Меня точность датировки или названия особенно не интересовали, однако вместе со всеми я также ждала радостного события. В программу экскурсии входили остановки в красивых местах Подмосковья, походы к местным достопримечательностям, а также посещение сельского ресторана.
Погода не удалась. Девчонки мечтали позагорать, но было ветрено и пасмурно, хотя и довольно тепло. Укрепленный на корме флаг резко хлопал под ветром, хлопками даже перекрывая шум пенных бурунов, широко расходящихся вслед теплоходу. Река угрюмо вздувалась и отливала каким-то чугунным цветом. Одна из перекормленных нами сразу после отплытия чаек не желала отставать и всю дорогу летала где-то поблизости: то замирая на острых крыльях, то косо и стремительно взмывая под облака, чтобы тут же плавно опасть к самому тенту палубы.
Лишь мы с Графом оставались на корме. Почти весь народ забился в пассажирский салон. Погода на настроение не повлияла. И вообще, судя по ровному и радостному гулу голосов, доносящихся из приоткрытых окон сюда, на корму, веселье лишь набирало силу. Недалеко от нас, перегнувшись по борту через перила, Костя что-то рассказывал Мамочке, то есть Наталье Николаевне, нашей докторше. Она на теплоход прибыла с мужем, но того взяли в оборот девочки, чему Мамочка, видимо, была даже рада. Костю она слушала с увлечением, а на губах ее то и дело появлялась улыбка радости и оживления. Это я отмечала так, мимоходом. Как и погоду, воду вокруг, как эту чайку за кормой.
Я зябко передернула плечами, и Граф сразу встрепенулся, словно бы готов был немедленно вскочить и бежать за пальто для меня. Я махнула рукой, чтобы он не беспокоился, и продолжала мысль, едва не прерванную тоскливым криком чайки:
— Я только одного, Юра, не понимаю, отчего вы вокруг Матвея подняли такой ажиотаж? Судя по всем вашим рассказам, — это просто неудавшийся бандит. Причем и предатель к тому же. Я-то думала, что он какой-нибудь Ромео, Тристан, пытавшийся отдать жизнь за свою Изольду, на худой конец просто воздыхатель типа Петрарки, а он… он… да просто смешно даже обсуждать!..
Вдруг все загалдело вокруг. Часть народа, уставшая отдыхать внутри, вывалилась подышать свежим воздухом. С собой принесли бокалы и шампанское. Рядом с Графом тут же приземлилась Катька, прильнула к нему, очаровывая южными бесстыжими глазками.
— Это вы о ком? — добродушно поинтересовался Аркадий. Рядом с ним, держа за руку мужа, стояла его жена-армянка. Глядя на них, трудно было поверить, что эта маленькая женщина играла первую роль в их семейном дуэте. Аркадий ухмыльнулся и покачал головой: — Слушайте, это вы все о Матвее? Дался он вам!
— А может, и дался? — подхватила Катька. — Давайте мы их познакомим, раз такой интерес.
— Кого? — удивился Аркадий. — Светку, что ли? Ну, это уже!.. А впрочем?..
Он повернулся и взглянул на меня. Что-то мне в его взгляде не понравилось. Как-то он нехорошо оживился. Нина, его жена, тоже что-то почувствовала:
— Сиди уж, сваха! Тебе только знакомствами заниматься.
— Нет, а что? Это мысль! — не сдавался Аркадий.
— Я тоже «за», — закричала Катька и захлопала в ладоши. — А то чего это он каждый вечер торчит у аквариума? Влюбился, влюбился!
Заглушая ее быстрый южный голосок, пронзительно и тоскливо закричала чайка.
— Ни с кем я не хочу знакомиться! — решительно сказала я и поднялась. Проходя мимо Графа, я положила ему на плечо руку, чтобы не дать ему подняться.
— Я сейчас приду, — ни к кому особенно не обращаясь, сказала я.
Катька оправдывалась за моей спиной:
— А что я такого сказала? Да ничего я такого не сказала.
В пассажирском салоне, несмотря на сквознячок, было накурено. Я только голову всунула внутрь и сразу пошла дальше, на нос. Здесь тоже были столики. За одним Шурочка, распустив по ветру свои шикарные волосы, что-то обсуждал личное с Петром Ивановичем. Мне они улыбнулись, кивнули, но я прошла на самый нос и, перегнувшись вниз, стала смотреть на сизую, разрезаемую по сторонам воду. Покрытая мелкой волной река двумя крутящимися валами налетала на тупой железный нос, взлетая с непрерывным шумом, чтобы сразу покрыться кипящим снегом, скользящим уже туда, куда-то далеко за корму, мне сейчас невидимую.
