– Вы хотите сказать, что несете ответственность за их смерть?
Во взгляде Хоторна промелькнуло раздражение. От его ответа у Джини похолодело внутри.
– Не знаю, кто именно погиб на рельсах у Оксфорда Кто бы это ни был, я не имею к его смерти никакого отношения, – сказал он. – Тут замешан мистер Макмаллен – с него и спрос. Макмаллен оказался гораздо сообразительнее, чем я мог предположить, и инсценировал собственную кончину, как вы справедливо заметили сегодня вечером в телефонном разговоре с моим сыном. Не знаю, кого он там угробил вместо себя, и это меня, честно говоря, мало беспокоит. Мой сын и его будущее благополучие – вот это действительно повод для беспокойства.
Он сидел прямо и неподвижно, его взгляд был прикован к лицу собеседницы.
– Прежде чем мы продолжим наш разговор, я хотел бы, чтобы вы уяснили одну немаловажную вещь. Когда мой сын пришел к вам в пятницу, начал говорить с вами в таком тоне и таким образом с вами обращаться, он действовал в нарушение всех моих инструкций и рекомендаций. – Хоторн снова бросил на нее оценивающий взгляд мясника. – И вот теперь, мисс Хантер, когда я наконец вижу вас воочию, должен признаться: я разочарован. Вы премиленькая особа, спору нет. Но мир полон хорошеньких женщин, и большинство из них оказываются вполне покладистыми, стоит только проявить достаточную щедрость. Лично я не могу взять в толк, что же такое особенное мой сын смог в вас увидеть. И все же он, несомненно, что-то рассмотрел. Должно быть, решающее значение здесь имеет тот факт, что в настоящий момент вы для него недоступны. Его всегда особенно привлекали те вещи, которые он не мог заполучить. Напомню, если бы все зависело только от меня, то вы уже неделю назад попали бы в не очень заметную для других дорожную аварию. Все вокруг поохали бы немного, а потом забыли бы вас навсегда, потому что вы не можете претендовать на роль особо выдающейся или хотя бы запоминающейся личности. Хоторн пожевал губами.
– Однако мой сын убедил меня подождать. Он испробовал целый ряд собственных средств. Поначалу Джон оказал давление на владельца газеты, где вы работаете, потом занялся вашим редактором и в конце концов призвал на помощь вашего папеньку, чтобы тот уговорил вас отказаться от этой затеи. Тщетно. Тогда он не нашел ничего умнее, как отправиться к вам в квартиру, чтобы заниматься там с вами болтовней. Что ж, разговор получился весьма откровенным и безрассудным. – Глаза-льдинки злобно заблестели. – Да, мисс Хантер, важно, чтобы вы поняли, что за человек мой сын. Он очень умен, способен, честолюбив, но у него есть два слабых места, в особенности когда дело касается женщин. Вот это и это. – Он ткнул себя сначала в пах, а затем в сердце.
Впрочем, он и сам вам говорил, что порой испытывает очень сильное половое влечение. В отдельных случаях оно бывает даже более сильным и странным, чем он признал в разговоре с вами. Ну, это я еще понять могу. Я и сам такой. Но чего я никак не могу уразуметь, так это случающиеся время от времени приступы слабости вот тут, в этой области, – снова положил руку на сердце старый Хоторн. – Слава Богу, эти случаи крайне редки. Их можно считать единичными. А потому, когда Джон вдруг выступил в роли вашего заступника, я счел, что он намерен просто трахнуть вас, мисс Хантер, а потом навсегда выкинуть из памяти. Это было бы в порядке вещей. Однако вскоре я начал понимать, что дело обстоит гораздо серьезнее. Ну ничего. Не сомневаюсь, что в скором времени Джон опомнится. Если бы можно было убедить вас переспать с ним, проблема была бы снята с повестки дня уже к завтрашнему утру. Но поскольку я сомневаюсь, что такое решение может быть найдено в краткосрочной перспективе, то мы поступим следующим образом. – Он снова пронзил ее ледяным взглядом. – Во-первых, я хочу, чтобы вы молчали. Это подразумевается само собой. Во-вторых, я хочу, чтобы мой сын навеки забыл о вас. У него есть много дел поважнее, чем шашни с девицами вроде вас. Так вот, мисс Хантер, сейчас я буду говорить, а вы будете меня слушать. И когда я закончу, вы назначите цену за свое сотрудничество.
И снова – тягостная пауза. Джини осмотрелась, желая убедиться, не записывается ли и этот разговор. Тут уже не только «жучок» установить можно, но и видеокамеру. Она посмотрела в большое зеркало над камином, переведя затем взгляд на калеку, сидящего в коляске. Джини подумала, что этот человек явно не в себе. Но, может быть, в какой-то момент его ум все же прояснится?
Она опустилась на стул напротив Хоторна. Тот выждал немного, леденя ее своим взглядом, и заговорил опять.
