Вот и потянулись к ней: с одной стороны — Борис Годунов, шурин умершего царя, а с другой — Федор Романов, великий боярин, один из знатнейших на Руси, двоюродный брат Федора Иоанновича, своего тезки. Представляешь? И сцепились. За Борисом — власть, так как еще при жизни слабоумного Федора он был при нем правителем. За Романовым — боярство, знатность, порода, родня. Годуновы-то в глазах великого боярства выскочки, беспородные…
Но Романов проиграл. Почему? Где ошибся? История молчит. Есть только гипотезы… Борис сел на престол, а Федора Романова насильно постриг в монахи под именем Филарета и сослал в далекий северный монастырь.
Успокоился Годунов — монах не претендент на царствование. Напрасно успокоился — слишком властолюбив оказался недавний великий боярин, слишком страстно хотел ухватить венец. Но теперь уже не для себя, а для своего сына Михаила. Ждал только случая.
И случай представился — появился Лжедмитрий. Филарет тут же встал на его сторону, а Лжедмитрий, сев на престол, в благодарность за поддержку возвратил Филарета из ссылки и поставил ростовским митрополитом. И снова неясность и гипотезы: какую поддержку мог оказать сосланный на Север монах Лжедмитрию?
Но идем дальше. Против Лжедмитрия поднялась вся Россия, а Филарет выжидал. Лжедмитрия I сбросили с колокольни восставшие, а Филарет перешел на сторону Лжедмитрия II. И теперь уже в награду получил патриаршество.
После изгнания Лжедмитрия II царем избирают Василия Шуйского, и корона вновь ускользает от Романовых. Но Филарет вновь и вновь интригует, сколачивает союзы, хитрит и предает.
Но вот и Шуйского свергли. Трон пустует в третий раз.
Тогда Филарет едет с посольством в Варшаву приглашать на русский престол королевича Владислава. Искренен ли его поступок или он плетет очередную интригу? Как знать…
Тем временем в России началась очередная смута. Филарета задержали в Польше на положении пленника. Но даже будучи пленником, этот великий политик умудряется собрать сторонников и добиться — ты только подумай — из Польши! — избрания на царство своего сына Михаила Романова.
В Россию Филарету удалось вернуться только через шесть лет, и Михаил сразу же утвердил его патриархом и соправителем.
Да-а… вот уж действительно — не жизнь, а роман.
— Но мне-то нужна диссертация! А я утопаю в материале и ни от чего не хочу отказываться.
— Бедненький. Другим материала не хватает, а у тебя горе от избытка.
— От ума. — Николай зябко повел плечами.
— Холодно? — заботливо спросила Аня.
— Продувать стало. Пойдем туда, там ветра нет. Они огляделись, сошли с дороги и сели на бугорок у кустов.
— А тут не муравейник? — опасливо спросила Аня.
— Эх ты, горожанка. Муравьи ночью спят. Здесь нет муравейника, не бойся, трусиха. — Николай крепко прижал ее к себе, она подняла голову, чтобы взглянуть ему в лицо, и губы их встретились.
Поцелуй продолжался так долго, что у нее не хватило дыхания, и она мягко отстранилась, чтобы перевести дух, а потом склонила голову ему на грудь и услышала, как резко, толчками бьется его сердце. Николай легонько, едва касаясь губами, целовал ее волосы. Рука, лежащая на ее талии, медленно и осторожно начала исследовать путь под кофточкой. Аня замерла. Другой рукой Николай приподнял ее голову и опять поцеловал в губы. Она расслабилась, закрыла глаза, отдаваясь упоительному, еще неизведанному ею чувству…
Рука медленно под футболкой продвинулась и прикоснулась к груди. Аня вздрогнула, хотела отпрянуть, но заставила себя сдержаться. И хотя Николай продолжал ее целовать, теперь уже весь мир, все ощущения сосредоточились на его нежной и одновременно сильной и настойчивой руке, охватившей и ласкавшей грудь. Потом рука двинулась за спину, к застежке бюстгальтера. В один миг Аня стряхнула с себя оцепенение и как можно мягче отстранилась от Николая.
— Не надо, — прошептала она просительно.
Николай сразу же отпустил ее и снова стал целовать, но теперь уже не в губы, а в глаза, в шею, оттянул ворот кофточки и — ниже, ниже… Аня вспомнила, какая она там костлявая, ничего общего с царственным декольте Лены, поежилась и снова отстранилась.
— Знаешь, как меня Ленка называет? Тощие мощи, — шепнула Аня.
— Это она от зависти, — тоже шепотом сказал Николай. — Такие, как она, с возрастом толстеют, а ты, тонкокостная, всегда останешься сухой и стройной.
— Откуда ты знаешь — кто толстеет, а кто нет? — ревниво спросила Аня.
— Я все знаю.
