая 1999 года. День смерти Оливера Рида.
— Этого второсортного актера? Но почему?
— Оливер Рид — не просто актер, он Последний Скандалист. После него все покатилось в тартарары. За Олли! — Джек поднял стакан, обращаясь не к Эдвину, а к пустоте. Затем повернулся и сказал: — Ты знаешь, как он умер? Знаешь, где?
Эдвин покачал головой. Какая разница?
— Оливер Рид умер на Мальте — он перепил моряков английского военно-морского флота. Влил в себя десяток пинт пива и дюжину порций рома, после чего пил с матросами «Камберленда». Он ставил и ставил им выпивку, но они не выдерживали. Сдавались и уходили, шатаясь. А Оливер Рид умер победителем. Умер на полу в баре, а на прощание, как последний привет, оставив матросам счет:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71