И окончательно поверила в его искренность. Отныне, что бы о нем ни говорили, она останется при своем мнении. Ей захотелось протянуть руку и погладить Евдокимова по щеке, пожалеть его Она едва сдержалась, чтобы не сделать этого. Кто знает, как он истолкует подобный жест.
Они поднялись по лестнице из бывшего подвала и ахнули. Вокруг стало бело. Пышные белые сугробы укрывали бульвар, грязные тротуары, даже на каждой веточке ухитрились взгромоздиться охапки снега. Совсем другой город предстал перед глазами и совсем другой мир.
Посмеявшись над Катей — она была в туфлях, хоть и осенних, — он легко подхватил ее на руки и понес к машине. А у подъезда, когда распахнул перед ней дверцу, ему этого показалось мало, он снял свою дубленку и набросил ей на плечи. Катя отбивалась, не позволила снова взять себя на руки. Медведь, настоящий медведь, шутила она. А вдруг соседи увидят? Свою репутацию она блюла.
Не позвала его на чашку чаю, хоть он и напрашивался. Поздно. На прощанье он поцеловал ей обе руки, бережно и нежно пожал в своих медвежьих лапах ее ладошки. Подождал в подъезде, пока она открыла дверь своей квартиры и вошла.
Катя долго ворочалась в постели и не могла уснуть. Думала о полупризнании Евдокимова и его неожиданной откровенности. Похоже, в ее безмятежное бытие ворвалось неожиданное приключение. К чему оно может привести, ей не хотелось загадывать. На душе было тревожно и смутно. Вот приедет Сережа, и она, смеясь, похвастается ему, как весело проводила время без мужа. Да, выход есть — простой и ясный. Она почувствовала облегчение.
Через два дня вернулся Колесников, но она так ничего и не рассказала ему.
— Как ты могла, как ты могла! — в отчаянии повторяла Наташа, сжав ладонями виски. — Я способна совершить такой поступок, любая из моих подруг и знакомых. Но только не ты. У тебя, одной-единственной, не было никаких бабьих слабостей…
— Если бы это было слабостью! — оправдывалась Катя. — Это наваждение, порча какая-то. Я не в силах была с собой справиться…
Наташа недоверчиво качала головой: Катя потеряла контроль над собой — светопреставление.
Прошло более полугода с тех пор, как начались тайные встречи Кати с Евдокимовым. Невинного и легкого романа не получилось. Вначале она во всех подробностях описывала Наталье их так называемые случайные встречи. Они с Евдокимовым болтали, смеялись и шутили. Тогда, зимой, совесть Кати была чиста. Она даже как-то раз небрежно призналась Колесникову, что возвращалась с работы вместе с Костей и приняла его предложение посидеть в кафе «Мороженое».
— «Мороженое»? Хм… — сказал на это Сережа.
Но их отношения недолго оставались безобидными. Евдокимов все чаще говорил о своей любви. Сначала это были намеки и взгляды, потом настойчивое признание. Катя вспоминала их знакомство и первые встречи. Как ей льстило внимание этого незаурядного человека. Только из тщеславия она благосклонно принимала его ухаживания. Другого поклонника вмиг бы отвадила. Катя умела пресекать ухаживания решительно и твердо.
Наташа требовала прекратить встречи с этим ловеласом. Она не была знакома с Евдокимовым, но люто невзлюбила его. Катя обещала и действительно несколько недель упорно избегала его. В этом было что-то унизительное — прятаться, убегать, завидя в конце коридора его атлетическую фигуру, облаченную в модный лондонский пиджак. Костя так резко выделялся среди сослуживцем внешним видом, что приметен был издалека. Поэтому Катя успевала вовремя исчезнуть. Но Евдокимов проявил завидную настойчивость. Заметив, что она изменила свой обычный маршрут и ездит на троллейбусе, он подстерегал ее в переулке, а не у входа, как раньше.
И тут с Катей случилось непонятное. То, что она называла затмением, наваждением. Она смотрела в его глаза, такие чистые, бесхитростные, и не могла вымолвить «нет»! Да, в нем, несомненно, были чары, которые опутывали женщину. И она, оказывается, такая же дочь Евы, как все. Это открытие было не слишком приятным. Катя считала себя неуязвимой.
Она еще долго пыталась бороться, однако сдавала одну позицию за другой. Их встречи снова возобновились. Потом стали повторяться все чаще и чаще.