Ане хотелось, чтобы он опять обнял ее, целовал и чтобы рука опять отправилась в свой восхитительный исследовательский путь, но Николай отодвинулся от нее, крепко растер лицо, потянулся и встал.
— Идем домой. — Он протянул ей руку, и Аня послушно поднялась.
Дома Ленка только взглянула на пунцовые вспухшие губы подруги, как сразу же заулыбалась, а в глазах запрыгали бесенята.
— Если скажешь хоть слово — придушу! — крикнула Аня, и по ее голосу трудно было судить, шутит она или говорит всерьез.
— Молчу! Молчу… О, как я молчу! Молчу-у-у-у… Аня бросилась на Ленку, повалила ее на кровать, скрутила руки и оскалилась:
— Вот сейчас откушу твой задорный носик!
И они обе с хохотом стали кататься по постели, как в детстве, пока, обессиленные, не рухнули на спины.
— Ну и что нового о кардинале Ришелье? — спросила, отдышавшись, Лена.
— Есть новости о патриархе Филарете, — в тон ей ответила Аня. — Он весь в темных пятнах.
— Придется отдать в чистку.
— Предметы семнадцатого века в химчистку не принимают.
— Что же делать?
— Спать! — сладко потянулась Аня.
…Теперь каждый вечер Аня возвращалась поздно и, едва перекусив на ходу, плюхалась в постель и камнем засыпала. Лена перестала иронизировать, а наоборот, стала очень трогательно опекать ее — старалась к ее приходу вскипятить чайник, приготовить бутерброды.
В одно из таких полуночных бдений Лена внимательно посмотрела на счастливое, будто хмельное лицо подруги, и ее охватило беспокойство.
— Анька, только не смей торопиться, слышишь! Лучше о Филарете рассуждайте.
— Мы так и делаем — от заката до рассвета обсуждаем Филарета, — не то в шутку, не то всерьез отозвалась Аня. — Спать хочу, умираю…
— Не отмахивайся от моих слов, я серьезно. Ты хоть понимаешь, о чем я говорю?
— Отвяжись, Ленка. Когда ты с Витькой в десятом классе…
— Мы сейчас говорим о тебе. С Витей у нас все было по-другому, а теперь мы любим друг друга. Я так соскучилась, что порой готова выть, особенно когда ты приходишь вся такая разомлевшая. Мне кажется, что вот завтра возьму и сбегу к нему в Москву.
— Вот видишь, подружка, а мне что — нельзя? — улыбнулась Аня.
— Можно, только мне казалось, что влюбленные пишут лирические стихи, а не плохие частушки. Помнишь, какие стихи писал мне Витька?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88
Но Романов проиграл. Почему? Где ошибся? История молчит. Есть только гипотезы… Борис сел на престол, а Федора Романова насильно постриг в монахи под именем Филарета и сослал в далекий северный монастырь.
Успокоился Годунов — монах не претендент на царствование. Напрасно успокоился — слишком властолюбив оказался недавний великий боярин, слишком страстно хотел ухватить венец. Но теперь уже не для себя, а для своего сына Михаила. Ждал только случая.
И случай представился — появился Лжедмитрий. Филарет тут же встал на его сторону, а Лжедмитрий, сев на престол, в благодарность за поддержку возвратил Филарета из ссылки и поставил ростовским митрополитом. И снова неясность и гипотезы: какую поддержку мог оказать сосланный на Север монах Лжедмитрию?
Но идем дальше. Против Лжедмитрия поднялась вся Россия, а Филарет выжидал. Лжедмитрия I сбросили с колокольни восставшие, а Филарет перешел на сторону Лжедмитрия II. И теперь уже в награду получил патриаршество.
После изгнания Лжедмитрия II царем избирают Василия Шуйского, и корона вновь ускользает от Романовых. Но Филарет вновь и вновь интригует, сколачивает союзы, хитрит и предает.
Но вот и Шуйского свергли. Трон пустует в третий раз.
Тогда Филарет едет с посольством в Варшаву приглашать на русский престол королевича Владислава. Искренен ли его поступок или он плетет очередную интригу? Как знать…
Тем временем в России началась очередная смута. Филарета задержали в Польше на положении пленника. Но даже будучи пленником, этот великий политик умудряется собрать сторонников и добиться — ты только подумай — из Польши! — избрания на царство своего сына Михаила Романова.
В Россию Филарету удалось вернуться только через шесть лет, и Михаил сразу же утвердил его патриархом и соправителем.
Да-а… вот уж действительно — не жизнь, а роман.
— Но мне-то нужна диссертация! А я утопаю в материале и ни от чего не хочу отказываться.
— Бедненький. Другим материала не хватает, а у тебя горе от избытка.
— От ума. — Николай зябко повел плечами.
— Холодно? — заботливо спросила Аня.
