Хоторн заговорил снова, жестикулируя.
Джини колебалась. Она немного отошла в сторону, почти покинув кадр. Паскаль мог видеть только ее волосы, правое плечо и правую руку. Ему вдруг стало понятно, что Хоторн ей дал и что она сейчас делает. Она натягивала перчатки – пару длинных черных перчаток. Паскаль видел, как она шевелит пальцами, медленно поднимает руку и протягивает ее Хоторну. Черная перчатка обтягивала всю кисть, поднимаясь выше локтя.
Паскаль застыл в нерешительности, начисто лишившись способности думать и двигаться. Несколькими секундами раньше, в тот короткий период, когда они вошли в дом, но еще не зажгли света в комнате, он, бросив все свои камеры, выбежал на лестницу. Он уже ступил на первую ступеньку, когда, полуобернувшись, увидел, как осветилось окно в доме напротив, и ему пришлось вернуться. Теперь же его разрывали противоречивые чувства: происходящее казалось невероятным и одновременно логичным. Хоторн находился далеко, но стоило приникнуть к видоискателю, как он оказывался совсем рядом. Джини тоже находилась очень близко, пусть и на самом краю рамки. Казалось, протяни руку – и дотронешься.
Паскаль вытянул руку вперед, однако под пальцами оказалась только пустота. Рука дрожала. Он всегда верил своим глазам, верил своему зрению, которое было самой важной частью его ремесла. Но верить ли сейчас? Была ли это действительно Джини или какие-то сумасшедшие галлюцинации? «Я наблюдаю собственные кошмары, – подумал он, – наблюдаю собственные тайные страхи».
Паскаль весь обратился в зрение, словно мелкие детали могли подсказать ему, стоит ли верить своим глазам. Джини ни за что не надела бы такие туфли, пришла в голову мысль, показавшаяся спасительной. С другой стороны, именно такие были в посылке – черные, на тонких высоких каблуках. Паскаль отвернулся, потом посмотрел снова.
Теперь она повернулась лицом к Хоторну. Они стояли рядом, Хоторн смотрел ей в глаза. Паскаль видел, как шевелятся его губы. Подняв руку, Хоторн нежно привлек ее к себе. Она стояла спиной к Паскалю, преданно глядя в лицо Хоторну. А тот все говорил. Паскаль почти ослеп от боли и недоумения. Видеть и в то же время не видеть, иметь возможность наблюдать разговор, но не иметь возможности слышать – это было для него новой пыткой. Это не может быть правдой, все это только кажется, говорил он себе. Между тем в комнате напротив Хоторн только что взял руку Джини и медленно поднес ее к губам. Он поцеловал ее в кисть, обтянутую перчаткой. «Так вот что он делал вчера», – подумал Паскаль. Именно так все начиналось – так, как и рассказывала Джини.
Он отошел от своих камер. Паскаль потер лицо. Он чувствовал себя пленником собственных подозрений, вынужденным воочию наблюдать свои бредовые видения.
Некоторое время он стоял, не в силах отделаться от страха, неверия и чувства вины. Прошло лишь несколько секунд – каждая длиною в год. Одна часть сознания была загипнотизирована навязчивыми мыслями, крутившимися в голове, как белка в колесе, в то время как другая была поглощена расчетами. Тридцать секунд понадобится на то, чтобы сбежать по лестнице и выскочить на улицу. Еще тридцать – на то, чтобы пересечь сад и перескочить через ограду. Следующие тридцать – чтобы взбежать по ступенькам, прыгнуть на балкон и высадить балконные двери. Они казались достаточно хлипкими – откроются от одного хорошего пинка. Итого – полторы минуты. Паскаль чувствовал себя парализованным. Он двинулся было к двери, но повернул назад и в очередной раз прильнул к видоискателю.
Мужчина и женщина держали друг друга в объятиях.
Крепко обхватив свою избранницу, Хоторн начал поглаживать ее по спине. Оба казались крайне возбужденными. Ладони Хоторна легли на ее узкие бедра, он притянул женщину к себе. Она дернулась и положила голову ему на плечо. Белокурые волосы резко контрастировали с черной тканью его смокинга. «Подними голову, оглянись хоть раз», – вновь мысленно умолял ее Паскаль.
