Когда я достигла комнаты, то увидела, что все покрыто черной материей, которой никто не пользовался долгие годы. Там же я столкнулась с мисс Бостон, неизменным камердинером.
– Дон, – окликнула она, в глазах ее стояли слезы. – Вы возвратились слишком поздно. Ужасные новости уже дошли до вас?
– Да.
– Что теперь со всеми нами будет? – Она покачала головой. – Бедный господин Рэндольф. Он не может найти себя от горя.
– Как моя мать?
– Ваша мать? Она не так убивается, как господин Рэндольф. Он недавно поднимался к ней, а потом спустился, молча посмотрел на нас и заплакал. А потом пошел неизвестно куда.
– Тогда я поднимусь к матери, – сказала я и ступила на лестницу.
Мать жила на отшибе от всех остальных членов семьи, как бедный родственник, непонятно почему. Я удивлялась, почему люди, работающие здесь, так расстраивались, мисс Холл и мисс Бостон, и мистер Насбаум, неужели они не замечали жестокости бабушки Катлер, ее страшного высокомерия, неужели? Неужели высокие заработки перечеркивали все?
Двери на половину матери были закрыты, я медленно открыла их и прошла дальше, все выглядело давно не использовавшимся и как всегда неизменным, кроме, к моему удивлению, почему-то закрытого рояля.
Дверь в спальню матери была приоткрыта, я подошла и тихо постучала.
– Да? – услышала я и вошла.
Я ожидала найти ее совершенно потерянной, на огромной кровати, утонувшей в гигантских подушках. Но она сидела возле туалетного зеркала и делала макияж. Ее белые волосы нежно скатывались на плечи, она выглядела шикарно и богато. Изогнув красивую шею, мать посмотрела на меня синими невинными глазами. Она еще никогда не была такой красивой. На щеках играл румянец, в лице легко прочитывалось счастье. Она была одета в легкий розовый халат, но как всегда на груди лежал красивый алмазный кулон. Увидев меня, она слегка удивилась и улыбнулась.
– Дон, я не знала, что ты приехала сегодня. Рэндольф тоже, по-моему, ничего не знал, или не сказал.
– А я думала, мама, вы как всегда очень и очень больны, – сухо проговорила я.
– О, Дон, сейчас быть больной не время. Понимаешь… Эта ужасная аллергия, она помучила меня, но к счастью, по-моему, оставила, – мать взмахнула великолепными ресницами.
– Ты никогда не казалась мне больной, мама, – резко ответила я. Ее глаза сузились, улыбка сползла.
– Ты никогда не сочувствовала мне Дон, и, наверное, не понимаешь, какие ужасные я прошла испытания.
– Ты, испытания? Наверное, из-за меня? Да ты знаешь, где я была все эти месяцы. Мать? Ты? Ты хоть поинтересовалась, жива я или уже мертва? Да?
– Ты сама распахнула свою кровать, – парировала она, – и не нужно никого обвинять, особенно меня. Я никогда не была против, ни теперь, ни тогда. Ты, наверное, не слышала, но бабушка Катлер, к сожалению, только что оставила этот мир.
– Я знаю, мама, мы с Джимми только что из больницы. Мы были там, когда она умерла.
– Вы были? – Она очень удивилась. – Вместе с Джимми? – Мать покривила носом. – Вместе с тем мальчиком?
– Да, мама, с тем мальчиком. К счастью, он вовремя появился, чтобы спасти меня от ужасной сестры бабушки Катлер мисс Эмили и увез.
– Эмили? – Она вздрогнула. – Я один раз встречалась с ней, и она не показалась мне очень приятной, да и я ей тоже. Ужасная женщина, – согласилась мать.
– Тогда почему ты позволила бабушке Катлер отправить меня туда? Ты же знала, что представляет из себя Эмили?
– Да, Дон, но у нас не было большого выбора после твоей проделки. Во многом виновата ты, но, к сожалению, понять этого ты не можешь. Попробуй осознать свое поведение.
– Моя проблема? Да ты ничего не знаешь, она заставляла меня работать как проклятую, я была в заключении, она – страшная, страшная женщина, – закричала я, но мать никак не прореагировала, снова вернувшись к зеркалу. – Мама, ты даже не спросишь о ребенке. Тебя он не интересует?
– Зачем мне им интересоваться? – Она посмотрела на меня. – Ты действительно хочешь, чтобы я спросила?
– Хотя бы из вежливости, ты можешь поинтересоваться, жив ли он, мальчик или девочка, и самое важное, где он. Если, – без надежды проговорила я, – сама не знаешь.
– Я ничего не знаю о ребенке, кроме того, что тебя отослали в Медоуз тайно рожать, чтобы не принести скандал Катлерам. Я не могла долго сопротивляться этому, ты должна была быть сама осторожней. Теперь, когда все закончено…
– Нет, мама! Мой ребенок жив, и я хочу знать, где она!
