— с жаром прервала его Августа, вскочив с качелей. Ей требовалось движение, она просто не могла усидеть спокойно под его пристальным взглядом. — То есть хорошо, что вы объяснили все это Хлое, но лучше бы вы этого не делали. Она ведь хотела как лучше…
— Как лучше?
— Ну, она ведь нарвала цветы для меня. Чтобы сделать мне приятное. И я бы не хотела, чтобы у Хлои сложилось впечатление, что я недовольна ее подарком.
Августа подошла к перилам веранды и стала смотреть на освещенные окна соседних домов. А Скотти с раскаянием думал, что зря поспешил отчитать дочь, не разобравшись, в чем дело. Для женщины, не имевшей собственных детей, Гасти удивительно тонко чувствовала их нужды и настроения. А может быть, эта чувствительность объяснялась именно тем, что у нее нет своих детей?
— Тогда я дважды перед вами в долгу, — сказал Скотти. Девушка вопросительно посмотрела на него через плечо. — Сначала лестница, теперь цветы.
Августа рассмеялась, снова повернувшись к перилам.
— Хлое понравилась песенка, которую вы для нее сыграли. — Скотти присел на перила рядом с девушкой. — Она сказала, что слышит в этой музыке звуки счастья.
— Я тоже любила эту песенку, когда была маленькой. Ее играл для меня отец. — Августа на мгновение замолчала, улыбаясь своим мыслям. — Конечно, эта песенка вовсе не о маленькой девочке, покрасившей свою спальню в красный цвет. Как вы думаете, Хлоя будет очень разочарована, когда узнает об этом?
— Конечно, нет. — Между ними снова повисла неловкая тишина. Первым ее решился нарушить Скотти. — Каким он был, ваш отец?
— Спокойным, добрым, — пожав плечами, Августа сделала несколько шагов в сторону лестницы. — Никогда не считал себя скрипачом. Просто говорил, что играет на скрипке, но не называл себя музыкантом. Отец был самоучкой. Играл по слуху, не умел читать нот. Он играл с небольшим оркестриком в основном в ирландских пабах, иногда в барах в западном стиле. Играл все — от джаза до музыки кантри времен шестидесятых.
— Но он не был так талантлив, как вы, — предположил Скотти.
Привалившись спиной к белой колонне, поддерживающей навес, девушка задумчиво посмотрела на него и покачала головой:
— Это не совсем так. Кое в чем он был даже лучше. Я люблю музыку и уважаю свой талант. Но отец еще очень нежно относился к самому инструменту. Я часто думаю, что с таким же успехом могла бы научиться играть на пианино или флейте. Для отца же существовала только скрипка. Ее звук, форма, ощущение дерева под руками… Лицо его светлело всякий раз, когда он брал в руки инструмент, и он… он словно был не с нами, когда начинал играть. Может быть, на небесах. Это видно было по выражению его лица, по тому, как он двигался… — Девушка вдруг рассмеялась. — Извините, наверное, я говорю больше, чем вы хотели бы услышать.
— Вовсе нет. Люблю слушать истории о других людях. Они просто завораживают меня. Я ведь экстраверт, если вы помните.
— И вы, вне сомнения, заметили, что я, напротив, очень замкнута, не люблю открываться перед людьми…
— Нет. Вовсе не заметил. Здесь все любят вас, а дети так просто обожают. — Скотти с любопытством поглядел на Августу. — А какой считаете себя вы сами?
Августа не спешила с ответом.
Это была чудесная ночь, спокойная, ясная. Такая ясная, что звезды в небе напоминали огромные бриллианты, рассыпанные по черному бархату. Такая тихая, что можно было говорить шепотом и все же расслышать друг друга. Она вздохнула.
— Сейчас я уже не знаю, — призналась она.
— Хорошо, тогда расскажите, какой вы были раньше.
— Я была довольно поверхностной особой. Иначе я оказалась бы лучше подготовлена к тому, что со мной случилось.
— Готовой к чему? — уточнил Скотти.
— Не знаю. К тому, наверное, чтобы прожить остаток своей жизни так, как я живу сейчас.
И снова он разглядел в ней растерянность и уязвимость, так не вязавшиеся с образом сильной, решительной женщины. Скотти сжал руки в кулак, стараясь справиться с вдруг охватившим его желанием обнять девушку, привлечь ее к себе, встряхнуть как следует за плечи, а потом доходчиво объяснить, сколь многого ей удалось добиться в жизни и как много она значит для людей, искренне заботящихся о ней. Таких, как он.
