Так будет лучше. Ивона глубоко затягивается, она больше не кашляет.
— Браво! У тебя красивая прическа, но…
— …тебе она не поможет.
Ивона переставляет пепельницу на кровать.
— Вот именно. Будешь жить, но…
Ивона стряхивает пепел. Ждет. Марта молчит. Ивона осторожно дотрагивается до нее:
— Почему ты молчишь? Мы так здорово веселились. — Последнее слово сопровождается новым приступом кашля.
Марта не выдерживает:
— Мне бы не хотелось, чтобы ты курила.
— Ты, праведница, сама дымила как паровоз. Почему это я не должна курить? Заработаю рак и умру? Дорогая, почему мне нельзя курить? — Ивона в ярости.
Марта тут же берет себя в руки.
— Ради Бога, кури, если хочешь.
— Лучше, уже лучше, намного лучше. — Голос Ивоны резок. — Я буду жить долго и счастливо. Для тебя бутылка всегда наполовину пуста, а для меня — наполовину полна.
— Да делай что хочешь. — Марте становится обидно. Ивона смотрит не нее, затягивается еще раз, потом резким движением гасит сигарету.
— Я противная. Смотри, гашу. Вот уже погасила. Сдаюсь. Делаю это ради тебя. Ну?
Марта чувствует, что должна дать объяснение:
— Курение, правда…
— …вредно для здоровья, министр здравоохранения… ну и хрен с…
Только не это! Марта не желает этого слышать!
— Ивона! Эти слова не для тебя!
Но Ивона довольна. Ругательства ее провоцируют.
— Не будь такой нежной, сестричка. От матерных слов еще никто не умирал. Ни от того, что их произносил, ни от того, что слушал. Я лично предпочитаю выражаться. В экстремальной ситуации мат даже может спасти жизнь.
Марта с неодобрением кривит губы:
— Ну ты как что-нибудь скажешь…
Нельзя было так говорить. С лица Ивоны исчезает улыбка.
— Я, — напоминает она Марте, — могу сегодня говорить все, что мне вздумается.
Марта снова ощущает легкое напряжение.
— Да.
Но этого недостаточно. Голос Ивоны становится более высоким, чем обычно.
— Тебя вообще не спрашивают. — Ивона смотрит на Марту, видит, как вздрагивают ее плечи, замечает ее обиду и бросает: — Ты не должна обижаться.
Марта соглашается:
— Ладно. — Но ее плечи вновь вздрагивают, и это движение явно противоречит словам.
Ивоне не хочется ссориться.
— Не обижайся. Ну, не делай такую мину, лапочка… — Ласковый тон не производит впечатления на Марту.
— Отстань.
Однако Ивона не собирается отступать. Она придвигается к Марте, приподнимает брови и с невинным видом просит:
— Лапочка, котенок, ну посмотри на меня! Ласточка моя, мой зайчонок, это я, твой воробышек, твой крысенок-писенок, ну сделай доброе лицо вежливой девочки, у воспитанных девочек всегда добрые мины, минки, минетки, нимфетки, нужно быть вежливой…
Марта не выдерживает, заливаясь тихим смехом. Лицо Ивоны тоже проясняется.
— Наконец-то. О'кей. Курим, пьем, безумствуем. Открываем. — Она протягивает Марте бутылку шампанского.
Тихо звенят хрустальные бокалы. Марта на секунду ставит свой на столик и зажигает свечу.
Пламя свечи иначе освещает комнату — мягче и приятнее. Лица женщин словно разглаживаются, округляются углы мебели, комната будто одухотворяется. Они лежат рядом, на подушке — волосы Ивоны, разметавшиеся светлыми волнами, после мелирования, и более темные волосы Марты, стянутые резинкой в немодный конский хвост. Женщины держат в руках бокалы, на столе — пустая бутылка, их ноги высоко подняты. Марта подтягивает юбку и поднимает их еще выше. Ноги Ивоны длиннее и стройнее.
