Он поплыл перед ними, испуская золотистое свечение, словно миниатюрная луна.
— Коридоры, которыми нам придется пройти, темны, но верю, что Колдовской свет разгонит мрак, — объяснил Содаспес, повесив медальон на грудь, точно дорожный фонарик. Морган последовал за остальными, справедливо полагая, что в подобном путешествии лучшего компаньона, чем маг, не придумаешь.
Пузырь золотого света плыл перед путниками по громадным пещерам с высокими сводами, под которыми громом раскатывалось эхо их шагов. Колдовского шара вполне хватало, чтобы сделать путь безопасным и не переломать ног.
Дзармунджунг шел с людьми, а точнее, с Аргирой, которой оказывал особую благосклонность, взяв ее себе на плечо, где молодая воительница смотрелась не более чем бугорком на холме или пуговкой на кафтане. Остальные шли по следам старого дракона. Время от времени, когда проход сужался, путники выстраивались в линию за его хвостом, волочившимся по битым камням и каменному полу с металлическим скрежетом, словно ржавая пила.
Многие галереи осыпались уже несколько веков назад, и никто сюда не заглядывал уже давно. Но были времена, когда короли и герои всех Кровников использовали эти подземные коридоры для усыпальниц.
Путешественники прошли мимо каменных саркофагов, под массивными крышками которых хранилась история. Как на скрижалях, на них были начертаны бессмертные имена. Троны, покрытые паутиной, точно флером, мрачно стояли в тени. По обычаю правителей Века Рассвета и трон, и корона, и меч хоронились вместе с павшим в бою королем или царем. Там и сям среди пыли и паутины веков нет-нет да и поблескивали в мутном свете старые доспехи, пробитые шлемы, проржавевшие ножны и копья.
Осгрим, спешивший за Морганом как верный оруженосец, закатил глаза в суеверном ужасе при виде этих реликвий, напоминавших о бренности всего рода человеческого. С губ его срывалась молитва, в которой он то и дело поминал ангела-хранителя.
Морган усмехнулся про себя, не подавая виду, чтобы не ранить сердце отважного, но простоватого боевого товарища, и ничего не сказал на этот счет. Он вспомнил, с какой отвагой Осгрим вел себя в отрогах Таура, отбивая атаку сенмурвов, клекочущих и рвущих когтями и клыками буквально все вокруг, и устыдился. Ведь тогда Осгрим вел себя бесстрашно, точно эпический герой, как рыцарь «без страха и упрека». Но теперь его трудно было узнать. В подземелье, превращенном в гробницу, он почти потерял самообладание. У него побелели губы, на лбу блестел холодный пот, глаза закатились в страхе. Морган усмехнулся, но ничего не сказал.
«У каждого своя отвага и у каждого свой страх!»— как говорит Белая книга.
Вскоре и Моргану Пришельцу довелось испытать на себе ледяное дыхание страха. И его храброе сердце сжала холодная рука самого настоящего ужаса.
Неожиданно путникам пришлось остановиться в узком проходе, и страх коснулся всех без исключения, даже храбрейших из них. Высокий Лучник побледнел и стиснул свой черный лук так, что костяшки пальцев побелели.
Впереди них что-то зашевелилось, окутанное тенями, словно призрак или мертвец, вставший из гроба. Послышались медленные шаги, и прямо перед ними разорвалась завеса паутины. Морган зажмурился, не веря собственным глазам, но в то же время не сомневаясь, что к нему движется что-то сверхъестественное. Сердце его забилось, точно птица в клетке.
Древний ужас стоял у них на пути, протягивая сгнившие конечности и преграждая им дорогу!
Когда-то это был человек, существо из плоти и крови, но это было слишком давно. Века иссушили плоть до черноты, кожа обвисла лохмотьями. Обнаженные желтые кости сверкали сквозь свисавшие с плеч лоскуты.
От головы не осталось ничего, кроме черепа. Голая кость, потрескавшаяся и покрытая вековой пылью, с ухмылкой смерти, притаившейся в оскале зубов. Но глубоко в глазницах брезжил живой свет, будто этому существу даровали вечное существование в таком вот неприглядном виде. Скелет стоял на тонких ногах. Какая-то непонятная сила заставляла его двигаться. В одной руке — точнее, в том, что от нее осталось, мертвец сжимал меч. И, хотя лезвие покраснело от ржавчины, клинок, видать по всему, оставался острым.
Ни слова не вырвалось из прогнившего рта, только блеснули сжатые зубы, уже не прикрываемые ни бородой, ни губами. Безмолвный вызов читался во взоре ожившего мертвеца.
Коньен первым понял, что это такое, и выступил из оробевшей толпы.
— Позволь нам пройти, Доровир, храбрый Доровир, самый верный из слуг! — стал распевать он.
