Его тянуло к простым людям, поближе к зелени и неспешным сменам времен года, с которыми он расставался неохотно и к которым долго привыкал. Его больше устраивало, когда весна незаметно перетекала в лето, а то, в свою очередь, исподволь, медленно становилось осенью, так что с удивлением можно было обнаружить на столе свежие сочные плоды, а потом так же внезапно поразиться первому снегу. Таким Пришелец стал еще до Заговора Тревожных Времен, из-за которого оказался выдворен за пределы системы Арктура…
У Моргана, как и у любого космополита, не было прочных корней. Однако здесь, на Бергеликсе, он обрел их. У него даже возникло подозрение, что он когда-то родился здесь, но после чудесным образом оказался подкинут в иной мир. Моргану казалось, что образ Бергеликса давно отпечатан в его душе, и только теперь понемногу начинает раскрываться. Похоже, Морган знал его до мельчайшей пылинки: это море, эти два солнца, горы, деревья и каждый листок.
«С возвращением домой, Морган», — еще раз мысленно поздравил он себя. Он чувствовал себя своим среди заносчивых и одиноких морских королей Каргонессы — проклятых королей, чья древняя вражда с загадочным статутом Кровников сделала этот остров домом и прибежищем для всех беглых каторжников и нарушителей закона Бергеликса. Кроме того, Морган был обласкан Каргоном, снискав его расположение и покровительство. Здесь он нашел мир, о котором мог только грезить в мальчишеских мечтах.
Он привязался к жителям острова с пылкостью, которая его самого иногда смущала и приводила в недоумение. Их песни, их праздники, их безграничная вера в благородство души трогали Моргана куда глубже, чем любого другого человека с «цивилизованных» планет, где на первом месте стоял политический интерес и выгода, ничего общего не имевшие с человеческими чувствами.
Морган любил варваров, как бы странно ни звучало это признание. Он любил их быт, и обычаи, любил их еду и напитки, простую одежду, неказистое оружие и те простые способы, которыми они сводили счеты. Тут люди ложились спать, не пряча камня за пазухой. Варвары жили как дети.
К тому же Морган считался звездным дворянином — пришельцем из незнакомых мест. Обитатели этого мира полюбили в Моргане тайну, которая окутывала его магическим туманом.
Впрочем, ни Морган, ни местные жители не имели ни малейшего представления о том, кем он станет для их детей, а также детей их детей, понятия не имели, что этот поселившийся среди них чужак — выходец из иного мира — не кто иной, как будущий герой саг и легенд, мифов и сказок, который перешагнет порог бессмертия.
Граф Таспер, правитель Каргонессы, нарушил в то утро свой пост по-барски роскошно. В зале с низкими потолками, выложенными брусом, насквозь прокопченным, будто куски балыка, уже копошились слуги. Помимо мужей и жен его свиты, в зале присутствовали рыбаки и моряки, купцы и просто жители острова.
Огонь пылал в каменных очагах. Длинноволосые мальчики-пажи носили тарелки с жареным мясом. Кислый эль и мутное вино вместе со сладковатой виноградной водкой выплескивались на камышовый пол во время здравиц и тостов. Всюду кипело шумное, слегка пьяное веселье.
Сам Таспер восседал на высоком троне, расположенном на громадном помосте под выцветшими, но все еще славными гобеленами, изображавшими деяния Арвери Великого и его битвы с Морским народом за устье Уайтстранда. Тонкие чуткие пальцы девяти поколений женщин Диомы работали над этими роскошными узорами, и старые выцветшие краски чудесным образом оживали под солнечными лучами, бьющими из высоких стрельчатых окон, возрождая былую славу полотен.
Таспер находился в хорошем настроении, что было редкостью. В ответ на шутки, раздававшиеся за столом, он взрывался смехом, как облако грозовыми раскатами. Выкрикивая тосты и посулы, он пил из кубка, сжимая его сильной рукой, после чего бросал его в тяжелый щит, поставленный напротив его высокого трона. Кубок со звоном ударялся о щит, что служило сигналом для барда, исполнявшего всякий раз новый куплет старинной саги. Тонкий чистый голос старца плыл под сводами зала, точно мятный запах забытых старых дней, точно дух с сеновала, где хранятся воспоминания о свежей луговой траве.
— …Вот песнь об Арвери, старинном герое… — начал бард.