— А как бы вы хотели прожить остаток жизни? — поинтересовался Скотти, от души надеясь, что в этой жизни найдется местечко и для него. — Я уже спрашивал вас, но вы сказали, что ни в чем больше не уверены…
— Так оно и есть. Я просто… — Августа долго молчала, прежде чем продолжить. Но в конце концов решила, что Скотти должен знать. — Я просто не хотела бы никого больше разочаровывать.
Скотти с трудом отвел взгляд от ее лица. Ему не хотелось смущать ее.
— Кого же вы успели разочаровать?
Он подозревал, что Августе не слишком приятна его назойливость, но просто не мог не задать этот вопрос.
— Проще перечислить тех моих знакомых, кто избежал этой участи. — Августа медленно перешла на другую сторону лестницы, неосознанно пытаясь отгородиться от него, не подпустить слишком близко… Затем она тихо заговорила, надеясь, что Скотти не расслышит и поленится переспрашивать:
— Это мое основное занятие. Видите ли, я всегда всех разочаровываю, причиняю боль. Я не хочу никому зла, но так уже получается, причем постоянно. Мне удается как-то убедить окружающих потратить на меня свои знания, опыт, свою любовь и изрядную часть своей жизни. А потом я подвожу их, фактически предаю.
Скотти не мог больше этого переносить. Медленно подойдя к девушке, он взял в ладони ее лицо и повернул его так, чтобы на него падая свет.
— Я честно пыталась предупредить вас, — продолжала Августа, надеясь, что он поверит по крайней мере в ее искренность. — Я плохо лажу с людьми. Мне приходится притворяться общительной, а для меня это непросто. И самые близкие мне люди всегда… — Августа запнулась. Господи, неужели он собирался ее поцеловать? Скотт медленно водил большими пальцами по ее щекам, и от его прикосновений горела кожа. — Я и вас разочарую в конечном итоге. Обязательно. Не потому, что хочу этого, просто…
— Как вы можете разочаровать кого-то? — мягко прервал он ее. — Вы так талантливы. Умны. Красивы. Вы добры и отзывчивы, когда хотите быть доброй и отзывчивой. С вами весело. Вы сильная и независимая. Не понимаю, о чем это вы только что говорили.
— Пожалуйста, не трогайте меня, — взмолилась Августа, высвободившись из его рук. — Я и пытаюсь объяснить вам так, чтобы вы поняли. Я… — девушка глубоко вздохнула. — Все учителя, которые занимались со мной, считали, что я стану скрипачкой мирового класса, что во мне есть что-то особенное. Они работали со мной часами, месяцами, годами. День за днем. Они научили меня всему, что знали сами. Они жертвовали для меня своим временем и энергией.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
— Как лучше?
— Ну, она ведь нарвала цветы для меня. Чтобы сделать мне приятное. И я бы не хотела, чтобы у Хлои сложилось впечатление, что я недовольна ее подарком.
Августа подошла к перилам веранды и стала смотреть на освещенные окна соседних домов. А Скотти с раскаянием думал, что зря поспешил отчитать дочь, не разобравшись, в чем дело. Для женщины, не имевшей собственных детей, Гасти удивительно тонко чувствовала их нужды и настроения. А может быть, эта чувствительность объяснялась именно тем, что у нее нет своих детей?
— Тогда я дважды перед вами в долгу, — сказал Скотти. Девушка вопросительно посмотрела на него через плечо. — Сначала лестница, теперь цветы.
Августа рассмеялась, снова повернувшись к перилам.
— Хлое понравилась песенка, которую вы для нее сыграли. — Скотти присел на перила рядом с девушкой. — Она сказала, что слышит в этой музыке звуки счастья.
— Я тоже любила эту песенку, когда была маленькой. Ее играл для меня отец. — Августа на мгновение замолчала, улыбаясь своим мыслям. — Конечно, эта песенка вовсе не о маленькой девочке, покрасившей свою спальню в красный цвет. Как вы думаете, Хлоя будет очень разочарована, когда узнает об этом?
— Конечно, нет. — Между ними снова повисла неловкая тишина. Первым ее решился нарушить Скотти. — Каким он был, ваш отец?
— Спокойным, добрым, — пожав плечами, Августа сделала несколько шагов в сторону лестницы. — Никогда не считал себя скрипачом. Просто говорил, что играет на скрипке, но не называл себя музыкантом. Отец был самоучкой. Играл по слуху, не умел читать нот. Он играл с небольшим оркестриком в основном в ирландских пабах, иногда в барах в западном стиле. Играл все — от джаза до музыки кантри времен шестидесятых.
— Но он не был так талантлив, как вы, — предположил Скотти.
