Я ведь не говорил…
Мэтти повернулась к нему.
– Знаете, я не всегда жила монашкой, – выпалила она. – Я ходила на свидания. Много раз, представьте, вы, сердцеед. Но есть вещи… поважнее, чем… чем… мужчины.
Ну почему она стала вести себя с Коннором так враждебно? Неужели действительно ляпнула, что не жила монашкой? Неужели и впрямь назвала его сердцеедом?
О боже!
Издав тихий стон, Мэтти выехала на дорожку, ведущую к ее дому.
Да, она вела себя неподобающим образом, но ведь он ошеломил ее. Сбил с толку.
Мэтти всегда относилась к своему затворническому образу жизни как к чему-то благородному. Она вела уединенную жизнь потому, что секретность была важной частью ее работы с жертвами жестокого обращения. Эти женщины вынуждены были скрываться по соображениям безопасности.
Мэтти считала свой образ жизни достойным восхищения. Но когда Коннор обвинил ее в том, что она сама отправила себя в заточение, сравнив ее с зятем-убийцей, Мэтти почувствовала себя так, будто ей дали пощечину.
Она выключила двигатель, но продолжала сидеть в машине.
А может быть, Коннор прав? Не приговорила ли она себя к пожизненному одиночеству? Может, смерть сестры побудила ее открыть свое сердце навстречу пострадавшим женщинам, но закрыла его для любви?
Она неосознанно прижала пальцы к губам. Воспоминание о поцелуе Коннора было настолько сильным, что заставило ее сердце учащенно биться.
Взяв свою сумочку с соседнего сиденья, она распахнула дверцу и вышла из машины.
Мэтти посвятила пять лет жизни своему делу. Так неужели она позволит одному человеку заставить ее усомниться в необходимости этого дела?
В туфлях на высоких каблуках было трудно идти по неровному газону, поросшему травой.
Она очень осторожно разговаривала с Коннором на вечеринке. В какой-то момент он попытался убедить ее, что нашел причину своих ночных кошмаров, но ей пришлось не согласиться с ним. Опять.
Как выразился Джозеф, она шла по тонкому льду. Ей очень хотелось рассказать Коннору все, что она знала. Убедить его раз и навсегда, что его дедушка был ему не врагом, как он считал, а преданным другом, готовым взвалить на свои плечи вину за прошлое, если это помогло бы Коннору сохранить хорошие воспоминания о его отце.
Однако Джозеф сказал ей, что Коннор на самом деле не был готов услышать правду. И, возможно, никогда не будет к этому готов. Мэтти не считала себя вправе давить на него.
Она повернула ключ в замке и распахнула дверь дома.
– Бренда? – позвала она. Скоро ее гости отправятся в путь. Значит, надо отбросить все мысли о личном и сосредоточиться на том, что происходит сейчас и здесь.
Бренда спустилась по лестнице. Мэтти с восхищением отметила решительное выражение ее лица. Совсем недавно моральное состояние Бренды было на нуле, и Мэтти сомневалась в том, что женщина сможет справиться с этим сама.
И еще раз Мэтти удостоверилась в том, насколько прав был старый шаман, сказавший, что Бренда выживет ради Скотти. Удивительно, как материнский инстинкт брал верх, когда какой-нибудь запуганной женщине приходилось защищать своих детей.
– Вы со Скотти готовы? Скоро пора ехать.
Бренда кивнула.
– Скотти смотрит телевизор наверху. Я сварила нам кофе. Кофейник на кухне. Мне подумалось, что мы могли бы выпить по чашечке перед отъездом. – Помолчав, она смущенно проговорила: – Я бы хотела вам кое-что сказать, Мэтти.
Женщины прошли на кухню и уселись за стол.
Сделав глоток ароматного напитка, Бренда выразила хозяйке свою сердечную признательность.
– Я не знаю, что бы я делала, если бы не ваша помощь. Вы нас приютили. Поселили совершенно бесплатно. Кормили. Купили нам одежду. Даже чемоданы. – Слезы блеснули в ее глазах. – Благодаря вам я поверила, что существуют люди, которые хотят видеть меня счастливой. – Срывающимся голосом она добавила: – Люди, которые хотят видеть меня свободной. Я никогда не встречала такого отзывчивого человека, как вы, Мэтти. Никогда.
Поставив чашку на стол, Мэтти наклонилась к Бренде, собираясь поблагодарить ее за добрые слова, но тут чья-то тень упала на пол поперек кухни.
Бренда, не сдержавшись, вскрикнула, а Мэтти вздрогнула от неожиданности. Фарфоровая чашка выпала из рук Бренды, и кофе залил дубовый паркет.
Мэтти лихорадочно соображала, как ей защитить Бренду, Скотти и себя от разгневанного Старины Томми. Вскочив, она втиснулась между Брендой и дверью, а когда, наконец, подняла глаза, встретила ошеломленный взгляд… Коннора.