Катя возвращалась домой поздно. В этом не было ничего странного. Наталья переживала непростой период в жизни. Дети то и дело болели, свекровь привередничала, муженек отсутствовал порой по нескольку дней. Колесников знал, что она бывает у Наташи почти ежедневно, и расспрашивал ее, что нового у кумы. Катя или отвечала односложно: все как и прежде, или подробно описывала очередную болезнь Иветты или Петьки. Или жалела о том, что ей никогда не заполучить на перевоспитание Марию Игнатьевну. Раньше они с Колесниковым вдоволь пошутили бы на эту тему, подробно обсудили бы ход военных действий между предполагаемой свекровью и невесткой. Теперь же Сергей только невесело улыбнулся в ответ.
Наташины дети стали чуть ли не единственной темой их разговоров. Они больше молчали друг с другом. Наверняка до Сергея уже доползли какие-то смутные слухи, или он сам догадался, тоскливо думала Катя. Как тяжело ей стало проводить с ним даже несколько часов в день. Завтракать за одним столом, глядеть ему в глаза. И он, бедный, понимал это и старался как можно чаще уезжать в командировки или проводить вечера у друзей.
И с подругой Кате стало очень трудно общаться. Хотя она и забегала часто, чтобы остаться с малышкой, а Наташу отправить на недолгую прогулку, Катя старалась в ее присутствии заняться стиркой или хлопотала на кухне, играла с Петькой. Только бы избежать откровенных разговоров, прямых взглядов. Наташка очень проницательна и хорошо ее знает. Вдобавок Кате было совестно: Наталье так тяжело живется, а у нее какие-то светские, легкомысленные проблемы — роман.
В начале этого романа, зимой, Катя еще рас сказывала о Косте, и Наталья осуждающе буравила ее своими потемневшими от усталости и бессонницы, обведенными черными кругами глазами. И Катя чувствовала себя стрекозой, беззаботно порхающей с цветка на цветок, тогда как трудолюбивые муравьи несут свой жизненный крест. Когда же в марте их отношения с Евдокимовым стали развиваться галопом, Катя надолго замолчала.
Но беззаботную стрекозу она совсем не напоминала. Осунулась, помрачнела, все чаще впадала в молчаливую тоску. Ее замучили сомнения, раскаяние, угрызения совести. Никогда еще она не испытывала таких страданий.
— Саша, — сказала мужу Наташа, ухватив его за рукав в прихожей. Обычно он уходил из дому, когда все еще спали. — Помоги мне.
— Тебе или кому-то? — догадливо прищурился Саша.
— Мне. У Москалева раскололась раковина в ванной. Они уже полгода живут с подставленным под нее ведром.
— Боже, — возвел очи горе Саша.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
Они поднялись по лестнице из бывшего подвала и ахнули. Вокруг стало бело. Пышные белые сугробы укрывали бульвар, грязные тротуары, даже на каждой веточке ухитрились взгромоздиться охапки снега. Совсем другой город предстал перед глазами и совсем другой мир.
Посмеявшись над Катей — она была в туфлях, хоть и осенних, — он легко подхватил ее на руки и понес к машине. А у подъезда, когда распахнул перед ней дверцу, ему этого показалось мало, он снял свою дубленку и набросил ей на плечи. Катя отбивалась, не позволила снова взять себя на руки. Медведь, настоящий медведь, шутила она. А вдруг соседи увидят? Свою репутацию она блюла.
Не позвала его на чашку чаю, хоть он и напрашивался. Поздно. На прощанье он поцеловал ей обе руки, бережно и нежно пожал в своих медвежьих лапах ее ладошки. Подождал в подъезде, пока она открыла дверь своей квартиры и вошла.
Катя долго ворочалась в постели и не могла уснуть. Думала о полупризнании Евдокимова и его неожиданной откровенности. Похоже, в ее безмятежное бытие ворвалось неожиданное приключение. К чему оно может привести, ей не хотелось загадывать. На душе было тревожно и смутно. Вот приедет Сережа, и она, смеясь, похвастается ему, как весело проводила время без мужа. Да, выход есть — простой и ясный. Она почувствовала облегчение.
Через два дня вернулся Колесников, но она так ничего и не рассказала ему.
— Как ты могла, как ты могла! — в отчаянии повторяла Наташа, сжав ладонями виски. — Я способна совершить такой поступок, любая из моих подруг и знакомых. Но только не ты. У тебя, одной-единственной, не было никаких бабьих слабостей…
— Если бы это было слабостью! — оправдывалась Катя. — Это наваждение, порча какая-то. Я не в силах была с собой справиться…
Наташа недоверчиво качала головой: Катя потеряла контроль над собой — светопреставление.
