Она не была красавицей в том смысле, что вряд ли соответствовала какому-либо эталону красоты. Но лицо ее казалось Артему до странности родным и близким, будто он знал ее сто лет.
Но у Артема было железное правило, которое он не собирался нарушать и на этот раз: отношения с клиентами не должны выходить за рамки деловых. Правда, с тех пор как он встретил Полину у метро, где основал свой наблюдательный пост, незаметно провожая ее до дома, он только и делал, что жалел о своих принципах…
Глава 12
Артем провел в Санкт-Петербурге уже несколько дней, занимаясь сбором информации.
Дело попалось не из легких, и у него до сих пор не было ни одной гипотезы, пусть даже самой фантастической. Он потихоньку склонялся к мысли, что смерть Свешникова — заурядный несчастный случай. Сердце у него было, судя по медицинской карточке, не совсем здоровое, с сосудами проблемы, а потому вполне мог окочуриться с непривычки в сауне. Не такой уж и редкий случай, между прочим.
Но вот теперь, стоя рядом с Полиной, Артем держал в руках письмо, адресатом которого была женщина, числившаяся в его списке. Мысль заработала стремительно. Не зря Данила пришел именно к нему. Не зря попросил присмотреть за Полиной. И когда на фото Свешникова смотрел, сказал, что все связано. Выходит, Полина как-то связана с этим делом. У Артема щеки загорелись.
— Я должен прочитать это письмо! — заявил он ей.
— Артем, — вспыхнула Полина. — Никак не ожидала от тебя! Что за шутки?
— Это не шутки, — ответил Артем. — Я расследую убийство!
Зловещий тон, которым он произнес последние слова, возымел свое действие: Полина больше возражать не стала, лишь попросила жалобно:
— Тогда, почитай вслух.
И Артем стал читать.
"Здравствуйте, Виктория Королева!
Начиная это письмо, я искренне надеюсь, что оно канет в ворохе писем ваших почитательниц и никогда не попадет вам на глаза. Мне просто хочется выговориться, а вы — единственный близкий мне человек. Быть может, даже не вы — реальная, а та, образ которой, как слабое сияние, просачивается со страниц ваших книг. (Глупое объяснение, но другого у меня нет. Объяснения вообще даются мне трудно…) Всего час назад (а может, и больше: солнце тогда клонилось к закату, а теперь совсем темно), я закончила читать ваш роман Плачущая королева ". И потом все сидела, обняв колени, не чувствуя времени и начисто позабыв о реальности, пока не вскрикнул во сне сын. И иной мир, в котором я пребывала, внезапно рухнул. Я стала как натянутая тетива, и стрела — сердце мое — полетело в его спальню… Но мгновения скользили одно за другим, а из спальни не доносилось больше ни звука.
Значит, моя помощь не потребуется…
А когда я обмякла, расслабилась, слезы градом покатили из глаз. Беззвучно и незаметно ни для кого — только так я умею плакать. Слезы все лились и лились, и я спросила себя: отчего именно сейчас? Моя жизнь в последнее время превратилась в череду кошмаров, но я не заплакала ни разу. Отчего же сейчас?
Заглянула в свое сердце — и испугалась. Впервые переполнено оно черной завистью, которая через край хлещет. Да такой обжигающей и дикой, какой я никогда в своей жизни не испытывала. И — самое смешное — зависти к кому? Не к реальным людям, живущим в соседских коттеджах, знакомым и незнакомым; зависти к героям вашего романа.
Для чего вы это делаете, скажите? Для чего весь этот красивый обман, ведь вы и сами наверно понимаете, что ничего подобного в природе не существует ? Для чего же вам писать о любви так, что сердце заходится, что ложные надежды и несбыточные мечты обволакивают тебя тяжелым покрывалом и лишают последнего глотка воздуха?
Вы подаете страшные надежды…
Я вышла замуж за человека, которого любила.
Он был немного смешной и совсем несимпатичный (так говорили знакомые, я не видела этого). Он носил всегда один и тот же костюм, рукава которого лоснились затертые, но я видела лишь, что он веселый и добрый, и он был для меня лучше всех.
Родители не хотели, чтобы я выходила за него.
Говорили, что он не состоятелен. Что производит впечатление человека слабого, что я намучаюсь с ним. Но куда им было меня удержать!
Я порвала со своими родителями и ушла из дома, и была счастлива со своим любимым много лет.
Целую вечность. Неделю назад эта вечность кончилась. Но до того…
Восемнадцать лет — много это или мало ? Я вошла в эту вечность молодой самоуверенной девчонкой, а теперь из зеркала на меня смотрит полуседая женщина с затравленным взглядом. Мне тридцать девять, я не успеваю красить волосы, а за спиной — сотни верст выжженной дотла памяти.