Привалившись спиной к белой колонне, поддерживающей навес, девушка задумчиво посмотрела на него и покачала головой:
— Это не совсем так. Кое в чем он был даже лучше. Я люблю музыку и уважаю свой талант. Но отец еще очень нежно относился к самому инструменту. Я часто думаю, что с таким же успехом могла бы научиться играть на пианино или флейте. Для отца же существовала только скрипка. Ее звук, форма, ощущение дерева под руками… Лицо его светлело всякий раз, когда он брал в руки инструмент, и он… он словно был не с нами, когда начинал играть. Может быть, на небесах. Это видно было по выражению его лица, по тому, как он двигался… — Девушка вдруг рассмеялась. — Извините, наверное, я говорю больше, чем вы хотели бы услышать.
— Вовсе нет. Люблю слушать истории о других людях. Они просто завораживают меня. Я ведь экстраверт, если вы помните.
— И вы, вне сомнения, заметили, что я, напротив, очень замкнута, не люблю открываться перед людьми…
— Нет. Вовсе не заметил. Здесь все любят вас, а дети так просто обожают. — Скотти с любопытством поглядел на Августу. — А какой считаете себя вы сами?
Августа не спешила с ответом.
Это была чудесная ночь, спокойная, ясная. Такая ясная, что звезды в небе напоминали огромные бриллианты, рассыпанные по черному бархату. Такая тихая, что можно было говорить шепотом и все же расслышать друг друга. Она вздохнула.
— Сейчас я уже не знаю, — призналась она.
— Хорошо, тогда расскажите, какой вы были раньше.
— Я была довольно поверхностной особой. Иначе я оказалась бы лучше подготовлена к тому, что со мной случилось.
— Готовой к чему? — уточнил Скотти.
— Не знаю. К тому, наверное, чтобы прожить остаток своей жизни так, как я живу сейчас.
И снова он разглядел в ней растерянность и уязвимость, так не вязавшиеся с образом сильной, решительной женщины. Скотти сжал руки в кулак, стараясь справиться с вдруг охватившим его желанием обнять девушку, привлечь ее к себе, встряхнуть как следует за плечи, а потом доходчиво объяснить, сколь многого ей удалось добиться в жизни и как много она значит для людей, искренне заботящихся о ней. Таких, как он.
— А как бы вы хотели прожить остаток жизни? — поинтересовался Скотти, от души надеясь, что в этой жизни найдется местечко и для него. — Я уже спрашивал вас, но вы сказали, что ни в чем больше не уверены…
— Так оно и есть. Я просто… — Августа долго молчала, прежде чем продолжить. Но в конце концов решила, что Скотти должен знать. — Я просто не хотела бы никого больше разочаровывать.
Скотти с трудом отвел взгляд от ее лица. Ему не хотелось смущать ее.
— Кого же вы успели разочаровать?
Он подозревал, что Августе не слишком приятна его назойливость, но просто не мог не задать этот вопрос.
— Проще перечислить тех моих знакомых, кто избежал этой участи. — Августа медленно перешла на другую сторону лестницы, неосознанно пытаясь отгородиться от него, не подпустить слишком близко… Затем она тихо заговорила, надеясь, что Скотти не расслышит и поленится переспрашивать:
— Это мое основное занятие. Видите ли, я всегда всех разочаровываю, причиняю боль. Я не хочу никому зла, но так уже получается, причем постоянно. Мне удается как-то убедить окружающих потратить на меня свои знания, опыт, свою любовь и изрядную часть своей жизни. А потом я подвожу их, фактически предаю.
Скотти не мог больше этого переносить. Медленно подойдя к девушке, он взял в ладони ее лицо и повернул его так, чтобы на него падая свет.
— Я честно пыталась предупредить вас, — продолжала Августа, надеясь, что он поверит по крайней мере в ее искренность. — Я плохо лажу с людьми. Мне приходится притворяться общительной, а для меня это непросто. И самые близкие мне люди всегда… — Августа запнулась. Господи, неужели он собирался ее поцеловать? Скотт медленно водил большими пальцами по ее щекам, и от его прикосновений горела кожа. — Я и вас разочарую в конечном итоге. Обязательно. Не потому, что хочу этого, просто…
— Как вы можете разочаровать кого-то? — мягко прервал он ее. — Вы так талантливы. Умны. Красивы. Вы добры и отзывчивы, когда хотите быть доброй и отзывчивой. С вами весело. Вы сильная и независимая. Не понимаю, о чем это вы только что говорили.
— Пожалуйста, не трогайте меня, — взмолилась Августа, высвободившись из его рук. — Я и пытаюсь объяснить вам так, чтобы вы поняли. Я… — девушка глубоко вздохнула. — Все учителя, которые занимались со мной, считали, что я стану скрипачкой мирового класса, что во мне есть что-то особенное. Они работали со мной часами, месяцами, годами. День за днем. Они научили меня всему, что знали сами. Они жертвовали для меня своим временем и энергией.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41