Эту песню Морган хорошо знал. Она ему нравилась. И ничего удивительного, что она исполнялась именно сегодня, так же как и ничего странного не было в том, что во время, когда положено быть завтраку, шло разгульное пиршество. Сегодня был День Арвери, почитаемого издревле, ибо не кто иной, как именно этот герой основал Дом Диомы. Поэтому Морган, с благоговением внимая замечательной истории былых времен, остановился на пороге зала, и только когда смокли последние слова песни, занял свое место за столом.
Таспер первым подал знак к рукоплесканиям, захлопав в ладоши и зазвенев многочисленными перстнями. Он бросил певцу золотой браслет. Старик с неожиданной сноровкой схватил его прямо в воздухе опытной, видать, рукой, как раз в тот миг, когда Морган опустился за стол.
В краю варваров положено было не есть, а набрасываться на еду, что Морган освоил давным-давно. Остальные уже понемногу утолили зверский аппетит и жестокое похмелье — результат вчерашних проводов второго светила за горизонт, когда согласно ритуалу полагалось предаваться обильным возлияниям. Впрочем, в этой стране, где всякое празднество обретало поистине всенародный размах, поводом для возлияний могли стать любые политические события и природные явления.
Затем граф взревел, требуя исполнения последнего лэ старого эпоса, в котором говорилось о самой Битве или Побоище Великих, и все за столами с готовностью стихли, словно шумный осенний лес, в один миг сбросивший листву. Чуткие пальцы певца проворно забегали по серебряным струнам и грянули торжественные аккорды, заполняя закопченную залу, заставляя трепетать сердца присутствующих от мыслей о великих деяниях и подвигах, о Золотом веке, минувшем задолго до разрыва со статутом и с Кровниками, когда было утрачено согласие с побратимами, жившими на землях Азама, на другом берегу реки.
Могучие воины графа один за другим подхватывали древнюю песнь. Глаза их краснели от вина и слезились от дыма. Морган Пришелец пел наравне со всеми, сидя за высоким столом, веселясь с остальными, повторяя их похабные жесты, их грубые шутки и скабрезные тосты, причем делал он это не только искренне, но и с воодушевлением.
Откуда ни возьмись, появился старина Осмер, особо приближенный слуга графа. Он объявил, что пришел некто, не удостоенный чести сидеть за столом героев, кто просит позволения предстать перед графом Таспером и его слугами. Какой-то юнец из Азама, и, по всему видать, чародей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
У Моргана, как и у любого космополита, не было прочных корней. Однако здесь, на Бергеликсе, он обрел их. У него даже возникло подозрение, что он когда-то родился здесь, но после чудесным образом оказался подкинут в иной мир. Моргану казалось, что образ Бергеликса давно отпечатан в его душе, и только теперь понемногу начинает раскрываться. Похоже, Морган знал его до мельчайшей пылинки: это море, эти два солнца, горы, деревья и каждый листок.
«С возвращением домой, Морган», — еще раз мысленно поздравил он себя. Он чувствовал себя своим среди заносчивых и одиноких морских королей Каргонессы — проклятых королей, чья древняя вражда с загадочным статутом Кровников сделала этот остров домом и прибежищем для всех беглых каторжников и нарушителей закона Бергеликса. Кроме того, Морган был обласкан Каргоном, снискав его расположение и покровительство. Здесь он нашел мир, о котором мог только грезить в мальчишеских мечтах.
Он привязался к жителям острова с пылкостью, которая его самого иногда смущала и приводила в недоумение. Их песни, их праздники, их безграничная вера в благородство души трогали Моргана куда глубже, чем любого другого человека с «цивилизованных» планет, где на первом месте стоял политический интерес и выгода, ничего общего не имевшие с человеческими чувствами.
Морган любил варваров, как бы странно ни звучало это признание. Он любил их быт, и обычаи, любил их еду и напитки, простую одежду, неказистое оружие и те простые способы, которыми они сводили счеты. Тут люди ложились спать, не пряча камня за пазухой. Варвары жили как дети.
К тому же Морган считался звездным дворянином — пришельцем из незнакомых мест. Обитатели этого мира полюбили в Моргане тайну, которая окутывала его магическим туманом.
Впрочем, ни Морган, ни местные жители не имели ни малейшего представления о том, кем он станет для их детей, а также детей их детей, понятия не имели, что этот поселившийся среди них чужак — выходец из иного мира — не кто иной, как будущий герой саг и легенд, мифов и сказок, который перешагнет порог бессмертия.