– В Венеции, – напомнил Хоторн, – там, где шлепнули этих двух дегенератов, вы, кажется, нашли пуговицу. Верно? Это Фрэнк допустил оплошность. Но обратили ли вы внимание на форму этой пуговицы?
– Да, на ней было изображено что-то вроде гирлянды или венка.
– Много лет назад я сам выбрал эту эмблему для тех, кто служит мне. Она изображает венок, который возлагали на голову… – Он не окончил фразы. – Вам известно выражение victor ludorum?
– Победитель игр. Кажется, так.
– Победитель игр… Виктор на латыни означает победитель, триумфатор. Именно. Я давно веду список игр, из которых выхожу победителем, и этот список выглядит весьма внушительно. Да, мисс Хантер, в него входят все игры – как совсем незначительные, так и крупные. Я не люблю приходить к финишу вторым. Только первым! Мой сын тоже любит побеждать. А вообще-то, – доверительно подался он вперед, – почти всю свою жизнь я веду одну очень крупную игру. Я желаю, чтобы мой сын выполнил свое предназначение. Я хочу, чтобы он завоевал самый главный из всех призов, и приложу все силы, чтобы это свершилось. На его пути случались поражения, задержки… Впрочем, о чем это я? Вы сами знаете, Джон сам говорил вам обо всем этом прошлой ночью. Болезнь его сына и прочее. Тогда у него вышла осечка. Но уж теперь-то Джон снова в седле. Побудет здесь еще годик, потом вернется в Америку… В общем, сами понимаете.
– Я понимаю, чего вы хотите для него – и для себя. Очень хорошо понимаю.
– Любой отец хочет, чтобы его сын пошел дальше, чем он сам, – оборвал ее старик. – И я не изображаю из себя альтруиста. Но вы правы: я хочу именно этого, и Джон тоже, и этого я намерен добиться во что бы то ни стало. И меня не остановят припадки этой свихнувшейся сучки – жены Джона, жалкие махинации этого ничтожества – Джеймса Макмаллена или – будем честны до конца – возня какого-то прохиндея-фотографа и его подружки-репортерши. Вам это ясно?
– Более чем ясно. В этом можете не сомневаться.
– Так вот, когда прошлым летом Джон поведал мне, что у него с Лиз стало совсем кисло, и когда выяснилось, что она призвала под свои знамена Макмаллена, поведя против Джона войну на истощение, я тут же начал действовать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117
Во взгляде Хоторна промелькнуло раздражение. От его ответа у Джини похолодело внутри.
– Не знаю, кто именно погиб на рельсах у Оксфорда Кто бы это ни был, я не имею к его смерти никакого отношения, – сказал он. – Тут замешан мистер Макмаллен – с него и спрос. Макмаллен оказался гораздо сообразительнее, чем я мог предположить, и инсценировал собственную кончину, как вы справедливо заметили сегодня вечером в телефонном разговоре с моим сыном. Не знаю, кого он там угробил вместо себя, и это меня, честно говоря, мало беспокоит. Мой сын и его будущее благополучие – вот это действительно повод для беспокойства.
Он сидел прямо и неподвижно, его взгляд был прикован к лицу собеседницы.
– Прежде чем мы продолжим наш разговор, я хотел бы, чтобы вы уяснили одну немаловажную вещь. Когда мой сын пришел к вам в пятницу, начал говорить с вами в таком тоне и таким образом с вами обращаться, он действовал в нарушение всех моих инструкций и рекомендаций. – Хоторн снова бросил на нее оценивающий взгляд мясника. – И вот теперь, мисс Хантер, когда я наконец вижу вас воочию, должен признаться: я разочарован. Вы премиленькая особа, спору нет. Но мир полон хорошеньких женщин, и большинство из них оказываются вполне покладистыми, стоит только проявить достаточную щедрость. Лично я не могу взять в толк, что же такое особенное мой сын смог в вас увидеть. И все же он, несомненно, что-то рассмотрел. Должно быть, решающее значение здесь имеет тот факт, что в настоящий момент вы для него недоступны. Его всегда особенно привлекали те вещи, которые он не мог заполучить. Напомню, если бы все зависело только от меня, то вы уже неделю назад попали бы в не очень заметную для других дорожную аварию. Все вокруг поохали бы немного, а потом забыли бы вас навсегда, потому что вы не можете претендовать на роль особо выдающейся или хотя бы запоминающейся личности. Хоторн пожевал губами.