– Что тут происходит? – спросил он, хмурясь все сильнее. От него не укрылись желтеющие кровоподтеки на разбитом носу Бренды, разбитая кофейная чашка и воинственный вид Мэтти.
Время, казалось, замедлило свой бег. Мэтти глотнула воздух. От облегчения, которое она ощутила, поняв, что им не грозит никакая опасность, у нее подкосились ноги, но гнев вспыхнул, как костер в сухом лесу.
– Что вы себе позволяете, Коннор? – строго осведомилась она. – Почему позволяете себе так просто вторгаться сюда…
– Я постучал, да и дверь была открыта.
Господи, ну можно ли быть такой идиоткой?
Оставить дверь открытой, чтобы любой мог войти в ее дом?
Коннор протяну ей красную кофточку.
– Вы забыли это у Грея и Лори. – Он положил кофточку на стул и отступил в сторону.
– Я не слышала, как вы подъехали, – констатировала Мэтти, отметив про себя, что говорит обвиняющим тоном. Ну что с ней такое? Почему она нападает на него?
– Я шел пешком от хижины, – объяснил Коннор. – Ночь такая ясная. – Он перевел взгляд на Бренду, потом снова взглянул на Мэтти. – Так вы… собираетесь мне сказать, что происходит?
После того как она поняла, что у него совершенно невинные намерения и он пришел сюда только для того, чтобы отдать ей кофточку, у Мэтти в мозгу должен был бы произойти переворот. Но этого не случилось. Разгоравшаяся в ее душе ярость, подогреваемая избытком адреналина и остатками страха, была неподвластна контролю.
– Нет, – сказала Мэтти повышенным тоном. – Я не собираюсь ничего вам рассказывать, Коннор. Это вас не касается.
Напряженное молчание повисло в воздухе.
Удивительно, но его нарушила Бренда.
– Мэтти помогает мне, – произнесла она тихим, но решительным голосом. – Мой муж… он нехороший. Я уезжаю сегодня на автобусе. Мэтти купила мне билет.
Коннор не сводил своих черных как ночь глаз с Мэтти. Понять их выражение было невозможно. Прошла минута, другая. Мэтти почувствовала, как сжалось ее горло. Не сказав ни слова, Коннор резко повернулся и ушел.
Звук захлопнувшейся двери заставил Мэтти вздрогнуть.
– Господи… – протяжно выдохнула Бренда. – Он рассердился. Вам надо поскорее его догнать и все объяснить. – Она показала пальцем в окно. – Вон он идет. По-моему, направляется к лесу.
Мэтти раздраженно огрызнулась:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
Мэтти повернулась к нему.
– Знаете, я не всегда жила монашкой, – выпалила она. – Я ходила на свидания. Много раз, представьте, вы, сердцеед. Но есть вещи… поважнее, чем… чем… мужчины.
Ну почему она стала вести себя с Коннором так враждебно? Неужели действительно ляпнула, что не жила монашкой? Неужели и впрямь назвала его сердцеедом?
О боже!
Издав тихий стон, Мэтти выехала на дорожку, ведущую к ее дому.
Да, она вела себя неподобающим образом, но ведь он ошеломил ее. Сбил с толку.
Мэтти всегда относилась к своему затворническому образу жизни как к чему-то благородному. Она вела уединенную жизнь потому, что секретность была важной частью ее работы с жертвами жестокого обращения. Эти женщины вынуждены были скрываться по соображениям безопасности.
Мэтти считала свой образ жизни достойным восхищения. Но когда Коннор обвинил ее в том, что она сама отправила себя в заточение, сравнив ее с зятем-убийцей, Мэтти почувствовала себя так, будто ей дали пощечину.
Она выключила двигатель, но продолжала сидеть в машине.
А может быть, Коннор прав? Не приговорила ли она себя к пожизненному одиночеству? Может, смерть сестры побудила ее открыть свое сердце навстречу пострадавшим женщинам, но закрыла его для любви?
Она неосознанно прижала пальцы к губам. Воспоминание о поцелуе Коннора было настолько сильным, что заставило ее сердце учащенно биться.
Взяв свою сумочку с соседнего сиденья, она распахнула дверцу и вышла из машины.
Мэтти посвятила пять лет жизни своему делу. Так неужели она позволит одному человеку заставить ее усомниться в необходимости этого дела?
В туфлях на высоких каблуках было трудно идти по неровному газону, поросшему травой.
Она очень осторожно разговаривала с Коннором на вечеринке. В какой-то момент он попытался убедить ее, что нашел причину своих ночных кошмаров, но ей пришлось не согласиться с ним. Опять.
Как выразился Джозеф, она шла по тонкому льду. Ей очень хотелось рассказать Коннору все, что она знала. Убедить его раз и навсегда, что его дедушка был ему не врагом, как он считал, а преданным другом, готовым взвалить на свои плечи вину за прошлое, если это помогло бы Коннору сохранить хорошие воспоминания о его отце.
Однако Джозеф сказал ей, что Коннор на самом деле не был готов услышать правду. И, возможно, никогда не будет к этому готов. Мэтти не считала себя вправе давить на него.
