сначала нас раздражали мужья, которые сидели все время дома и полностью принадлежали нам, а теперь нас бесят мужья, которые посвятили себя работе и забыли о супружеском долге.
— Какой оптимизм!
— И кстати сказать, в этом так называемом патриархальном обществе мы всегда на вторых ролях. Когда мне становится особенно обидно за себя как за женщину, я начинаю поглощать всякие вкусности. Конечно, от этого можно и поправиться, но я легко сбрасываю лишний вес, а наслаждение…
— Может, хватит?
— Нет. На рынке творится черт знает что! Если бы за мужчин платили деньги, мы, одинокие, давно обнищали бы и жили на помойках. Умирать в нужде грустно, поэтому лучше копить сейчас, пока есть возможность, и прежде чем уходить от очередного придурка, найти другого, к которому и уйдешь.
— Не так просто найти стоящего.
— А зачем стоящего? Ради бога, найди себе кого попроще, обычного симпатичного парня, и ходи с ним в кино.
— Он будет водить меня в дорогие рестораны на романтические ужины при свечах…
— Точно! И ты не будешь сидеть дома одна, рыдать в подушку и ничего не есть… Кстати, ты не собираешься сходить в магазин? У тебя в холодильнике шаром покати. Это первый шаг к выздоровлению, между прочим…
— Ты же знаешь, как я ненавижу ходить в магазин… Думаешь, сентябрь у меня будет тоскливым?
— Если не возьмешь себя в руки, да. Представь себе: сидишь ты там одна-одинешенька, уйдя от него в надежде, что он тут же прибежит к тебе, а он все не бежит и не бежит. Отпуск кончается, а он тебе не звонит. Может, и не позвонит уже никогда.
— Спасибо за правду… Мичи, иди сюда, пожалей меня…
Слушай… Это, наверное, очень правильно — иметь идеалы, поступать в соответствии с этими идеалами и все такое прочее, но ты меня прости, пожалуйста, твоя теория возмездия — полный бред, то есть идея-то хороша, но нежизнеспособна. Вот посмотри на Мичи, ей плевать, что я кормлю ее и выношу за ней вонючие какашки… Сейчас эта подлиза льнет к тебе — просто потому что ей так хочется… А если бы на твоем месте был кто-то другой, она подлизывалась бы к нему…
— Да бог с ней, объясни мне лучше, почему моя теория — бред.
— Потому что никакого возмездия ни фига нет!
— Нет?
— Нет. Потому что в школе жизни не дают наград за щедрость. Есть те, кто отдает, и те, кто берет. Так было и будет всегда. Эти вещи не меняются. Все, что с нами происходит, обычно случайно и несправедливо. Если бы ты завела себе кошку, а не Топо, она бы тебя кое-чему научила. А щенок — он преданный и бесхитростный, он совсем тебя разжалобил…
Теперь все? Вот почему в последнее время мне не помогает даже Гуиди: за пять минут ты сводишь на нет часы наших позитивных разговоров на кушетке. Знаешь, иногда нужно приспосабливаться к обстоятельствам, а когда обстоятельства паршивые, лучше думать, что отрицательный опыт — тоже опыт. И начинать все сначала, веря, что во всем этом есть какой-то смысл и что хоть капелька счастья выпадет и на твою долю. Как можно жить, будучи уверенной, что все вокруг придурки, что настоящей любви не существует, а раз так, то не стоит и напрягаться?
— Лучше так, чем выдумать себе мир и жить в нем, не подозревая о реальности. И потом, этой твоей Гуиди лично я не очень доверяю…
— Почему? Потому что она не выгнала меня пинками из кабинета, когда я зачитала ей свое сочинение на тему «Организатор жизненного опыта»?
— Это было шедевральное сочинение! «Если организатор любит сахарную вату, почему он должен копаться в дерьме?» Как видишь, помню каждое твое слово, цитирую как классика, но я тебе вот что скажу: умение барахтаться в дерьме — самый нужный во взрослой жизни вид спорта, единственная возможность борьбы с глобальной несправедливостью. В точку! Я была для Андреа поводом искупить свои грехи, самый большой роман в его жизни. Я действительно любила его, нам было так хорошо вместе и в постели, и просто в быту. Вот увидишь, он еще поплачет. В одно прекрасное утро он проснется с мыслью обо мне: «Черт возьми, каким я был дураком, что не любил Лауру».
— Ага, как ты там писала: «Не полюбил — упустил возможность»? Хорошее название для боевика. Может, начнешь писать сценарии? У тебя всегда отлично получалось перерабатывать жизненный материал…
Ни черта у меня не получалось перерабатывать… По-твоему, кому-нибудь интересно будет читать бесконечные сопли про несчастную жизнь одинокой истерички?
— ???
— Нет уж, я из этой боли хочу извлечь какую-нибудь выгоду. Например, начать новую жизнь, так дальше нельзя. Несчастье делает нас эгоистичными, злыми и замкнутыми, не говоря уже о морщинах, которые тут же появляются, стоит только чуть-чуть расстроиться.