Я уже забыла колкости Катьки, но тема разговора освободила во мне то неприятное, может быть, темное, что эти дни держалось на дне каждой моей мысли, всплывая при каждом толчке: что все-таки за человек этот Матвей, и почему — и это при общем интересе к нему? — и Граф так скупо рассказывал о нем?.. Я и сейчас мысленно пробегала весь его рассказ, так что в мгновенном потоке информации видела то, что Граф, наверное, и рассчитывал предъявить мне: бандита в черной куртке, хладнокровно убившего доверившуюся ему девочку.
Однако же я не считала, что Граф сознательно искажает информацию, чтобы обмануть меня. Он просто видел события так, а не иначе, вспоминал их, просеянные сквозь сито предвзятой памяти, не более того. И, конечно же, он в своем рассказе хотел предстать передо мной в лучшем свете, Матвей был для него лишь фоном, на котором он сам должен был выглядеть еще краше — это я и так понимала. Более того, все эти уловки, все слова Графа, обращенные ко мне, иногда — случайно пойманный взгляд, скрытое волнение, отмеченное в постукивании его пальца по столу, весь этот набор, и его внимание, и наши частые прогулки — все это, вместе со скрытой подоплекой моего интереса к Матвею, сливалось для меня в ощущение ожидаемого счастья…
— Я тебе рюмку коньяка принес, — сказал за моей спиной голос Графа, — чтобы не окоченела.
И я, выпивая, уже не могла разобрать, отчего мне делается все теплее: от коньяка или его внимания?
Глава 44
АД МАТВЕЯ
Между тем теплоход все плыл и плыл, стало проглядывать в просветы облаков солнце, музыка звучала все громче и веселее, словно бы напрямую зависела от количества выпитых пассажирами напитков и от их настроения. Когда же показался тот речной ресторан, в котором был заранее заказан зал, все почувствовали, что проголодались, — в общем, все было кстати.
В ресторане в этот час народу было немного, так что отдельный зал не понадобился: каждый выбирал себе столик там, где ему нравилось.
Ресторан прилепился на самом берегу и достаточно высоко. Стены, смотрящие на реку, были застеклены от пола до потолка, одно из окон совсем близко от нас было приоткрыто, и с реки тянуло уже привычной за день свежестью. Я смотрела на проплывающие баржи и катера, любовалась парусами яхт, слышала гудки, перекличку невидимых мужских голосов совсем, кажется, близко, на берегу, а может быть, и далеко, но уже по воде, по которой каждый негромкий звук разносится на километры, и думала: как хорошо, что я на целый день вырвалась из наших каменных джунглей за город!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79
Погода не удалась. Девчонки мечтали позагорать, но было ветрено и пасмурно, хотя и довольно тепло. Укрепленный на корме флаг резко хлопал под ветром, хлопками даже перекрывая шум пенных бурунов, широко расходящихся вслед теплоходу. Река угрюмо вздувалась и отливала каким-то чугунным цветом. Одна из перекормленных нами сразу после отплытия чаек не желала отставать и всю дорогу летала где-то поблизости: то замирая на острых крыльях, то косо и стремительно взмывая под облака, чтобы тут же плавно опасть к самому тенту палубы.
Лишь мы с Графом оставались на корме. Почти весь народ забился в пассажирский салон. Погода на настроение не повлияла. И вообще, судя по ровному и радостному гулу голосов, доносящихся из приоткрытых окон сюда, на корму, веселье лишь набирало силу. Недалеко от нас, перегнувшись по борту через перила, Костя что-то рассказывал Мамочке, то есть Наталье Николаевне, нашей докторше. Она на теплоход прибыла с мужем, но того взяли в оборот девочки, чему Мамочка, видимо, была даже рада. Костю она слушала с увлечением, а на губах ее то и дело появлялась улыбка радости и оживления. Это я отмечала так, мимоходом. Как и погоду, воду вокруг, как эту чайку за кормой.
Я зябко передернула плечами, и Граф сразу встрепенулся, словно бы готов был немедленно вскочить и бежать за пальто для меня. Я махнула рукой, чтобы он не беспокоился, и продолжала мысль, едва не прерванную тоскливым криком чайки:
— Я только одного, Юра, не понимаю, отчего вы вокруг Матвея подняли такой ажиотаж? Судя по всем вашим рассказам, — это просто неудавшийся бандит. Причем и предатель к тому же. Я-то думала, что он какой-нибудь Ромео, Тристан, пытавшийся отдать жизнь за свою Изольду, на худой конец просто воздыхатель типа Петрарки, а он… он… да просто смешно даже обсуждать!..
Вдруг все загалдело вокруг. Часть народа, уставшая отдыхать внутри, вывалилась подышать свежим воздухом. С собой принесли бокалы и шампанское. Рядом с Графом тут же приземлилась Катька, прильнула к нему, очаровывая южными бесстыжими глазками.