Череп чуть склонился набок, словно скелет прислушивался,
— Позволь нам пройти, умоляем тебя, о Доровир! Твой добрый король спит в смертной колыбели, и мы не потревожим его покой. Пропусти же нас, Доровир Вернейший. Добрый король Аромедион будет спать безмятежно до скончания веков, и ты будешь нести стражу около его гроба, как суждено тебе по обету. Позволь же нам пройти, о храбрый Доровир!
Путники шли в полном молчании, со скорбными лицами, полные дум. И никогда больше не упрекал Морган слугу своего Осгрима в суеверии. У этого мира были свои законы, и теперь Пришелец знал, что еще не все чудеса открылись ему.
Путь сквозь Палаты Смерти занял несколько часов, но наконец путешественники вышли на свет. В большом мире, лежащем за Горными Вратами, уже наступило утро.
Солнечный свет сразу согрел их, развеяв страхи и вновь напомнив им, что они — люди, и их мир находится здесь. Понемногу свежий горный воздух прогнал запахи тлена и разложения.
Никто не говорил лишних слов — это было неуместно после всего, что прошло у них перед глазами. Все, не исключая и Пришельца, знали, что позади осталось славное прошлое мира, в котором они обитали.
Через некоторое время, освежившись прохладным вином и последний раз поежившись от воспоминаний, путники были готовы отправиться дальше.
Волшебный шар по-прежнему висел в воздухе. При солнечном свете в нем не было необходимости, и Содаспес поспешил взять медальон и потушил огненный шар, назвав иное Имя.
Теперь их путь лежал к Горным Вратам. Дзармунджунг проводил людей, проследив, чтобы они не сбились с тропы. Но вскоре он повернул обратно, пожелав им всего наилучшего. После стольких лет, проведенных в кромешной тьме, дневной свет его не очень-то радовал.
— Теперь прощайте, дети человеческие, и ты, дитя мое, — обратился он к Аргире, бережно сняв ее с плеча и ставя на землю.
В голосе дракона сквозила глубокая печаль, и все пожалели его, снова остающегося в полном одиночестве. Огромные желтые глаза последний раз блеснули на прощание.
— Отсюда вам придется идти одним, хотя хотел бы я не оставлять вас, да такова уж судьба.
Один за другим путники сердечно распрощались с гигантской рептилией, поблагодарив старого дракона за доброту и гостеприимство.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
— Коридоры, которыми нам придется пройти, темны, но верю, что Колдовской свет разгонит мрак, — объяснил Содаспес, повесив медальон на грудь, точно дорожный фонарик. Морган последовал за остальными, справедливо полагая, что в подобном путешествии лучшего компаньона, чем маг, не придумаешь.
Пузырь золотого света плыл перед путниками по громадным пещерам с высокими сводами, под которыми громом раскатывалось эхо их шагов. Колдовского шара вполне хватало, чтобы сделать путь безопасным и не переломать ног.
Дзармунджунг шел с людьми, а точнее, с Аргирой, которой оказывал особую благосклонность, взяв ее себе на плечо, где молодая воительница смотрелась не более чем бугорком на холме или пуговкой на кафтане. Остальные шли по следам старого дракона. Время от времени, когда проход сужался, путники выстраивались в линию за его хвостом, волочившимся по битым камням и каменному полу с металлическим скрежетом, словно ржавая пила.
Многие галереи осыпались уже несколько веков назад, и никто сюда не заглядывал уже давно. Но были времена, когда короли и герои всех Кровников использовали эти подземные коридоры для усыпальниц.
Путешественники прошли мимо каменных саркофагов, под массивными крышками которых хранилась история. Как на скрижалях, на них были начертаны бессмертные имена. Троны, покрытые паутиной, точно флером, мрачно стояли в тени. По обычаю правителей Века Рассвета и трон, и корона, и меч хоронились вместе с павшим в бою королем или царем. Там и сям среди пыли и паутины веков нет-нет да и поблескивали в мутном свете старые доспехи, пробитые шлемы, проржавевшие ножны и копья.
Осгрим, спешивший за Морганом как верный оруженосец, закатил глаза в суеверном ужасе при виде этих реликвий, напоминавших о бренности всего рода человеческого. С губ его срывалась молитва, в которой он то и дело поминал ангела-хранителя.
Морган усмехнулся про себя, не подавая виду, чтобы не ранить сердце отважного, но простоватого боевого товарища, и ничего не сказал на этот счет. Он вспомнил, с какой отвагой Осгрим вел себя в отрогах Таура, отбивая атаку сенмурвов, клекочущих и рвущих когтями и клыками буквально все вокруг, и устыдился. Ведь тогда Осгрим вел себя бесстрашно, точно эпический герой, как рыцарь «без страха и упрека». Но теперь его трудно было узнать. В подземелье, превращенном в гробницу, он почти потерял самообладание. У него побелели губы, на лбу блестел холодный пот, глаза закатились в страхе. Морган усмехнулся, но ничего не сказал.