— Ну, морщин-то у тебя немного. Я всегда говорила: что касается страдания, ты безнадежная дилетантка…
— Я бы так не сказала, глядя на то, что со мной происходит… У меня еще сильный характер…
— У вас отличный цвет лица, синьора Грей… Рекламу помнишь?
— Ты все время иронизируешь! Здесь нет ничего смешного, если так пойдет и дальше, я вся покроюсь морщинами, как столетняя бабка. Знаешь, Гая, если честно, годы самоконтроля и сарказма дали результат: я полностью разбита.
— Хотела бы я быть такой же полностью разбитой, как ты…
— Оставь свои шуточки…
Ладно, у тебя было два тяжелых года. Андреа выбил тебя из колеи, что понятно: хороший секс на дороге не валяется, не так-то просто в тридцать девять лет найти стоящего партнера и влюбиться в него до беспамятства… в пустыне Сахара. Живешь теперь в своем оазисе, ослепнув от счастья, в пентхаусе дорогого отеля среди коварных богачей, и не замечаешь, что кто-то в этом мире умирает в нищете…
— Кто умирает в нищете, прости?
— Да я же! Господи, я уже заплатки на одежду ставлю: Микеле вернулся к жене в Пескару, на Джованни после нашего последнего свидания я сама поставила крест, от него толка не будет, а симпатяга Франко — неотесанный свинопас, и мне надоело таскаться к нему в деревню…
— Яне думала…
— А ты вообще в состоянии думать о ком-нибудь, кроме себя? Хорошо, что я не принимаю все это близко к сердцу. Когда мне надоело нарезать километры в поездах, когда чувство вины переросло либидо на десять голов и мне надоело ломать голову, куда бы пристроить Луку, я дала понять Франко, что не смогу больше бросать пятилетнего ребенка на все выходные. Ты знаешь, что он ответил?
— Что ему пора домой…
— Точно. Он сказал, что он не может бросить все и приехать в Милан познакомиться с сыном и кошкой, посмотреть, как я живу, помочь мне по дому… Нет, у него свое хозяйство, за ним надо следить, своя работа — он ассистент социального работника (тоже мне работа), своя жизнь, в конце концов. Можно подумать, что моя жизнь — это сплошная увеселительная прогулка, и мне не надо заботиться о маленьком ребенке, не надо корпеть над переводами сутки напролет, ломая себе глаза, не надо платить бешеные деньги за квартиру, вместо которой в его деревне можно дворец снять.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
— Какой оптимизм!
— И кстати сказать, в этом так называемом патриархальном обществе мы всегда на вторых ролях. Когда мне становится особенно обидно за себя как за женщину, я начинаю поглощать всякие вкусности. Конечно, от этого можно и поправиться, но я легко сбрасываю лишний вес, а наслаждение…
— Может, хватит?
— Нет. На рынке творится черт знает что! Если бы за мужчин платили деньги, мы, одинокие, давно обнищали бы и жили на помойках. Умирать в нужде грустно, поэтому лучше копить сейчас, пока есть возможность, и прежде чем уходить от очередного придурка, найти другого, к которому и уйдешь.
— Не так просто найти стоящего.
— А зачем стоящего? Ради бога, найди себе кого попроще, обычного симпатичного парня, и ходи с ним в кино.
— Он будет водить меня в дорогие рестораны на романтические ужины при свечах…
— Точно! И ты не будешь сидеть дома одна, рыдать в подушку и ничего не есть… Кстати, ты не собираешься сходить в магазин? У тебя в холодильнике шаром покати. Это первый шаг к выздоровлению, между прочим…
— Ты же знаешь, как я ненавижу ходить в магазин… Думаешь, сентябрь у меня будет тоскливым?
— Если не возьмешь себя в руки, да. Представь себе: сидишь ты там одна-одинешенька, уйдя от него в надежде, что он тут же прибежит к тебе, а он все не бежит и не бежит. Отпуск кончается, а он тебе не звонит. Может, и не позвонит уже никогда.
— Спасибо за правду… Мичи, иди сюда, пожалей меня…
Слушай… Это, наверное, очень правильно — иметь идеалы, поступать в соответствии с этими идеалами и все такое прочее, но ты меня прости, пожалуйста, твоя теория возмездия — полный бред, то есть идея-то хороша, но нежизнеспособна. Вот посмотри на Мичи, ей плевать, что я кормлю ее и выношу за ней вонючие какашки… Сейчас эта подлиза льнет к тебе — просто потому что ей так хочется… А если бы на твоем месте был кто-то другой, она подлизывалась бы к нему…
— Да бог с ней, объясни мне лучше, почему моя теория — бред.
— Потому что никакого возмездия ни фига нет!
— Нет?