— Определенно, я выигрываю! — Ивона вытягивает ступни, как танцовщица.
— Эй, ты нечестно измеряешь. — Марта не дает себя обмануть, сползает с подушки. — Вот, пожалуйста, я! Не мошенничай!
Ее бокал наклоняется, шампанское перетекает к краям хрусталя. Марта опускается все ниже, и все, что оставалось в ее бокале, выливается на грудь Ивоне. Та с криком отстраняется. Все еще вытянутые к потолку ноги Марты подрагивают.
— Господи!
— Вот видишь? Мои длиннее!
— Это нечестно! — Ивона вытирается, на платье остается мокрое пятно.
Марта берет носовой платок, промакивает декольте Ивоны и упрямо бормочет:
— Правду не скроешь.
Они снова ложатся рядом. Ивона переливает часть своего шампанского в бокал Марты.
— Я всегда за собой следила… А о стольком не позаботилась…
Марта что-то бурчит в ответ, вежливо поддакивая, наклоняет бокал, золотистая жидкость течет прямо ей в рот.
— Знаешь, когда-то я сказала во дворе, что моя младшая сестра еще писается в штанишки. Ребята смеялись… — Ивона смотрит в потолок, не замечая, что лицо Марты становится напряженным. — Не перебивай. Но потом прекратили. А она убежала домой. Перестала со мной разговаривать и выходить во двор. Сейчас я бы сказала ей, что… Дождь идет, слышишь?
— Слышу, — деревянным голосом отвечает Марта.
— Не думала, что это так ее заденет. Я люблю гулять под дождем… Пошла бы сейчас гулять… Идешь себе в калошах, звук хлопающий раздается… и слышно, как по веткам: кап, кап… Во мгле становится заметна паутина. После дождя видно, как паук плетет ее прямо перед твоим лицом. Фу! — произносит она с содроганием.
— Ты преувеличиваешь.
Но Ивона словно не слышит возражения:
— В ясный день невозможно это увидеть, а после дождя видно. Так хочется на это посмотреть…
Марта решительно ставит бокал на столик.
— Думаешь, было бы лучше оказаться сейчас в холоде, с паутиной на губах, с мокрыми ногами…
Глаза Ивоны закрыты.
— А капли: кап, кап, как из капельницы…
— Капли: срап, срап…
— Ненавидела выходить на прогулки. Три, четыре, Лежебока! А сейчас гулять! Словно собаке. Петр был такой… правильный. Это полезно, Лежебока! Ну-ка давай, Лежебока! На три, четыре. Перед обедом нужно гулять, чтобы появился аппетит, после обеда — чтобы еда поскорее усвоилась. Полезно! — Ивона смеется, потом мрачнеет. — А сейчас я бы пошла…
— Ночью? — Марта реалистка. Ивона оживляется:
— Точно! Я однажды на спор пошла. Ночью. На кладбище… Темно было. Кипарисы — как люди. А помнишь, как под Краковом мальчишки поспорили, что один пойдет ночью на кладбище и в доказательство того, что был там, вобьет гвоздь в могильный крест?
— Нет.
— Ну, вбил гвоздь, как вдруг его что-то сильно схватит… — Ивона быстро берет Марту за юбку и сильно тянет. Марта подскакивает, а Ивона смеется. — Вот и он так испугался! И умер от страха! Может, это выдумка… Он курткой за гвоздь зацепился…
— Действительно, ужасно забавно. — Марта отодвигается от Ивоны.
— Так вот, пошла я на кладбище. — Ивона потягивается и закрывает глаза. — Ты знаешь, я думала, что умру от страха, хотела вернуться…
Наверное, не хотела.
— Ты? — В голосе Марты звучит вызов. — Ты, наверное…
— И вдруг я услышала позади чьи-то шаги. Кто-то меня оберегал. Я знала, что была не одна… А все считали, что я смелая… Можешь что-нибудь сделать со светом?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
— Браво! У тебя красивая прическа, но…
— …тебе она не поможет.
