Услышав звук закрывшейся двери, Энн резко вскинула голову. Он ушел. Джон решил заняться ее воспитанием в тот момент, когда мир рухнул, а сердце разрывалось от горя. Как ей хотелось, чтобы он просто сел рядом, обнял ее, сказал какие-нибудь добрые, бесполезные слова…
Папа был совсем другим… Энн отчаянно зарыдала, уткнувшись головой в зеленую атласную подушку, отчего терьер испуганно залаял и принялся тянуть хозяйку за рукав, а потом заполз под стол и притаился там. Через пару минут острый приступ горя сменился у Энн чувством стыда – нельзя так распускаться, в самом деле, бедный Глостер, он, когда чувствует свое бессилие помочь, всегда забивается в какой-нибудь темный угол и долго не выходит. Еще и собака покинет ее!
Энн тяжело подняла голову, отбросила со лба прядь темных волос. Так и есть, песик куда-то скрылся. Она испугала его своими рыданиями. Снова испытав укол стыда, она отодвинула жалость к себе на второй план.
– Глосси, Глосси, – позвала она ласково.
Глостер осторожно выглянул из-под стола, увидел, что у хозяйки вполне осмысленный вид, резво подбежал и вскочил к ней на колени. Энн судорожно прижала к себе маленькое тельце. Родное тепло проникло в грудь, сердце ее забилось ровнее, обруч, сжимавший голову, ослабел. Глостер тоже горюет, миссис Хьюстон говорила, что в день папиной смерти он бегал по квартире, не находя себе места, затем сел у двери и завыл.
Что бы делала Энн без миссис Хьюстон! Эта добрая женщина с первого этажа, которая обычно приходила к ним убирать квартиру, взяла Глостера к себе, когда папу увезли в больницу с острым сердечным приступом, и все три дня, пока врачи боролись за его жизнь, заботилась о песике. Все эти три дня Энн не покидала больницы. К отцу ее не пускали, но доктор не смог уговорить ее уйти домой. Ночью она дремала, сидя на диванчике в коридоре, во вторую ночь ей разрешили прилечь в ординаторской. На третий день она вошла в реанимационный блок, села к постели, взяла неподвижную руку отца, сжала и молча смотрела на него, концентрируясь изо всех сил, посылая ему всю свою любовь. Никто уже не попросил ее выйти, а через два часа отец умер, не приходя в сознание.
Джон тогда уже приехал в Лондон, Энн позвонила ему накануне.
Энн, оборвав воспоминания, встала и, держа Глостера на руках, прошла в кухню. Не думать о самом дорогом человеке, умиравшем в белой больничной палате! Она будет думать о папе так, словно он жив. Какие слова сказал бы он ей сейчас?
«Выше нос, малышка Энни. Вспомни, как я читал тебе в детстве твоего любимого «Питера Пэна». Смерть – это самое захватывающее приключение…».
В каждой религии считается, что душа человека не сразу покидает места своего обитания на земле, она еще несколько дней пребывает рядом с любимыми людьми. Значит, папа сейчас здесь, и как ему должно быть грустно видеть любимую девочку в таком состоянии.
Энн опустила песика на пол и увидела, что в его миске нет воды. Думая только о себе, она забыла о собаке!
– Прости, мой хороший, это свинство с моей стороны. Сейчас я налью тебе свежей водички.
Налив полную миску, Энн поставила чайник на плиту и прошла в ванную. Из большого зеркала на нее смотрело красное распухшее лицо с узенькими щелками вместо глаз. От слез ее нежная белая кожа всегда безобразно распухала.
Энн принялась плескать холодной водой в лицо, потом намочила полотенце и приложила к векам. Скоро пора идти гулять с Глостером, и надо купить что-нибудь на ужин, в доме совсем нет еды. Она вернулась в кухню, открыла дверцу холодильника и, к своему изумлению, увидела там йогурт, масло, яйца, сыр и кастрюльку, в которой оказалась запеченная в белом соусе курица. Снова миссис Хьюстон! У Энн навернулись слезы на глаза. Хоть кто-то позаботился о ней!
Миссис Хьюстон не взяла деньги, которые Энн предлагала ей за заботу о Глостере, но за эти продукты следует рассчитаться непременно – муж миссис Хьюстон был совсем небогат, он работал водопроводчиком, чинил вечно протекавшие в доме трубы. Занимал он с женой маленькую квартирку на первом этаже. Следует спуститься и поблагодарить этих добрых людей.
На сердце у Энн, которое после разговора с Джоном сжалось в маленький холодный комочек, стало теплее. Она заварила крепкий чай и с удовольствием выпила чашку, затем прошла в спальню, причесала свои прямые темные волосы. На ней была одежда, надетая утром, – черный свитер с высоким воротом и песочно-серые вельветовые брюки. Решив не переодеваться, Энн быстро надела вишневую куртку с капюшоном, висевшую в прихожей, нацепила на Глостера поводок и бегло взглянула в зеркало. Лицо уже не такое красное, хотя веки оставались слегка припухшими.
Она вышла с собакой на площадку, спустилась вниз и позвонила. Открыла ей тучная женщина лет шестидесяти в клетчатом фартуке.
– Собрались гулять с Глосси, мисс Салливан? Правильно, прогулка пойдет вам на пользу. Милый песик, как он радовался, когда вы вернулись из больницы… – Но она тут же испуганно взглянула на застывшее лицо девушки. – Простите, моя милая, болтаю сама не знаю что…
– Ничего страшного, миссис Хьюстон. Я не знаю, как вас и благодарить за Глостера и за продукты, которые вы оставили в холодильнике. Вот деньги, огромное вам спасибо.
Женщина, покраснев, смущенно приняла протянутые ей бумажки.
– Что вы, мисс Салливан. Это чтобы вам не бегать лишний раз в магазин. – Взглянув на Энн пытливо, миссис Хьюстон заговорила торопливо и убежденно: – Держитесь, милая. Все мы теряем родителей. Конечно, профессор был еще не так стар, но инфаркт и молодых сражает. Я вот уже больше десяти лет как потеряла отца, а затем мать, но и дня не проходит, чтобы не вспомнила о них.
Да, она, разумеется, права. Уходят родители, а сколько умирает молодых людей, в самом начале жизни! Но до сердца Энн эти слова не дошли. Неважно, кого именно ты теряешь – мужа, жену, ребенка, отца. Главное, что без самого близкого и дорогого человека непоправимо пустеет мир, а внутри образуется глубокая пропасть, из которой веет ледяным холодом.
Она сжала зубы и, торопливо кивнув, почти выбежала из подъезда, увлекая за собой Глостера. Стоило только перейти улицу, как они оказались в Кенсингтонском парке. Глостер уверенно натянул поводок. Энн машинально шла по дорожке, не замечая ничего вокруг. Навстречу попадались редкие прохожие – мало было желающих мокнуть под мелким моросящим дождем. Деревья неожиданно выступали из тумана, словно выскакивая ей навстречу. В воздухе остро пахло прелой листвой.
Энн смотрела на быстро мелькающие лапки терьера. На протяжении семи лет они ходили с отцом выгуливать Глостера вот по этому самому маршруту, когда отец принял должность сотрудника Британского музея и они окончательно перебрались в Лондон из Лорел-Лоджа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44