Женщина дрожала – это было хорошо видно. Руки Хоторна, путешествуя по ее телу, сняли с плеч тонкие бретельки – сначала левую, потом правую. Платье соскользнуло с ее плеч. Под платьем она носила черный корсет, который поднимал и поддерживал груди. Хоторн еще крепче прижал ее к себе, закрыв глаза. Словно обезумев, он начал целовать ее в губы и шею. Его руки поддерживали груди, поднимающиеся над корсетом. Он принялся ласкать их. Волосы женщины трепетали, словно живые. Внезапно темп движений изменился. Из медленных и ленивых они превратились в быстрые и ненасытные. Женщина, стиснув голову Хоторна в ладонях, потянула ее вниз, так, чтобы он своими губами прикоснулся к ее грудям. Она стояла к Хоторну вполоборота, ее движения стали исступленными и беспорядочными, ускорившись настолько, что Паскаль в какое-то из долгих, как вечность, мгновений не смог удержаться от мысли: «Сейчас он бросит ее на пол, и ее волосы ковром расстелются перед ним». Но он тут же осознал, что Хоторн не отвечает на ее ласки, не целует ее грудей. Женщина вела себя все возбужденнее, однако теперь в сознании Паскаля четко высветилось: «Нет».
Он не увидел лица этой женщины, по-прежнему скрытого волной волос, зато хорошо разглядел ее груди и линию плеча до самой ключиц. От этого сразу полегчало. Он слишком хорошо знал Джини – так хорошо, что узнал бы ее не только зрительно, но и на ощупь. Он знал линии ее шеи, изгиб спины и острые бугорки ее лопаток. Перед ним была не Джини. Даже возраст этой женщины был другим. Она была лет на десять старше – тридцать пять, а то и больше. Она была привлекательной, но с маленькими, почти детскими грудями. Ее соски были крохотными и вульгарно пунцовыми, да и движения были не такими, как у Джини. Сейчас Паскаль ясно это видел. Какое может быть сравнение? Джини двигалась легко и грациозно, а эта – резко, нагло, грубо.
Хоторн сместился немного влево, и женщина повернулась, продолжая алчно смотреть на него. Она взяла что-то со стола, который еле умещался в кадре, и принялась умащивать свои груди какими-то благовониями. Ее кожа стала лосниться. Руки в черных перчатках работали на совесть, соски возбужденно напряглись. Женщина на секунду прервала свое занятие и посмотрела на Хоторна, как если бы ожидала одобрения с его стороны. Склонив голову набок, она улыбалась.
«Все, все не так», – внутренне ликовал Паскаль, не понимая только одного: каким образом удалось столь искусно обмануть его глаза и рассудок? Волосы, прическа – все это было лишь тщательно выполненной копией Джини. Платье, конечно, было то самое, настоящее. В этом не могло быть никаких сомнений. Но сейчас, когда он смог увидеть лицо этой блондинки, всю ее фигуру при ярком свете, сходство с Джини оказалось минимальным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117
Джини колебалась. Она немного отошла в сторону, почти покинув кадр. Паскаль мог видеть только ее волосы, правое плечо и правую руку. Ему вдруг стало понятно, что Хоторн ей дал и что она сейчас делает. Она натягивала перчатки – пару длинных черных перчаток. Паскаль видел, как она шевелит пальцами, медленно поднимает руку и протягивает ее Хоторну. Черная перчатка обтягивала всю кисть, поднимаясь выше локтя.
Паскаль застыл в нерешительности, начисто лишившись способности думать и двигаться. Несколькими секундами раньше, в тот короткий период, когда они вошли в дом, но еще не зажгли света в комнате, он, бросив все свои камеры, выбежал на лестницу. Он уже ступил на первую ступеньку, когда, полуобернувшись, увидел, как осветилось окно в доме напротив, и ему пришлось вернуться. Теперь же его разрывали противоречивые чувства: происходящее казалось невероятным и одновременно логичным. Хоторн находился далеко, но стоило приникнуть к видоискателю, как он оказывался совсем рядом. Джини тоже находилась очень близко, пусть и на самом краю рамки. Казалось, протяни руку – и дотронешься.
Паскаль вытянул руку вперед, однако под пальцами оказалась только пустота. Рука дрожала. Он всегда верил своим глазам, верил своему зрению, которое было самой важной частью его ремесла. Но верить ли сейчас? Была ли это действительно Джини или какие-то сумасшедшие галлюцинации? «Я наблюдаю собственные кошмары, – подумал он, – наблюдаю собственные тайные страхи».
Паскаль весь обратился в зрение, словно мелкие детали могли подсказать ему, стоит ли верить своим глазам. Джини ни за что не надела бы такие туфли, пришла в голову мысль, показавшаяся спасительной. С другой стороны, именно такие были в посылке – черные, на тонких высоких каблуках. Паскаль отвернулся, потом посмотрел снова.
Теперь она повернулась лицом к Хоторну. Они стояли рядом, Хоторн смотрел ей в глаза. Паскаль видел, как шевелятся его губы. Подняв руку, Хоторн нежно привлек ее к себе. Она стояла спиной к Паскалю, преданно глядя в лицо Хоторну. А тот все говорил. Паскаль почти ослеп от боли и недоумения. Видеть и в то же время не видеть, иметь возможность наблюдать разговор, но не иметь возможности слышать – это было для него новой пыткой. Это не может быть правдой, все это только кажется, говорил он себе. Между тем в комнате напротив Хоторн только что взял руку Джини и медленно поднес ее к губам. Он поцеловал ее в кисть, обтянутую перчаткой. «Так вот что он делал вчера», – подумал Паскаль. Именно так все начиналось – так, как и рассказывала Джини.
