Однако за долгие столетия они выродились и превратились в то, что ты уже видел перед собой. Наверное, их испортила жадность, стремление к богатству, власти и славе. Именно эти страсти привели их под знамена Тьмы. Они уже давно служат ей, оттого и получили свое прозвище.
— Уже давно нет никаких связей меж детьми человеческими и народом гномов, тысячи лет как она потеряна, — заметил шедший следом Коньен.
— Точно, — согласился Лучник, догнав их и присоединившись к разговору. — И есть еще одна причина, отчего это произошло.
— Какая же? — поинтересовался Содаспес, которого задело, что в мире есть что-то еще, чему не учат в школе магов.
Лицо Лучника было хмурым. Могло показаться, что ему ничуть не доставляло радости утереть нос ученому всезнайке.
— Врата Тарандона открываются в хаос, царящий между мирами… а хаос — это бесформенный материал, из которого сделаны миры. Разница между хаосом и мирозданием такая же, как между глиной и сосудом. Если первая только пачкает руки и может насмерть забить рот, то второй и кормит, и поит, и дает возможность запастись на зиму. Из этой глины хаоса и были слеплены все миры, как говорят философы. Те же, кто служит Тьме, говорят, что Хаос — первый Бог, Отец. По их мнению, глина лепила себя сама… На самом деле Хаос, бог он или не бог, живет и поныне в первозданном виде и подтачивает само Творение, как кислая глина портит необожженный горшок…
Чародей отмахнулся:
— Все это рассуждения, — недовольно проворчал он. — Только овладевший Высшей магией может понять суть мироздания и его секреты.
Лучник лишь усмехнулся в ответ:
— Так это Высшая магия, мой друг! А эти вопросы могут означать жизнь или смерть для нас и всего остального Бергеликса. Так что лучше отбрось в сторону свою теологию — Дело обстоит куда серьезнее.
— Пожалуйста, продолжайте, Лучник, — взмолился Морган, которому не терпелось дослушать таинственного воина.
— Ну, что ж… Ворота в Хаос должны быть закрыты, чтобы он, Хаос, не повредил остальному миру…
— Чтобы закисшая глина не вытекла оттуда и…
— Именно. А теперь представьте, что в этом мире, Бергеликсе, как и в любом другом, есть те, кто считает Хаос божеством, те, кто служит Злу. Они попытаются помешать нам. По их мнению, междумирье должно быть открыто. Слуги Зла — дериньоли, гномы и могущественные волшебники — ополчились на нас. Мы уже видели черных гномов… Это не Старый народ, обитавший на полянах и просеках Гримвуда, это его осколки, превратившиеся в дериньолей и Черных гномов. Бронзовое лицо Лучника напоминало маску.
— Грядут Великие дни… Последние Дни, и слуги Тени, ее прихвостни, собрались вместе под знамена Хаоса, который вознамерился расширить свои владения и до мира Бергеликса…
Глаза Коньена засверкали в неверном свете факелов.
— Так вот почему Лесные волшебники бросили нам вызов в Гримвуде! — прохрипел старик. — Не удивляюсь. Это на них похоже. Вполне в их репертуаре. Они избегают людей, кроме тех случаев, когда объявляют им войну!
Аргира беспокойно заерзала: ее народ был знаком с традициями Дней предков, и ее стала утомлять эта беседа. Амазонка хотела поскорее убраться из этого мрачного и сырого мира.
— Не пора ли нам идти дальше? — спросила она. — Мы успеем поговорить обо всем, когда выберемся из этой дыры.
Однако широкие уступы пещеры, словно ступени, специально выдолбленные для шагов гигантов, уводили путников все глубже в недра подземного мира.
Они осторожно продвигались сквозь леса гигантских мхов, высоких, как саженцы, громадных, бледно-лиловых поганок, зонтиками раскинувшихся над головами.
Им то и дело приходилось преодолевать подземные ручьи, встречавшиеся на пути. Один раз пришлось переходить ледяную стремнину. Другой раз они прошли такой поток по воздвигнутому самой природой мосту, дугой изогнувшемуся над потоком. Впрочем, действительно ли здесь поработала одна природа? Лично Содаспес был в этом не уверен. Он нагнулся, обследуя мост в мерцающем свете. Никаких следов ручной работы! И тем не менее сомнения не оставляли его.
— Три разновидности гномов остались в этом мире, — объяснил он, и в голосе его не слышалось радости. Черные гномы, наши отъявленные враги, давно потерявшие добрые чувства к людям. Красные гномы, о которых редко услышишь теперь, и тем более редко увидишь. О проделках и проказах их порой ходят легенды. И лишь старые серые гномы преданы статуту, однако о них и вовсе не слышно в наши дни.