Граф Таспер, правитель Каргонессы, нарушил в то утро свой пост по-барски роскошно. В зале с низкими потолками, выложенными брусом, насквозь прокопченным, будто куски балыка, уже копошились слуги. Помимо мужей и жен его свиты, в зале присутствовали рыбаки и моряки, купцы и просто жители острова.
Огонь пылал в каменных очагах. Длинноволосые мальчики-пажи носили тарелки с жареным мясом. Кислый эль и мутное вино вместе со сладковатой виноградной водкой выплескивались на камышовый пол во время здравиц и тостов. Всюду кипело шумное, слегка пьяное веселье.
Сам Таспер восседал на высоком троне, расположенном на громадном помосте под выцветшими, но все еще славными гобеленами, изображавшими деяния Арвери Великого и его битвы с Морским народом за устье Уайтстранда. Тонкие чуткие пальцы девяти поколений женщин Диомы работали над этими роскошными узорами, и старые выцветшие краски чудесным образом оживали под солнечными лучами, бьющими из высоких стрельчатых окон, возрождая былую славу полотен.
Таспер находился в хорошем настроении, что было редкостью. В ответ на шутки, раздававшиеся за столом, он взрывался смехом, как облако грозовыми раскатами. Выкрикивая тосты и посулы, он пил из кубка, сжимая его сильной рукой, после чего бросал его в тяжелый щит, поставленный напротив его высокого трона. Кубок со звоном ударялся о щит, что служило сигналом для барда, исполнявшего всякий раз новый куплет старинной саги. Тонкий чистый голос старца плыл под сводами зала, точно мятный запах забытых старых дней, точно дух с сеновала, где хранятся воспоминания о свежей луговой траве.
— …Вот песнь об Арвери, старинном герое… — начал бард.
Эту песню Морган хорошо знал. Она ему нравилась. И ничего удивительного, что она исполнялась именно сегодня, так же как и ничего странного не было в том, что во время, когда положено быть завтраку, шло разгульное пиршество. Сегодня был День Арвери, почитаемого издревле, ибо не кто иной, как именно этот герой основал Дом Диомы. Поэтому Морган, с благоговением внимая замечательной истории былых времен, остановился на пороге зала, и только когда смокли последние слова песни, занял свое место за столом.
Таспер первым подал знак к рукоплесканиям, захлопав в ладоши и зазвенев многочисленными перстнями. Он бросил певцу золотой браслет. Старик с неожиданной сноровкой схватил его прямо в воздухе опытной, видать, рукой, как раз в тот миг, когда Морган опустился за стол.
В краю варваров положено было не есть, а набрасываться на еду, что Морган освоил давным-давно. Остальные уже понемногу утолили зверский аппетит и жестокое похмелье — результат вчерашних проводов второго светила за горизонт, когда согласно ритуалу полагалось предаваться обильным возлияниям. Впрочем, в этой стране, где всякое празднество обретало поистине всенародный размах, поводом для возлияний могли стать любые политические события и природные явления.
Затем граф взревел, требуя исполнения последнего лэ старого эпоса, в котором говорилось о самой Битве или Побоище Великих, и все за столами с готовностью стихли, словно шумный осенний лес, в один миг сбросивший листву. Чуткие пальцы певца проворно забегали по серебряным струнам и грянули торжественные аккорды, заполняя закопченную залу, заставляя трепетать сердца присутствующих от мыслей о великих деяниях и подвигах, о Золотом веке, минувшем задолго до разрыва со статутом и с Кровниками, когда было утрачено согласие с побратимами, жившими на землях Азама, на другом берегу реки.
Могучие воины графа один за другим подхватывали древнюю песнь. Глаза их краснели от вина и слезились от дыма. Морган Пришелец пел наравне со всеми, сидя за высоким столом, веселясь с остальными, повторяя их похабные жесты, их грубые шутки и скабрезные тосты, причем делал он это не только искренне, но и с воодушевлением.
Откуда ни возьмись, появился старина Осмер, особо приближенный слуга графа. Он объявил, что пришел некто, не удостоенный чести сидеть за столом героев, кто просит позволения предстать перед графом Таспером и его слугами. Какой-то юнец из Азама, и, по всему видать, чародей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38