Он отошел от своих камер. Паскаль потер лицо. Он чувствовал себя пленником собственных подозрений, вынужденным воочию наблюдать свои бредовые видения.
Некоторое время он стоял, не в силах отделаться от страха, неверия и чувства вины. Прошло лишь несколько секунд – каждая длиною в год. Одна часть сознания была загипнотизирована навязчивыми мыслями, крутившимися в голове, как белка в колесе, в то время как другая была поглощена расчетами. Тридцать секунд понадобится на то, чтобы сбежать по лестнице и выскочить на улицу. Еще тридцать – на то, чтобы пересечь сад и перескочить через ограду. Следующие тридцать – чтобы взбежать по ступенькам, прыгнуть на балкон и высадить балконные двери. Они казались достаточно хлипкими – откроются от одного хорошего пинка. Итого – полторы минуты. Паскаль чувствовал себя парализованным. Он двинулся было к двери, но повернул назад и в очередной раз прильнул к видоискателю.
Мужчина и женщина держали друг друга в объятиях.
Крепко обхватив свою избранницу, Хоторн начал поглаживать ее по спине. Оба казались крайне возбужденными. Ладони Хоторна легли на ее узкие бедра, он притянул женщину к себе. Она дернулась и положила голову ему на плечо. Белокурые волосы резко контрастировали с черной тканью его смокинга. «Подними голову, оглянись хоть раз», – вновь мысленно умолял ее Паскаль.
Женщина дрожала – это было хорошо видно. Руки Хоторна, путешествуя по ее телу, сняли с плеч тонкие бретельки – сначала левую, потом правую. Платье соскользнуло с ее плеч. Под платьем она носила черный корсет, который поднимал и поддерживал груди. Хоторн еще крепче прижал ее к себе, закрыв глаза. Словно обезумев, он начал целовать ее в губы и шею. Его руки поддерживали груди, поднимающиеся над корсетом. Он принялся ласкать их. Волосы женщины трепетали, словно живые. Внезапно темп движений изменился. Из медленных и ленивых они превратились в быстрые и ненасытные. Женщина, стиснув голову Хоторна в ладонях, потянула ее вниз, так, чтобы он своими губами прикоснулся к ее грудям. Она стояла к Хоторну вполоборота, ее движения стали исступленными и беспорядочными, ускорившись настолько, что Паскаль в какое-то из долгих, как вечность, мгновений не смог удержаться от мысли: «Сейчас он бросит ее на пол, и ее волосы ковром расстелются перед ним». Но он тут же осознал, что Хоторн не отвечает на ее ласки, не целует ее грудей. Женщина вела себя все возбужденнее, однако теперь в сознании Паскаля четко высветилось: «Нет».
Он не увидел лица этой женщины, по-прежнему скрытого волной волос, зато хорошо разглядел ее груди и линию плеча до самой ключиц. От этого сразу полегчало. Он слишком хорошо знал Джини – так хорошо, что узнал бы ее не только зрительно, но и на ощупь. Он знал линии ее шеи, изгиб спины и острые бугорки ее лопаток. Перед ним была не Джини. Даже возраст этой женщины был другим. Она была лет на десять старше – тридцать пять, а то и больше. Она была привлекательной, но с маленькими, почти детскими грудями. Ее соски были крохотными и вульгарно пунцовыми, да и движения были не такими, как у Джини. Сейчас Паскаль ясно это видел. Какое может быть сравнение? Джини двигалась легко и грациозно, а эта – резко, нагло, грубо.
Хоторн сместился немного влево, и женщина повернулась, продолжая алчно смотреть на него. Она взяла что-то со стола, который еле умещался в кадре, и принялась умащивать свои груди какими-то благовониями. Ее кожа стала лосниться. Руки в черных перчатках работали на совесть, соски возбужденно напряглись. Женщина на секунду прервала свое занятие и посмотрела на Хоторна, как если бы ожидала одобрения с его стороны. Склонив голову набок, она улыбалась.
«Все, все не так», – внутренне ликовал Паскаль, не понимая только одного: каким образом удалось столь искусно обмануть его глаза и рассудок? Волосы, прическа – все это было лишь тщательно выполненной копией Джини. Платье, конечно, было то самое, настоящее. В этом не могло быть никаких сомнений. Но сейчас, когда он смог увидеть лицо этой блондинки, всю ее фигуру при ярком свете, сходство с Джини оказалось минимальным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117