Уже прошло несколько часов, как путешественники брели из пещеры в пещеру. За все это время они не встретили ни единого существа из тех, что остались наверху, ни одной засады Черных гномов. Тогда они решили, что гномы не пустились в погоню, просто не решившись последовать за ними в пещеру. Но почему? Вот в чем загадка. Костер у входа все равно не сдержал бы их надолго. Они могли засыпать его пылью, забросать грязью… Неужели они испугались проникнуть в подземный мир, который итак был их домом?
А вдруг там, в глубине, таилось то, чего боялись черные гномы?
Это случилось вскоре после того, как путешественники преодолели очередную залу в анфиладе пещер. Округлый свод изогнулся над их головами. Спотыкаясь во тьме, люди брели наугад. Перед ними возвышались кучи камней. Казалось, тронь такую — и начнется камнепад. Аргира оступилась, зацепившись за что-то мечом.
Это оказался змеиный хвост, только намного длиннее, чем у любого змея из проживавших на этой планете.
— Я думала, он живой, — призналась девушка.
Приглядевшись, можно было заметить, что перед ними нечто не совсем обычное.
Лучник подверг обнаруженный предмет более пристальному осмотру.
— Кажется, это часть хребта, — произнес он наконец.
— Какого хребта, горного? — спросил Морган.
— Нет, по всей видимости, это хребет животного. Наверное, какая-то окаменелость.
В этот самый момент в груде камней внезапно вспыхнули глаза, и вот уже ни у кого не оставалось сомнений, что это ожила та самая «окаменелость», о которой только что шла речь.
Глаза вспыхнули ярким пламенем, как будто вдали, в глубине тоннеля зажглась пара костров.
Все пришло в движение. Путники стали пятиться и расступились в стороны.
То, что они приняли за камень, поднялось, выгибая шею. Громадные челюсти раскрылись над их головами, глаза вспыхнули, точно два маяка, разливая свет по пещере.
— Дракон! — закричал кто-то, и тут же одновременно это слово возникло в голове у Моргана. Он инстинктивно подумал о драконах, хотя никогда в жизни их не видел и даже не предполагал, что они могут существовать. Он подумал о Зигфриде, герое своего детства, и о драконе Фафнире. Но дело в том, что Зигфрид и Фафнир — сказочные персонажи, а эта тварь — совершенно реальная. Перед Морганом поднялось какое-то гигантское ископаемое, исполинский ящер, обитатель подземных глубин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
— Уже давно нет никаких связей меж детьми человеческими и народом гномов, тысячи лет как она потеряна, — заметил шедший следом Коньен.
— Точно, — согласился Лучник, догнав их и присоединившись к разговору. — И есть еще одна причина, отчего это произошло.
— Какая же? — поинтересовался Содаспес, которого задело, что в мире есть что-то еще, чему не учат в школе магов.
Лицо Лучника было хмурым. Могло показаться, что ему ничуть не доставляло радости утереть нос ученому всезнайке.
— Врата Тарандона открываются в хаос, царящий между мирами… а хаос — это бесформенный материал, из которого сделаны миры. Разница между хаосом и мирозданием такая же, как между глиной и сосудом. Если первая только пачкает руки и может насмерть забить рот, то второй и кормит, и поит, и дает возможность запастись на зиму. Из этой глины хаоса и были слеплены все миры, как говорят философы. Те же, кто служит Тьме, говорят, что Хаос — первый Бог, Отец. По их мнению, глина лепила себя сама… На самом деле Хаос, бог он или не бог, живет и поныне в первозданном виде и подтачивает само Творение, как кислая глина портит необожженный горшок…
Чародей отмахнулся:
— Все это рассуждения, — недовольно проворчал он. — Только овладевший Высшей магией может понять суть мироздания и его секреты.
Лучник лишь усмехнулся в ответ:
— Так это Высшая магия, мой друг! А эти вопросы могут означать жизнь или смерть для нас и всего остального Бергеликса. Так что лучше отбрось в сторону свою теологию — Дело обстоит куда серьезнее.
— Пожалуйста, продолжайте, Лучник, — взмолился Морган, которому не терпелось дослушать таинственного воина.
— Ну, что ж… Ворота в Хаос должны быть закрыты, чтобы он, Хаос, не повредил остальному миру…
— Чтобы закисшая глина не вытекла оттуда и…
— Именно. А теперь представьте, что в этом мире, Бергеликсе, как и в любом другом, есть те, кто считает Хаос божеством, те, кто служит Злу. Они попытаются помешать нам. По их мнению, междумирье должно быть открыто. Слуги Зла — дериньоли, гномы и могущественные волшебники — ополчились на нас. Мы уже видели черных гномов… Это не Старый народ, обитавший на полянах и просеках Гримвуда, это его осколки, превратившиеся в дериньолей и Черных гномов. Бронзовое лицо Лучника напоминало маску.