— Нет. Потому что в школе жизни не дают наград за щедрость. Есть те, кто отдает, и те, кто берет. Так было и будет всегда. Эти вещи не меняются. Все, что с нами происходит, обычно случайно и несправедливо. Если бы ты завела себе кошку, а не Топо, она бы тебя кое-чему научила. А щенок — он преданный и бесхитростный, он совсем тебя разжалобил…
Теперь все? Вот почему в последнее время мне не помогает даже Гуиди: за пять минут ты сводишь на нет часы наших позитивных разговоров на кушетке. Знаешь, иногда нужно приспосабливаться к обстоятельствам, а когда обстоятельства паршивые, лучше думать, что отрицательный опыт — тоже опыт. И начинать все сначала, веря, что во всем этом есть какой-то смысл и что хоть капелька счастья выпадет и на твою долю. Как можно жить, будучи уверенной, что все вокруг придурки, что настоящей любви не существует, а раз так, то не стоит и напрягаться?
— Лучше так, чем выдумать себе мир и жить в нем, не подозревая о реальности. И потом, этой твоей Гуиди лично я не очень доверяю…
— Почему? Потому что она не выгнала меня пинками из кабинета, когда я зачитала ей свое сочинение на тему «Организатор жизненного опыта»?
— Это было шедевральное сочинение! «Если организатор любит сахарную вату, почему он должен копаться в дерьме?» Как видишь, помню каждое твое слово, цитирую как классика, но я тебе вот что скажу: умение барахтаться в дерьме — самый нужный во взрослой жизни вид спорта, единственная возможность борьбы с глобальной несправедливостью. В точку! Я была для Андреа поводом искупить свои грехи, самый большой роман в его жизни. Я действительно любила его, нам было так хорошо вместе и в постели, и просто в быту. Вот увидишь, он еще поплачет. В одно прекрасное утро он проснется с мыслью обо мне: «Черт возьми, каким я был дураком, что не любил Лауру».
— Ага, как ты там писала: «Не полюбил — упустил возможность»? Хорошее название для боевика. Может, начнешь писать сценарии? У тебя всегда отлично получалось перерабатывать жизненный материал…
Ни черта у меня не получалось перерабатывать… По-твоему, кому-нибудь интересно будет читать бесконечные сопли про несчастную жизнь одинокой истерички?
— ???
— Нет уж, я из этой боли хочу извлечь какую-нибудь выгоду. Например, начать новую жизнь, так дальше нельзя. Несчастье делает нас эгоистичными, злыми и замкнутыми, не говоря уже о морщинах, которые тут же появляются, стоит только чуть-чуть расстроиться.
— Ну, морщин-то у тебя немного. Я всегда говорила: что касается страдания, ты безнадежная дилетантка…
— Я бы так не сказала, глядя на то, что со мной происходит… У меня еще сильный характер…
— У вас отличный цвет лица, синьора Грей… Рекламу помнишь?
— Ты все время иронизируешь! Здесь нет ничего смешного, если так пойдет и дальше, я вся покроюсь морщинами, как столетняя бабка. Знаешь, Гая, если честно, годы самоконтроля и сарказма дали результат: я полностью разбита.
— Хотела бы я быть такой же полностью разбитой, как ты…
— Оставь свои шуточки…
Ладно, у тебя было два тяжелых года. Андреа выбил тебя из колеи, что понятно: хороший секс на дороге не валяется, не так-то просто в тридцать девять лет найти стоящего партнера и влюбиться в него до беспамятства… в пустыне Сахара. Живешь теперь в своем оазисе, ослепнув от счастья, в пентхаусе дорогого отеля среди коварных богачей, и не замечаешь, что кто-то в этом мире умирает в нищете…
— Кто умирает в нищете, прости?
— Да я же! Господи, я уже заплатки на одежду ставлю: Микеле вернулся к жене в Пескару, на Джованни после нашего последнего свидания я сама поставила крест, от него толка не будет, а симпатяга Франко — неотесанный свинопас, и мне надоело таскаться к нему в деревню…
— Яне думала…
— А ты вообще в состоянии думать о ком-нибудь, кроме себя? Хорошо, что я не принимаю все это близко к сердцу. Когда мне надоело нарезать километры в поездах, когда чувство вины переросло либидо на десять голов и мне надоело ломать голову, куда бы пристроить Луку, я дала понять Франко, что не смогу больше бросать пятилетнего ребенка на все выходные. Ты знаешь, что он ответил?
— Что ему пора домой…
— Точно. Он сказал, что он не может бросить все и приехать в Милан познакомиться с сыном и кошкой, посмотреть, как я живу, помочь мне по дому… Нет, у него свое хозяйство, за ним надо следить, своя работа — он ассистент социального работника (тоже мне работа), своя жизнь, в конце концов. Можно подумать, что моя жизнь — это сплошная увеселительная прогулка, и мне не надо заботиться о маленьком ребенке, не надо корпеть над переводами сутки напролет, ломая себе глаза, не надо платить бешеные деньги за квартиру, вместо которой в его деревне можно дворец снять.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37