Ивона переставляет пепельницу на кровать.
— Вот именно. Будешь жить, но…
Ивона стряхивает пепел. Ждет. Марта молчит. Ивона осторожно дотрагивается до нее:
— Почему ты молчишь? Мы так здорово веселились. — Последнее слово сопровождается новым приступом кашля.
Марта не выдерживает:
— Мне бы не хотелось, чтобы ты курила.
— Ты, праведница, сама дымила как паровоз. Почему это я не должна курить? Заработаю рак и умру? Дорогая, почему мне нельзя курить? — Ивона в ярости.
Марта тут же берет себя в руки.
— Ради Бога, кури, если хочешь.
— Лучше, уже лучше, намного лучше. — Голос Ивоны резок. — Я буду жить долго и счастливо. Для тебя бутылка всегда наполовину пуста, а для меня — наполовину полна.
— Да делай что хочешь. — Марте становится обидно. Ивона смотрит не нее, затягивается еще раз, потом резким движением гасит сигарету.
— Я противная. Смотри, гашу. Вот уже погасила. Сдаюсь. Делаю это ради тебя. Ну?
Марта чувствует, что должна дать объяснение:
— Курение, правда…
— …вредно для здоровья, министр здравоохранения… ну и хрен с…
Только не это! Марта не желает этого слышать!
— Ивона! Эти слова не для тебя!
Но Ивона довольна. Ругательства ее провоцируют.
— Не будь такой нежной, сестричка. От матерных слов еще никто не умирал. Ни от того, что их произносил, ни от того, что слушал. Я лично предпочитаю выражаться. В экстремальной ситуации мат даже может спасти жизнь.
Марта с неодобрением кривит губы:
— Ну ты как что-нибудь скажешь…
Нельзя было так говорить. С лица Ивоны исчезает улыбка.
— Я, — напоминает она Марте, — могу сегодня говорить все, что мне вздумается.
Марта снова ощущает легкое напряжение.
— Да.
Но этого недостаточно. Голос Ивоны становится более высоким, чем обычно.
— Тебя вообще не спрашивают. — Ивона смотрит на Марту, видит, как вздрагивают ее плечи, замечает ее обиду и бросает: — Ты не должна обижаться.
Марта соглашается:
— Ладно. — Но ее плечи вновь вздрагивают, и это движение явно противоречит словам.
Ивоне не хочется ссориться.
— Не обижайся. Ну, не делай такую мину, лапочка… — Ласковый тон не производит впечатления на Марту.
— Отстань.
Однако Ивона не собирается отступать. Она придвигается к Марте, приподнимает брови и с невинным видом просит:
— Лапочка, котенок, ну посмотри на меня! Ласточка моя, мой зайчонок, это я, твой воробышек, твой крысенок-писенок, ну сделай доброе лицо вежливой девочки, у воспитанных девочек всегда добрые мины, минки, минетки, нимфетки, нужно быть вежливой…
Марта не выдерживает, заливаясь тихим смехом. Лицо Ивоны тоже проясняется.
— Наконец-то. О'кей. Курим, пьем, безумствуем. Открываем. — Она протягивает Марте бутылку шампанского.
Тихо звенят хрустальные бокалы. Марта на секунду ставит свой на столик и зажигает свечу.
Пламя свечи иначе освещает комнату — мягче и приятнее. Лица женщин словно разглаживаются, округляются углы мебели, комната будто одухотворяется. Они лежат рядом, на подушке — волосы Ивоны, разметавшиеся светлыми волнами, после мелирования, и более темные волосы Марты, стянутые резинкой в немодный конский хвост. Женщины держат в руках бокалы, на столе — пустая бутылка, их ноги высоко подняты. Марта подтягивает юбку и поднимает их еще выше. Ноги Ивоны длиннее и стройнее.