— Грядут Великие дни… Последние Дни, и слуги Тени, ее прихвостни, собрались вместе под знамена Хаоса, который вознамерился расширить свои владения и до мира Бергеликса…
Глаза Коньена засверкали в неверном свете факелов.
— Так вот почему Лесные волшебники бросили нам вызов в Гримвуде! — прохрипел старик. — Не удивляюсь. Это на них похоже. Вполне в их репертуаре. Они избегают людей, кроме тех случаев, когда объявляют им войну!
Аргира беспокойно заерзала: ее народ был знаком с традициями Дней предков, и ее стала утомлять эта беседа. Амазонка хотела поскорее убраться из этого мрачного и сырого мира.
— Не пора ли нам идти дальше? — спросила она. — Мы успеем поговорить обо всем, когда выберемся из этой дыры.
Однако широкие уступы пещеры, словно ступени, специально выдолбленные для шагов гигантов, уводили путников все глубже в недра подземного мира.
Они осторожно продвигались сквозь леса гигантских мхов, высоких, как саженцы, громадных, бледно-лиловых поганок, зонтиками раскинувшихся над головами.
Им то и дело приходилось преодолевать подземные ручьи, встречавшиеся на пути. Один раз пришлось переходить ледяную стремнину. Другой раз они прошли такой поток по воздвигнутому самой природой мосту, дугой изогнувшемуся над потоком. Впрочем, действительно ли здесь поработала одна природа? Лично Содаспес был в этом не уверен. Он нагнулся, обследуя мост в мерцающем свете. Никаких следов ручной работы! И тем не менее сомнения не оставляли его.
— Три разновидности гномов остались в этом мире, — объяснил он, и в голосе его не слышалось радости. Черные гномы, наши отъявленные враги, давно потерявшие добрые чувства к людям. Красные гномы, о которых редко услышишь теперь, и тем более редко увидишь. О проделках и проказах их порой ходят легенды. И лишь старые серые гномы преданы статуту, однако о них и вовсе не слышно в наши дни.
Уже прошло несколько часов, как путешественники брели из пещеры в пещеру. За все это время они не встретили ни единого существа из тех, что остались наверху, ни одной засады Черных гномов. Тогда они решили, что гномы не пустились в погоню, просто не решившись последовать за ними в пещеру. Но почему? Вот в чем загадка. Костер у входа все равно не сдержал бы их надолго. Они могли засыпать его пылью, забросать грязью… Неужели они испугались проникнуть в подземный мир, который итак был их домом?
А вдруг там, в глубине, таилось то, чего боялись черные гномы?
Это случилось вскоре после того, как путешественники преодолели очередную залу в анфиладе пещер. Округлый свод изогнулся над их головами. Спотыкаясь во тьме, люди брели наугад. Перед ними возвышались кучи камней. Казалось, тронь такую — и начнется камнепад. Аргира оступилась, зацепившись за что-то мечом.
Это оказался змеиный хвост, только намного длиннее, чем у любого змея из проживавших на этой планете.
— Я думала, он живой, — призналась девушка.
Приглядевшись, можно было заметить, что перед ними нечто не совсем обычное.
Лучник подверг обнаруженный предмет более пристальному осмотру.
— Кажется, это часть хребта, — произнес он наконец.
— Какого хребта, горного? — спросил Морган.
— Нет, по всей видимости, это хребет животного. Наверное, какая-то окаменелость.
В этот самый момент в груде камней внезапно вспыхнули глаза, и вот уже ни у кого не оставалось сомнений, что это ожила та самая «окаменелость», о которой только что шла речь.
Глаза вспыхнули ярким пламенем, как будто вдали, в глубине тоннеля зажглась пара костров.
Все пришло в движение. Путники стали пятиться и расступились в стороны.
То, что они приняли за камень, поднялось, выгибая шею. Громадные челюсти раскрылись над их головами, глаза вспыхнули, точно два маяка, разливая свет по пещере.
— Дракон! — закричал кто-то, и тут же одновременно это слово возникло в голове у Моргана. Он инстинктивно подумал о драконах, хотя никогда в жизни их не видел и даже не предполагал, что они могут существовать. Он подумал о Зигфриде, герое своего детства, и о драконе Фафнире. Но дело в том, что Зигфрид и Фафнир — сказочные персонажи, а эта тварь — совершенно реальная. Перед Морганом поднялось какое-то гигантское ископаемое, исполинский ящер, обитатель подземных глубин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38