– Перестань кричать, я не переношу, когда в моем присутствии громко разговаривают. Я не мальчик на побегушках, а ты не барыня. Теперь ты можешь быть счастлива, как и я, что мы наконец-то приняты в семью…
– Мама, где моя дочь, куда ее отправили? Бабушка Катлер сказала тебе? Если да, то, ради Бога, ответь, – более мягким тоном попросила я.
– Я никогда не вдавалась в детали. Ты знаешь бабушку Катлер, она все решала сама. – Мать повернулась к зеркалу. – Я бы удивилась, если бы, попав в рай, она бы во всем открылась Господу Богу, – она нервно рассмеялась. – Боже, что я говорю? Она, верно, горит в адском пламени, она принадлежит дьяволу.
– Но, мама, мой ребенок…
– Дон, почему это так тебя волнует? Ты все еще любишь своего мужчину? Почему во что бы то ни стало ты хочешь вернуть дочь? Только об этом и думаешь. Тебе не кажется, что для приличия нужно сначала выйти замуж? Богатые, умные и красивые не захотят брать в жены даму с ребенком, особенно, неизвестно от кого.
– Как ты легко это говоришь, мама.
– Бывают разные ситуации, Дон. И пожалуйста, не повторяй одно и то же по нескольку раз подряд. Будь благодарна за то, что есть. – Похоже, мне удалось вывести ее из себя. – Несмотря на свои методы, бабушка Катлер сделала все превосходно, чтобы сохранить тайну. На этом и закончим, и не будем повторять сначала.
Мать приступила к выщипыванию бровей.
– Мне еще так много нужно сделать перед похоронами, а я их так ненавижу, эти черные наряды, эти печальные, бледные, боящиеся улыбнуться лица.
Хорошо, ради общественного мнения я готова выдержать все, даже сделать только легкий макияж. К счастью, когда я была у тебя в Нью-Йорке, купила черное платье. Правда, оно немного открытое, но думаю ничего. Мне нужно позаботиться обо всех, кто приедет в гостиницу. Рэндольф ни на что не способен, а нужно отдать должное их уважению, изобразить скорбящую жену и невестку. Я думаю, тебе, Дон, нужно сходить и купить что-нибудь соответствующее. Скоро приедут Клэр и Филип, вы должны хорошо смотреться втроем.
– Ты что-нибудь понимаешь, мама? У меня был ребенок, а его отняли, – тихо проговорила я.
Мать встала, подошла к кровати и легла.
– Теперь я хочу отдохнуть. Мне нужно выглядеть не утомленной, а привлекательной. Это правило хорошего тона.
Она натянула на себя одеяло и удобно устроилась на подушках.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74
– Дон, – окликнула она, в глазах ее стояли слезы. – Вы возвратились слишком поздно. Ужасные новости уже дошли до вас?
– Да.
– Что теперь со всеми нами будет? – Она покачала головой. – Бедный господин Рэндольф. Он не может найти себя от горя.
– Как моя мать?
– Ваша мать? Она не так убивается, как господин Рэндольф. Он недавно поднимался к ней, а потом спустился, молча посмотрел на нас и заплакал. А потом пошел неизвестно куда.
– Тогда я поднимусь к матери, – сказала я и ступила на лестницу.
Мать жила на отшибе от всех остальных членов семьи, как бедный родственник, непонятно почему. Я удивлялась, почему люди, работающие здесь, так расстраивались, мисс Холл и мисс Бостон, и мистер Насбаум, неужели они не замечали жестокости бабушки Катлер, ее страшного высокомерия, неужели? Неужели высокие заработки перечеркивали все?
Двери на половину матери были закрыты, я медленно открыла их и прошла дальше, все выглядело давно не использовавшимся и как всегда неизменным, кроме, к моему удивлению, почему-то закрытого рояля.
Дверь в спальню матери была приоткрыта, я подошла и тихо постучала.
– Да? – услышала я и вошла.
Я ожидала найти ее совершенно потерянной, на огромной кровати, утонувшей в гигантских подушках. Но она сидела возле туалетного зеркала и делала макияж. Ее белые волосы нежно скатывались на плечи, она выглядела шикарно и богато. Изогнув красивую шею, мать посмотрела на меня синими невинными глазами. Она еще никогда не была такой красивой. На щеках играл румянец, в лице легко прочитывалось счастье. Она была одета в легкий розовый халат, но как всегда на груди лежал красивый алмазный кулон. Увидев меня, она слегка удивилась и улыбнулась.
– Дон, я не знала, что ты приехала сегодня. Рэндольф тоже, по-моему, ничего не знал, или не сказал.
– А я думала, мама, вы как всегда очень и очень больны, – сухо проговорила я.
– О, Дон, сейчас быть больной не время. Понимаешь… Эта ужасная аллергия, она помучила меня, но к счастью, по-моему, оставила, – мать взмахнула великолепными ресницами.
– Ты никогда не казалась мне больной, мама, – резко ответила я. Ее глаза сузились, улыбка сползла.