— Продувать стало. Пойдем туда, там ветра нет. Они огляделись, сошли с дороги и сели на бугорок у кустов.
— А тут не муравейник? — опасливо спросила Аня.
— Эх ты, горожанка. Муравьи ночью спят. Здесь нет муравейника, не бойся, трусиха. — Николай крепко прижал ее к себе, она подняла голову, чтобы взглянуть ему в лицо, и губы их встретились.
Поцелуй продолжался так долго, что у нее не хватило дыхания, и она мягко отстранилась, чтобы перевести дух, а потом склонила голову ему на грудь и услышала, как резко, толчками бьется его сердце. Николай легонько, едва касаясь губами, целовал ее волосы. Рука, лежащая на ее талии, медленно и осторожно начала исследовать путь под кофточкой. Аня замерла. Другой рукой Николай приподнял ее голову и опять поцеловал в губы. Она расслабилась, закрыла глаза, отдаваясь упоительному, еще неизведанному ею чувству…
Рука медленно под футболкой продвинулась и прикоснулась к груди. Аня вздрогнула, хотела отпрянуть, но заставила себя сдержаться. И хотя Николай продолжал ее целовать, теперь уже весь мир, все ощущения сосредоточились на его нежной и одновременно сильной и настойчивой руке, охватившей и ласкавшей грудь. Потом рука двинулась за спину, к застежке бюстгальтера. В один миг Аня стряхнула с себя оцепенение и как можно мягче отстранилась от Николая.
— Не надо, — прошептала она просительно.
Николай сразу же отпустил ее и снова стал целовать, но теперь уже не в губы, а в глаза, в шею, оттянул ворот кофточки и — ниже, ниже… Аня вспомнила, какая она там костлявая, ничего общего с царственным декольте Лены, поежилась и снова отстранилась.
— Знаешь, как меня Ленка называет? Тощие мощи, — шепнула Аня.
— Это она от зависти, — тоже шепотом сказал Николай. — Такие, как она, с возрастом толстеют, а ты, тонкокостная, всегда останешься сухой и стройной.
— Откуда ты знаешь — кто толстеет, а кто нет? — ревниво спросила Аня.
— Я все знаю.
Ане хотелось, чтобы он опять обнял ее, целовал и чтобы рука опять отправилась в свой восхитительный исследовательский путь, но Николай отодвинулся от нее, крепко растер лицо, потянулся и встал.
— Идем домой. — Он протянул ей руку, и Аня послушно поднялась.
Дома Ленка только взглянула на пунцовые вспухшие губы подруги, как сразу же заулыбалась, а в глазах запрыгали бесенята.
— Если скажешь хоть слово — придушу! — крикнула Аня, и по ее голосу трудно было судить, шутит она или говорит всерьез.
— Молчу! Молчу… О, как я молчу! Молчу-у-у-у… Аня бросилась на Ленку, повалила ее на кровать, скрутила руки и оскалилась:
— Вот сейчас откушу твой задорный носик!
И они обе с хохотом стали кататься по постели, как в детстве, пока, обессиленные, не рухнули на спины.
— Ну и что нового о кардинале Ришелье? — спросила, отдышавшись, Лена.
— Есть новости о патриархе Филарете, — в тон ей ответила Аня. — Он весь в темных пятнах.
— Придется отдать в чистку.
— Предметы семнадцатого века в химчистку не принимают.
— Что же делать?
— Спать! — сладко потянулась Аня.
…Теперь каждый вечер Аня возвращалась поздно и, едва перекусив на ходу, плюхалась в постель и камнем засыпала. Лена перестала иронизировать, а наоборот, стала очень трогательно опекать ее — старалась к ее приходу вскипятить чайник, приготовить бутерброды.
В одно из таких полуночных бдений Лена внимательно посмотрела на счастливое, будто хмельное лицо подруги, и ее охватило беспокойство.
— Анька, только не смей торопиться, слышишь! Лучше о Филарете рассуждайте.
— Мы так и делаем — от заката до рассвета обсуждаем Филарета, — не то в шутку, не то всерьез отозвалась Аня. — Спать хочу, умираю…
— Не отмахивайся от моих слов, я серьезно. Ты хоть понимаешь, о чем я говорю?
— Отвяжись, Ленка. Когда ты с Витькой в десятом классе…
— Мы сейчас говорим о тебе. С Витей у нас все было по-другому, а теперь мы любим друг друга. Я так соскучилась, что порой готова выть, особенно когда ты приходишь вся такая разомлевшая. Мне кажется, что вот завтра возьму и сбегу к нему в Москву.
— Вот видишь, подружка, а мне что — нельзя? — улыбнулась Аня.
— Можно, только мне казалось, что влюбленные пишут лирические стихи, а не плохие частушки. Помнишь, какие стихи писал мне Витька?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88