– Однако мой сын убедил меня подождать. Он испробовал целый ряд собственных средств. Поначалу Джон оказал давление на владельца газеты, где вы работаете, потом занялся вашим редактором и в конце концов призвал на помощь вашего папеньку, чтобы тот уговорил вас отказаться от этой затеи. Тщетно. Тогда он не нашел ничего умнее, как отправиться к вам в квартиру, чтобы заниматься там с вами болтовней. Что ж, разговор получился весьма откровенным и безрассудным. – Глаза-льдинки злобно заблестели. – Да, мисс Хантер, важно, чтобы вы поняли, что за человек мой сын. Он очень умен, способен, честолюбив, но у него есть два слабых места, в особенности когда дело касается женщин. Вот это и это. – Он ткнул себя сначала в пах, а затем в сердце.
Впрочем, он и сам вам говорил, что порой испытывает очень сильное половое влечение. В отдельных случаях оно бывает даже более сильным и странным, чем он признал в разговоре с вами. Ну, это я еще понять могу. Я и сам такой. Но чего я никак не могу уразуметь, так это случающиеся время от времени приступы слабости вот тут, в этой области, – снова положил руку на сердце старый Хоторн. – Слава Богу, эти случаи крайне редки. Их можно считать единичными. А потому, когда Джон вдруг выступил в роли вашего заступника, я счел, что он намерен просто трахнуть вас, мисс Хантер, а потом навсегда выкинуть из памяти. Это было бы в порядке вещей. Однако вскоре я начал понимать, что дело обстоит гораздо серьезнее. Ну ничего. Не сомневаюсь, что в скором времени Джон опомнится. Если бы можно было убедить вас переспать с ним, проблема была бы снята с повестки дня уже к завтрашнему утру. Но поскольку я сомневаюсь, что такое решение может быть найдено в краткосрочной перспективе, то мы поступим следующим образом. – Он снова пронзил ее ледяным взглядом. – Во-первых, я хочу, чтобы вы молчали. Это подразумевается само собой. Во-вторых, я хочу, чтобы мой сын навеки забыл о вас. У него есть много дел поважнее, чем шашни с девицами вроде вас. Так вот, мисс Хантер, сейчас я буду говорить, а вы будете меня слушать. И когда я закончу, вы назначите цену за свое сотрудничество.
И снова – тягостная пауза. Джини осмотрелась, желая убедиться, не записывается ли и этот разговор. Тут уже не только «жучок» установить можно, но и видеокамеру. Она посмотрела в большое зеркало над камином, переведя затем взгляд на калеку, сидящего в коляске. Джини подумала, что этот человек явно не в себе. Но, может быть, в какой-то момент его ум все же прояснится?
Она опустилась на стул напротив Хоторна. Тот выждал немного, леденя ее своим взглядом, и заговорил опять.
– В Венеции, – напомнил Хоторн, – там, где шлепнули этих двух дегенератов, вы, кажется, нашли пуговицу. Верно? Это Фрэнк допустил оплошность. Но обратили ли вы внимание на форму этой пуговицы?
– Да, на ней было изображено что-то вроде гирлянды или венка.
– Много лет назад я сам выбрал эту эмблему для тех, кто служит мне. Она изображает венок, который возлагали на голову… – Он не окончил фразы. – Вам известно выражение victor ludorum?
– Победитель игр. Кажется, так.
– Победитель игр… Виктор на латыни означает победитель, триумфатор. Именно. Я давно веду список игр, из которых выхожу победителем, и этот список выглядит весьма внушительно. Да, мисс Хантер, в него входят все игры – как совсем незначительные, так и крупные. Я не люблю приходить к финишу вторым. Только первым! Мой сын тоже любит побеждать. А вообще-то, – доверительно подался он вперед, – почти всю свою жизнь я веду одну очень крупную игру. Я желаю, чтобы мой сын выполнил свое предназначение. Я хочу, чтобы он завоевал самый главный из всех призов, и приложу все силы, чтобы это свершилось. На его пути случались поражения, задержки… Впрочем, о чем это я? Вы сами знаете, Джон сам говорил вам обо всем этом прошлой ночью. Болезнь его сына и прочее. Тогда у него вышла осечка. Но уж теперь-то Джон снова в седле. Побудет здесь еще годик, потом вернется в Америку… В общем, сами понимаете.
– Я понимаю, чего вы хотите для него – и для себя. Очень хорошо понимаю.
– Любой отец хочет, чтобы его сын пошел дальше, чем он сам, – оборвал ее старик. – И я не изображаю из себя альтруиста. Но вы правы: я хочу именно этого, и Джон тоже, и этого я намерен добиться во что бы то ни стало. И меня не остановят припадки этой свихнувшейся сучки – жены Джона, жалкие махинации этого ничтожества – Джеймса Макмаллена или – будем честны до конца – возня какого-то прохиндея-фотографа и его подружки-репортерши. Вам это ясно?
– Более чем ясно. В этом можете не сомневаться.
– Так вот, когда прошлым летом Джон поведал мне, что у него с Лиз стало совсем кисло, и когда выяснилось, что она призвала под свои знамена Макмаллена, поведя против Джона войну на истощение, я тут же начал действовать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117