– Ты никогда не сочувствовала мне Дон, и, наверное, не понимаешь, какие ужасные я прошла испытания.
– Ты, испытания? Наверное, из-за меня? Да ты знаешь, где я была все эти месяцы. Мать? Ты? Ты хоть поинтересовалась, жива я или уже мертва? Да?
– Ты сама распахнула свою кровать, – парировала она, – и не нужно никого обвинять, особенно меня. Я никогда не была против, ни теперь, ни тогда. Ты, наверное, не слышала, но бабушка Катлер, к сожалению, только что оставила этот мир.
– Я знаю, мама, мы с Джимми только что из больницы. Мы были там, когда она умерла.
– Вы были? – Она очень удивилась. – Вместе с Джимми? – Мать покривила носом. – Вместе с тем мальчиком?
– Да, мама, с тем мальчиком. К счастью, он вовремя появился, чтобы спасти меня от ужасной сестры бабушки Катлер мисс Эмили и увез.
– Эмили? – Она вздрогнула. – Я один раз встречалась с ней, и она не показалась мне очень приятной, да и я ей тоже. Ужасная женщина, – согласилась мать.
– Тогда почему ты позволила бабушке Катлер отправить меня туда? Ты же знала, что представляет из себя Эмили?
– Да, Дон, но у нас не было большого выбора после твоей проделки. Во многом виновата ты, но, к сожалению, понять этого ты не можешь. Попробуй осознать свое поведение.
– Моя проблема? Да ты ничего не знаешь, она заставляла меня работать как проклятую, я была в заключении, она – страшная, страшная женщина, – закричала я, но мать никак не прореагировала, снова вернувшись к зеркалу. – Мама, ты даже не спросишь о ребенке. Тебя он не интересует?
– Зачем мне им интересоваться? – Она посмотрела на меня. – Ты действительно хочешь, чтобы я спросила?
– Хотя бы из вежливости, ты можешь поинтересоваться, жив ли он, мальчик или девочка, и самое важное, где он. Если, – без надежды проговорила я, – сама не знаешь.
– Я ничего не знаю о ребенке, кроме того, что тебя отослали в Медоуз тайно рожать, чтобы не принести скандал Катлерам. Я не могла долго сопротивляться этому, ты должна была быть сама осторожней. Теперь, когда все закончено…
– Нет, мама! Мой ребенок жив, и я хочу знать, где она!
– Перестань кричать, я не переношу, когда в моем присутствии громко разговаривают. Я не мальчик на побегушках, а ты не барыня. Теперь ты можешь быть счастлива, как и я, что мы наконец-то приняты в семью…
– Мама, где моя дочь, куда ее отправили? Бабушка Катлер сказала тебе? Если да, то, ради Бога, ответь, – более мягким тоном попросила я.
– Я никогда не вдавалась в детали. Ты знаешь бабушку Катлер, она все решала сама. – Мать повернулась к зеркалу. – Я бы удивилась, если бы, попав в рай, она бы во всем открылась Господу Богу, – она нервно рассмеялась. – Боже, что я говорю? Она, верно, горит в адском пламени, она принадлежит дьяволу.
– Но, мама, мой ребенок…
– Дон, почему это так тебя волнует? Ты все еще любишь своего мужчину? Почему во что бы то ни стало ты хочешь вернуть дочь? Только об этом и думаешь. Тебе не кажется, что для приличия нужно сначала выйти замуж? Богатые, умные и красивые не захотят брать в жены даму с ребенком, особенно, неизвестно от кого.
– Как ты легко это говоришь, мама.
– Бывают разные ситуации, Дон. И пожалуйста, не повторяй одно и то же по нескольку раз подряд. Будь благодарна за то, что есть. – Похоже, мне удалось вывести ее из себя. – Несмотря на свои методы, бабушка Катлер сделала все превосходно, чтобы сохранить тайну. На этом и закончим, и не будем повторять сначала.
Мать приступила к выщипыванию бровей.
– Мне еще так много нужно сделать перед похоронами, а я их так ненавижу, эти черные наряды, эти печальные, бледные, боящиеся улыбнуться лица.
Хорошо, ради общественного мнения я готова выдержать все, даже сделать только легкий макияж. К счастью, когда я была у тебя в Нью-Йорке, купила черное платье. Правда, оно немного открытое, но думаю ничего. Мне нужно позаботиться обо всех, кто приедет в гостиницу. Рэндольф ни на что не способен, а нужно отдать должное их уважению, изобразить скорбящую жену и невестку. Я думаю, тебе, Дон, нужно сходить и купить что-нибудь соответствующее. Скоро приедут Клэр и Филип, вы должны хорошо смотреться втроем.
– Ты что-нибудь понимаешь, мама? У меня был ребенок, а его отняли, – тихо проговорила я.
Мать встала, подошла к кровати и легла.
– Теперь я хочу отдохнуть. Мне нужно выглядеть не утомленной, а привлекательной. Это правило хорошего тона.
Она натянула на себя одеяло и удобно устроилась на подушках.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74