Я разучилась плакать, смеяться и петь. В глазах больше нет огня, в сердце страсть сделалась густой и черной, обернувшись ядом. Что я могу дать своему сыну? Где мне взять для него радости, когда горечь отравила сам воздух вокруг меня?
В двадцать два года я закончила Мухтское училище и была первой по живописи. Я не мыслила дня, проведенного без планшета. Мир вокруг горел первозданной любовью и десятки картин, намалеванные мною тогда на продажу — ведь должны же мы были как-то жить и расплачиваться за снятую комнату у вредной старухи, — улетали за баснословные цены. В них было что-то помимо школы, помимо стиля: они разили наповал той любовью, которой была переполнена тогда я сама…
Мы купили компьютер, из списанных. По дешевке. И у меня как-то быстро и легко получилось приспособиться к новому пространству и рисовать там. Показывали мои труды знакомым. Кому-то что-то нужно было оформить. Я постаралась. Посыпались заказы, и мы зарегистрировали собственную дизайн-студию. Я увлеченно выполняла заказы, муж занимался организацией нашей деятельности — договора, бухгалтерия, налоговая.
Через год у меня уже было пятеро помощников, через два в фирме работало пятнадцать человек.
Работа кипела, но уже без меня…
Я ждала ребенка. Нашего первенца. И он родился таким, каким я мечтала: похожим на нас обоих, взявшим от каждого самое лучшее. Только вот здоровье его… Жизнь превратилась в вечные хлопоты вокруг больниц и поликлиник. Подруги говорили, что в детстве все дети часто болеют, смеясь вспоминали свой больничный опыт. Уверяли, что с возрастом все пройдет. Но проблемы, касающиеся здоровья сына, росли вместе с ним. Думать о том, чтобы вернуться на работу, было некогда. Да и острой необходимости в этом не было: фирма процветала, благодаря усилиям нанятых менеджеров, деньги текли рекой. Но для меня это означало только одно: бестолковые врачи поликлиник сменялись высококвалифицированными узкими специалистами, наши убогие больницы. — безукоризненными западными клиниками.
Что и говорить — наверно я была плохой женой и, если уж совсем начистоту, неполноценной женщиной. Туфли на шпильке, макияж, нарядные платья, красивое белье — остались в прошлом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58
Но у Артема было железное правило, которое он не собирался нарушать и на этот раз: отношения с клиентами не должны выходить за рамки деловых. Правда, с тех пор как он встретил Полину у метро, где основал свой наблюдательный пост, незаметно провожая ее до дома, он только и делал, что жалел о своих принципах…
Глава 12
Артем провел в Санкт-Петербурге уже несколько дней, занимаясь сбором информации.
Дело попалось не из легких, и у него до сих пор не было ни одной гипотезы, пусть даже самой фантастической. Он потихоньку склонялся к мысли, что смерть Свешникова — заурядный несчастный случай. Сердце у него было, судя по медицинской карточке, не совсем здоровое, с сосудами проблемы, а потому вполне мог окочуриться с непривычки в сауне. Не такой уж и редкий случай, между прочим.
Но вот теперь, стоя рядом с Полиной, Артем держал в руках письмо, адресатом которого была женщина, числившаяся в его списке. Мысль заработала стремительно. Не зря Данила пришел именно к нему. Не зря попросил присмотреть за Полиной. И когда на фото Свешникова смотрел, сказал, что все связано. Выходит, Полина как-то связана с этим делом. У Артема щеки загорелись.
— Я должен прочитать это письмо! — заявил он ей.
— Артем, — вспыхнула Полина. — Никак не ожидала от тебя! Что за шутки?
— Это не шутки, — ответил Артем. — Я расследую убийство!
Зловещий тон, которым он произнес последние слова, возымел свое действие: Полина больше возражать не стала, лишь попросила жалобно:
— Тогда, почитай вслух.
И Артем стал читать.
"Здравствуйте, Виктория Королева!
Начиная это письмо, я искренне надеюсь, что оно канет в ворохе писем ваших почитательниц и никогда не попадет вам на глаза. Мне просто хочется выговориться, а вы — единственный близкий мне человек. Быть может, даже не вы — реальная, а та, образ которой, как слабое сияние, просачивается со страниц ваших книг. (Глупое объяснение, но другого у меня нет. Объяснения вообще даются мне трудно…) Всего час назад (а может, и больше: солнце тогда клонилось к закату, а теперь совсем темно), я закончила читать ваш роман Плачущая королева ". И потом все сидела, обняв колени, не чувствуя времени и начисто позабыв о реальности, пока не вскрикнул во сне сын. И иной мир, в котором я пребывала, внезапно рухнул. Я стала как натянутая тетива, и стрела — сердце мое — полетело в его спальню… Но мгновения скользили одно за другим, а из спальни не доносилось больше ни звука.