Прошло более полугода с тех пор, как начались тайные встречи Кати с Евдокимовым. Невинного и легкого романа не получилось. Вначале она во всех подробностях описывала Наталье их так называемые случайные встречи. Они с Евдокимовым болтали, смеялись и шутили. Тогда, зимой, совесть Кати была чиста. Она даже как-то раз небрежно призналась Колесникову, что возвращалась с работы вместе с Костей и приняла его предложение посидеть в кафе «Мороженое».
— «Мороженое»? Хм… — сказал на это Сережа.
Но их отношения недолго оставались безобидными. Евдокимов все чаще говорил о своей любви. Сначала это были намеки и взгляды, потом настойчивое признание. Катя вспоминала их знакомство и первые встречи. Как ей льстило внимание этого незаурядного человека. Только из тщеславия она благосклонно принимала его ухаживания. Другого поклонника вмиг бы отвадила. Катя умела пресекать ухаживания решительно и твердо.
Наташа требовала прекратить встречи с этим ловеласом. Она не была знакома с Евдокимовым, но люто невзлюбила его. Катя обещала и действительно несколько недель упорно избегала его. В этом было что-то унизительное — прятаться, убегать, завидя в конце коридора его атлетическую фигуру, облаченную в модный лондонский пиджак. Костя так резко выделялся среди сослуживцем внешним видом, что приметен был издалека. Поэтому Катя успевала вовремя исчезнуть. Но Евдокимов проявил завидную настойчивость. Заметив, что она изменила свой обычный маршрут и ездит на троллейбусе, он подстерегал ее в переулке, а не у входа, как раньше.
И тут с Катей случилось непонятное. То, что она называла затмением, наваждением. Она смотрела в его глаза, такие чистые, бесхитростные, и не могла вымолвить «нет»! Да, в нем, несомненно, были чары, которые опутывали женщину. И она, оказывается, такая же дочь Евы, как все. Это открытие было не слишком приятным. Катя считала себя неуязвимой.
Она еще долго пыталась бороться, однако сдавала одну позицию за другой. Их встречи снова возобновились. Потом стали повторяться все чаще и чаще.
Катя возвращалась домой поздно. В этом не было ничего странного. Наталья переживала непростой период в жизни. Дети то и дело болели, свекровь привередничала, муженек отсутствовал порой по нескольку дней. Колесников знал, что она бывает у Наташи почти ежедневно, и расспрашивал ее, что нового у кумы. Катя или отвечала односложно: все как и прежде, или подробно описывала очередную болезнь Иветты или Петьки. Или жалела о том, что ей никогда не заполучить на перевоспитание Марию Игнатьевну. Раньше они с Колесниковым вдоволь пошутили бы на эту тему, подробно обсудили бы ход военных действий между предполагаемой свекровью и невесткой. Теперь же Сергей только невесело улыбнулся в ответ.
Наташины дети стали чуть ли не единственной темой их разговоров. Они больше молчали друг с другом. Наверняка до Сергея уже доползли какие-то смутные слухи, или он сам догадался, тоскливо думала Катя. Как тяжело ей стало проводить с ним даже несколько часов в день. Завтракать за одним столом, глядеть ему в глаза. И он, бедный, понимал это и старался как можно чаще уезжать в командировки или проводить вечера у друзей.
И с подругой Кате стало очень трудно общаться. Хотя она и забегала часто, чтобы остаться с малышкой, а Наташу отправить на недолгую прогулку, Катя старалась в ее присутствии заняться стиркой или хлопотала на кухне, играла с Петькой. Только бы избежать откровенных разговоров, прямых взглядов. Наташка очень проницательна и хорошо ее знает. Вдобавок Кате было совестно: Наталье так тяжело живется, а у нее какие-то светские, легкомысленные проблемы — роман.
В начале этого романа, зимой, Катя еще рас сказывала о Косте, и Наталья осуждающе буравила ее своими потемневшими от усталости и бессонницы, обведенными черными кругами глазами. И Катя чувствовала себя стрекозой, беззаботно порхающей с цветка на цветок, тогда как трудолюбивые муравьи несут свой жизненный крест. Когда же в марте их отношения с Евдокимовым стали развиваться галопом, Катя надолго замолчала.
Но беззаботную стрекозу она совсем не напоминала. Осунулась, помрачнела, все чаще впадала в молчаливую тоску. Ее замучили сомнения, раскаяние, угрызения совести. Никогда еще она не испытывала таких страданий.
— Саша, — сказала мужу Наташа, ухватив его за рукав в прихожей. Обычно он уходил из дому, когда все еще спали. — Помоги мне.
— Тебе или кому-то? — догадливо прищурился Саша.
— Мне. У Москалева раскололась раковина в ванной. Они уже полгода живут с подставленным под нее ведром.
— Боже, — возвел очи горе Саша.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61