Она повернула ключ в замке и распахнула дверь дома.
– Бренда? – позвала она. Скоро ее гости отправятся в путь. Значит, надо отбросить все мысли о личном и сосредоточиться на том, что происходит сейчас и здесь.
Бренда спустилась по лестнице. Мэтти с восхищением отметила решительное выражение ее лица. Совсем недавно моральное состояние Бренды было на нуле, и Мэтти сомневалась в том, что женщина сможет справиться с этим сама.
И еще раз Мэтти удостоверилась в том, насколько прав был старый шаман, сказавший, что Бренда выживет ради Скотти. Удивительно, как материнский инстинкт брал верх, когда какой-нибудь запуганной женщине приходилось защищать своих детей.
– Вы со Скотти готовы? Скоро пора ехать.
Бренда кивнула.
– Скотти смотрит телевизор наверху. Я сварила нам кофе. Кофейник на кухне. Мне подумалось, что мы могли бы выпить по чашечке перед отъездом. – Помолчав, она смущенно проговорила: – Я бы хотела вам кое-что сказать, Мэтти.
Женщины прошли на кухню и уселись за стол.
Сделав глоток ароматного напитка, Бренда выразила хозяйке свою сердечную признательность.
– Я не знаю, что бы я делала, если бы не ваша помощь. Вы нас приютили. Поселили совершенно бесплатно. Кормили. Купили нам одежду. Даже чемоданы. – Слезы блеснули в ее глазах. – Благодаря вам я поверила, что существуют люди, которые хотят видеть меня счастливой. – Срывающимся голосом она добавила: – Люди, которые хотят видеть меня свободной. Я никогда не встречала такого отзывчивого человека, как вы, Мэтти. Никогда.
Поставив чашку на стол, Мэтти наклонилась к Бренде, собираясь поблагодарить ее за добрые слова, но тут чья-то тень упала на пол поперек кухни.
Бренда, не сдержавшись, вскрикнула, а Мэтти вздрогнула от неожиданности. Фарфоровая чашка выпала из рук Бренды, и кофе залил дубовый паркет.
Мэтти лихорадочно соображала, как ей защитить Бренду, Скотти и себя от разгневанного Старины Томми. Вскочив, она втиснулась между Брендой и дверью, а когда, наконец, подняла глаза, встретила ошеломленный взгляд… Коннора.
– Что тут происходит? – спросил он, хмурясь все сильнее. От него не укрылись желтеющие кровоподтеки на разбитом носу Бренды, разбитая кофейная чашка и воинственный вид Мэтти.
Время, казалось, замедлило свой бег. Мэтти глотнула воздух. От облегчения, которое она ощутила, поняв, что им не грозит никакая опасность, у нее подкосились ноги, но гнев вспыхнул, как костер в сухом лесу.
– Что вы себе позволяете, Коннор? – строго осведомилась она. – Почему позволяете себе так просто вторгаться сюда…
– Я постучал, да и дверь была открыта.
Господи, ну можно ли быть такой идиоткой?
Оставить дверь открытой, чтобы любой мог войти в ее дом?
Коннор протяну ей красную кофточку.
– Вы забыли это у Грея и Лори. – Он положил кофточку на стул и отступил в сторону.
– Я не слышала, как вы подъехали, – констатировала Мэтти, отметив про себя, что говорит обвиняющим тоном. Ну что с ней такое? Почему она нападает на него?
– Я шел пешком от хижины, – объяснил Коннор. – Ночь такая ясная. – Он перевел взгляд на Бренду, потом снова взглянул на Мэтти. – Так вы… собираетесь мне сказать, что происходит?
После того как она поняла, что у него совершенно невинные намерения и он пришел сюда только для того, чтобы отдать ей кофточку, у Мэтти в мозгу должен был бы произойти переворот. Но этого не случилось. Разгоравшаяся в ее душе ярость, подогреваемая избытком адреналина и остатками страха, была неподвластна контролю.
– Нет, – сказала Мэтти повышенным тоном. – Я не собираюсь ничего вам рассказывать, Коннор. Это вас не касается.
Напряженное молчание повисло в воздухе.
Удивительно, но его нарушила Бренда.
– Мэтти помогает мне, – произнесла она тихим, но решительным голосом. – Мой муж… он нехороший. Я уезжаю сегодня на автобусе. Мэтти купила мне билет.
Коннор не сводил своих черных как ночь глаз с Мэтти. Понять их выражение было невозможно. Прошла минута, другая. Мэтти почувствовала, как сжалось ее горло. Не сказав ни слова, Коннор резко повернулся и ушел.
Звук захлопнувшейся двери заставил Мэтти вздрогнуть.
– Господи… – протяжно выдохнула Бренда. – Он рассердился. Вам надо поскорее его догнать и все объяснить. – Она показала пальцем в окно. – Вон он идет. По-моему, направляется к лесу.
Мэтти раздраженно огрызнулась:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27