— Определенно, я выигрываю! — Ивона вытягивает ступни, как танцовщица.
— Эй, ты нечестно измеряешь. — Марта не дает себя обмануть, сползает с подушки. — Вот, пожалуйста, я! Не мошенничай!
Ее бокал наклоняется, шампанское перетекает к краям хрусталя. Марта опускается все ниже, и все, что оставалось в ее бокале, выливается на грудь Ивоне. Та с криком отстраняется. Все еще вытянутые к потолку ноги Марты подрагивают.
— Господи!
— Вот видишь? Мои длиннее!
— Это нечестно! — Ивона вытирается, на платье остается мокрое пятно.
Марта берет носовой платок, промакивает декольте Ивоны и упрямо бормочет:
— Правду не скроешь.
Они снова ложатся рядом. Ивона переливает часть своего шампанского в бокал Марты.
— Я всегда за собой следила… А о стольком не позаботилась…
Марта что-то бурчит в ответ, вежливо поддакивая, наклоняет бокал, золотистая жидкость течет прямо ей в рот.
— Знаешь, когда-то я сказала во дворе, что моя младшая сестра еще писается в штанишки. Ребята смеялись… — Ивона смотрит в потолок, не замечая, что лицо Марты становится напряженным. — Не перебивай. Но потом прекратили. А она убежала домой. Перестала со мной разговаривать и выходить во двор. Сейчас я бы сказала ей, что… Дождь идет, слышишь?
— Слышу, — деревянным голосом отвечает Марта.
— Не думала, что это так ее заденет. Я люблю гулять под дождем… Пошла бы сейчас гулять… Идешь себе в калошах, звук хлопающий раздается… и слышно, как по веткам: кап, кап… Во мгле становится заметна паутина. После дождя видно, как паук плетет ее прямо перед твоим лицом. Фу! — произносит она с содроганием.
— Ты преувеличиваешь.
Но Ивона словно не слышит возражения:
— В ясный день невозможно это увидеть, а после дождя видно. Так хочется на это посмотреть…
Марта решительно ставит бокал на столик.
— Думаешь, было бы лучше оказаться сейчас в холоде, с паутиной на губах, с мокрыми ногами…
Глаза Ивоны закрыты.
— А капли: кап, кап, как из капельницы…
— Капли: срап, срап…
— Ненавидела выходить на прогулки. Три, четыре, Лежебока! А сейчас гулять! Словно собаке. Петр был такой… правильный. Это полезно, Лежебока! Ну-ка давай, Лежебока! На три, четыре. Перед обедом нужно гулять, чтобы появился аппетит, после обеда — чтобы еда поскорее усвоилась. Полезно! — Ивона смеется, потом мрачнеет. — А сейчас я бы пошла…
— Ночью? — Марта реалистка. Ивона оживляется:
— Точно! Я однажды на спор пошла. Ночью. На кладбище… Темно было. Кипарисы — как люди. А помнишь, как под Краковом мальчишки поспорили, что один пойдет ночью на кладбище и в доказательство того, что был там, вобьет гвоздь в могильный крест?
— Нет.
— Ну, вбил гвоздь, как вдруг его что-то сильно схватит… — Ивона быстро берет Марту за юбку и сильно тянет. Марта подскакивает, а Ивона смеется. — Вот и он так испугался! И умер от страха! Может, это выдумка… Он курткой за гвоздь зацепился…
— Действительно, ужасно забавно. — Марта отодвигается от Ивоны.
— Так вот, пошла я на кладбище. — Ивона потягивается и закрывает глаза. — Ты знаешь, я думала, что умру от страха, хотела вернуться…
Наверное, не хотела.
— Ты? — В голосе Марты звучит вызов. — Ты, наверное…
— И вдруг я услышала позади чьи-то шаги. Кто-то меня оберегал. Я знала, что была не одна… А все считали, что я смелая… Можешь что-нибудь сделать со светом?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39