— Это вы о ком? — добродушно поинтересовался Аркадий. Рядом с ним, держа за руку мужа, стояла его жена-армянка. Глядя на них, трудно было поверить, что эта маленькая женщина играла первую роль в их семейном дуэте. Аркадий ухмыльнулся и покачал головой: — Слушайте, это вы все о Матвее? Дался он вам!
— А может, и дался? — подхватила Катька. — Давайте мы их познакомим, раз такой интерес.
— Кого? — удивился Аркадий. — Светку, что ли? Ну, это уже!.. А впрочем?..
Он повернулся и взглянул на меня. Что-то мне в его взгляде не понравилось. Как-то он нехорошо оживился. Нина, его жена, тоже что-то почувствовала:
— Сиди уж, сваха! Тебе только знакомствами заниматься.
— Нет, а что? Это мысль! — не сдавался Аркадий.
— Я тоже «за», — закричала Катька и захлопала в ладоши. — А то чего это он каждый вечер торчит у аквариума? Влюбился, влюбился!
Заглушая ее быстрый южный голосок, пронзительно и тоскливо закричала чайка.
— Ни с кем я не хочу знакомиться! — решительно сказала я и поднялась. Проходя мимо Графа, я положила ему на плечо руку, чтобы не дать ему подняться.
— Я сейчас приду, — ни к кому особенно не обращаясь, сказала я.
Катька оправдывалась за моей спиной:
— А что я такого сказала? Да ничего я такого не сказала.
В пассажирском салоне, несмотря на сквознячок, было накурено. Я только голову всунула внутрь и сразу пошла дальше, на нос. Здесь тоже были столики. За одним Шурочка, распустив по ветру свои шикарные волосы, что-то обсуждал личное с Петром Ивановичем. Мне они улыбнулись, кивнули, но я прошла на самый нос и, перегнувшись вниз, стала смотреть на сизую, разрезаемую по сторонам воду. Покрытая мелкой волной река двумя крутящимися валами налетала на тупой железный нос, взлетая с непрерывным шумом, чтобы сразу покрыться кипящим снегом, скользящим уже туда, куда-то далеко за корму, мне сейчас невидимую.
Я уже забыла колкости Катьки, но тема разговора освободила во мне то неприятное, может быть, темное, что эти дни держалось на дне каждой моей мысли, всплывая при каждом толчке: что все-таки за человек этот Матвей, и почему — и это при общем интересе к нему? — и Граф так скупо рассказывал о нем?.. Я и сейчас мысленно пробегала весь его рассказ, так что в мгновенном потоке информации видела то, что Граф, наверное, и рассчитывал предъявить мне: бандита в черной куртке, хладнокровно убившего доверившуюся ему девочку.
Однако же я не считала, что Граф сознательно искажает информацию, чтобы обмануть меня. Он просто видел события так, а не иначе, вспоминал их, просеянные сквозь сито предвзятой памяти, не более того. И, конечно же, он в своем рассказе хотел предстать передо мной в лучшем свете, Матвей был для него лишь фоном, на котором он сам должен был выглядеть еще краше — это я и так понимала. Более того, все эти уловки, все слова Графа, обращенные ко мне, иногда — случайно пойманный взгляд, скрытое волнение, отмеченное в постукивании его пальца по столу, весь этот набор, и его внимание, и наши частые прогулки — все это, вместе со скрытой подоплекой моего интереса к Матвею, сливалось для меня в ощущение ожидаемого счастья…
— Я тебе рюмку коньяка принес, — сказал за моей спиной голос Графа, — чтобы не окоченела.
И я, выпивая, уже не могла разобрать, отчего мне делается все теплее: от коньяка или его внимания?
Глава 44
АД МАТВЕЯ
Между тем теплоход все плыл и плыл, стало проглядывать в просветы облаков солнце, музыка звучала все громче и веселее, словно бы напрямую зависела от количества выпитых пассажирами напитков и от их настроения. Когда же показался тот речной ресторан, в котором был заранее заказан зал, все почувствовали, что проголодались, — в общем, все было кстати.
В ресторане в этот час народу было немного, так что отдельный зал не понадобился: каждый выбирал себе столик там, где ему нравилось.
Ресторан прилепился на самом берегу и достаточно высоко. Стены, смотрящие на реку, были застеклены от пола до потолка, одно из окон совсем близко от нас было приоткрыто, и с реки тянуло уже привычной за день свежестью. Я смотрела на проплывающие баржи и катера, любовалась парусами яхт, слышала гудки, перекличку невидимых мужских голосов совсем, кажется, близко, на берегу, а может быть, и далеко, но уже по воде, по которой каждый негромкий звук разносится на километры, и думала: как хорошо, что я на целый день вырвалась из наших каменных джунглей за город!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79