Значит, моя помощь не потребуется…
А когда я обмякла, расслабилась, слезы градом покатили из глаз. Беззвучно и незаметно ни для кого — только так я умею плакать. Слезы все лились и лились, и я спросила себя: отчего именно сейчас? Моя жизнь в последнее время превратилась в череду кошмаров, но я не заплакала ни разу. Отчего же сейчас?
Заглянула в свое сердце — и испугалась. Впервые переполнено оно черной завистью, которая через край хлещет. Да такой обжигающей и дикой, какой я никогда в своей жизни не испытывала. И — самое смешное — зависти к кому? Не к реальным людям, живущим в соседских коттеджах, знакомым и незнакомым; зависти к героям вашего романа.
Для чего вы это делаете, скажите? Для чего весь этот красивый обман, ведь вы и сами наверно понимаете, что ничего подобного в природе не существует ? Для чего же вам писать о любви так, что сердце заходится, что ложные надежды и несбыточные мечты обволакивают тебя тяжелым покрывалом и лишают последнего глотка воздуха?
Вы подаете страшные надежды…
Я вышла замуж за человека, которого любила.
Он был немного смешной и совсем несимпатичный (так говорили знакомые, я не видела этого). Он носил всегда один и тот же костюм, рукава которого лоснились затертые, но я видела лишь, что он веселый и добрый, и он был для меня лучше всех.
Родители не хотели, чтобы я выходила за него.
Говорили, что он не состоятелен. Что производит впечатление человека слабого, что я намучаюсь с ним. Но куда им было меня удержать!
Я порвала со своими родителями и ушла из дома, и была счастлива со своим любимым много лет.
Целую вечность. Неделю назад эта вечность кончилась. Но до того…
Восемнадцать лет — много это или мало ? Я вошла в эту вечность молодой самоуверенной девчонкой, а теперь из зеркала на меня смотрит полуседая женщина с затравленным взглядом. Мне тридцать девять, я не успеваю красить волосы, а за спиной — сотни верст выжженной дотла памяти.
Я разучилась плакать, смеяться и петь. В глазах больше нет огня, в сердце страсть сделалась густой и черной, обернувшись ядом. Что я могу дать своему сыну? Где мне взять для него радости, когда горечь отравила сам воздух вокруг меня?
В двадцать два года я закончила Мухтское училище и была первой по живописи. Я не мыслила дня, проведенного без планшета. Мир вокруг горел первозданной любовью и десятки картин, намалеванные мною тогда на продажу — ведь должны же мы были как-то жить и расплачиваться за снятую комнату у вредной старухи, — улетали за баснословные цены. В них было что-то помимо школы, помимо стиля: они разили наповал той любовью, которой была переполнена тогда я сама…
Мы купили компьютер, из списанных. По дешевке. И у меня как-то быстро и легко получилось приспособиться к новому пространству и рисовать там. Показывали мои труды знакомым. Кому-то что-то нужно было оформить. Я постаралась. Посыпались заказы, и мы зарегистрировали собственную дизайн-студию. Я увлеченно выполняла заказы, муж занимался организацией нашей деятельности — договора, бухгалтерия, налоговая.
Через год у меня уже было пятеро помощников, через два в фирме работало пятнадцать человек.
Работа кипела, но уже без меня…
Я ждала ребенка. Нашего первенца. И он родился таким, каким я мечтала: похожим на нас обоих, взявшим от каждого самое лучшее. Только вот здоровье его… Жизнь превратилась в вечные хлопоты вокруг больниц и поликлиник. Подруги говорили, что в детстве все дети часто болеют, смеясь вспоминали свой больничный опыт. Уверяли, что с возрастом все пройдет. Но проблемы, касающиеся здоровья сына, росли вместе с ним. Думать о том, чтобы вернуться на работу, было некогда. Да и острой необходимости в этом не было: фирма процветала, благодаря усилиям нанятых менеджеров, деньги текли рекой. Но для меня это означало только одно: бестолковые врачи поликлиник сменялись высококвалифицированными узкими специалистами, наши убогие больницы. — безукоризненными западными клиниками.
Что и говорить — наверно я была плохой женой и, если уж совсем начистоту, неполноценной женщиной. Туфли на шпильке, макияж, нарядные платья, красивое белье — остались в прошлом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58