«У каждого своя отвага и у каждого свой страх!»— как говорит Белая книга.
Вскоре и Моргану Пришельцу довелось испытать на себе ледяное дыхание страха. И его храброе сердце сжала холодная рука самого настоящего ужаса.
Неожиданно путникам пришлось остановиться в узком проходе, и страх коснулся всех без исключения, даже храбрейших из них. Высокий Лучник побледнел и стиснул свой черный лук так, что костяшки пальцев побелели.
Впереди них что-то зашевелилось, окутанное тенями, словно призрак или мертвец, вставший из гроба. Послышались медленные шаги, и прямо перед ними разорвалась завеса паутины. Морган зажмурился, не веря собственным глазам, но в то же время не сомневаясь, что к нему движется что-то сверхъестественное. Сердце его забилось, точно птица в клетке.
Древний ужас стоял у них на пути, протягивая сгнившие конечности и преграждая им дорогу!
Когда-то это был человек, существо из плоти и крови, но это было слишком давно. Века иссушили плоть до черноты, кожа обвисла лохмотьями. Обнаженные желтые кости сверкали сквозь свисавшие с плеч лоскуты.
От головы не осталось ничего, кроме черепа. Голая кость, потрескавшаяся и покрытая вековой пылью, с ухмылкой смерти, притаившейся в оскале зубов. Но глубоко в глазницах брезжил живой свет, будто этому существу даровали вечное существование в таком вот неприглядном виде. Скелет стоял на тонких ногах. Какая-то непонятная сила заставляла его двигаться. В одной руке — точнее, в том, что от нее осталось, мертвец сжимал меч. И, хотя лезвие покраснело от ржавчины, клинок, видать по всему, оставался острым.
Ни слова не вырвалось из прогнившего рта, только блеснули сжатые зубы, уже не прикрываемые ни бородой, ни губами. Безмолвный вызов читался во взоре ожившего мертвеца.
Коньен первым понял, что это такое, и выступил из оробевшей толпы.
— Позволь нам пройти, Доровир, храбрый Доровир, самый верный из слуг! — стал распевать он.
Череп чуть склонился набок, словно скелет прислушивался,
— Позволь нам пройти, умоляем тебя, о Доровир! Твой добрый король спит в смертной колыбели, и мы не потревожим его покой. Пропусти же нас, Доровир Вернейший. Добрый король Аромедион будет спать безмятежно до скончания веков, и ты будешь нести стражу около его гроба, как суждено тебе по обету. Позволь же нам пройти, о храбрый Доровир!
Путники шли в полном молчании, со скорбными лицами, полные дум. И никогда больше не упрекал Морган слугу своего Осгрима в суеверии. У этого мира были свои законы, и теперь Пришелец знал, что еще не все чудеса открылись ему.
Путь сквозь Палаты Смерти занял несколько часов, но наконец путешественники вышли на свет. В большом мире, лежащем за Горными Вратами, уже наступило утро.
Солнечный свет сразу согрел их, развеяв страхи и вновь напомнив им, что они — люди, и их мир находится здесь. Понемногу свежий горный воздух прогнал запахи тлена и разложения.
Никто не говорил лишних слов — это было неуместно после всего, что прошло у них перед глазами. Все, не исключая и Пришельца, знали, что позади осталось славное прошлое мира, в котором они обитали.
Через некоторое время, освежившись прохладным вином и последний раз поежившись от воспоминаний, путники были готовы отправиться дальше.
Волшебный шар по-прежнему висел в воздухе. При солнечном свете в нем не было необходимости, и Содаспес поспешил взять медальон и потушил огненный шар, назвав иное Имя.
Теперь их путь лежал к Горным Вратам. Дзармунджунг проводил людей, проследив, чтобы они не сбились с тропы. Но вскоре он повернул обратно, пожелав им всего наилучшего. После стольких лет, проведенных в кромешной тьме, дневной свет его не очень-то радовал.
— Теперь прощайте, дети человеческие, и ты, дитя мое, — обратился он к Аргире, бережно сняв ее с плеча и ставя на землю.
В голосе дракона сквозила глубокая печаль, и все пожалели его, снова остающегося в полном одиночестве. Огромные желтые глаза последний раз блеснули на прощание.
— Отсюда вам придется идти одним, хотя хотел бы я не оставлять вас, да такова уж судьба.
Один за другим путники сердечно распрощались с гигантской рептилией, поблагодарив старого дракона за доброту и гостеприимство.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38