Мои стихи никому не понравятся!
— Зачем же ты такие пишешь?
— Потому что…
Она невольно осеклась. Ну как ей объяснить, что она их даже не записывает? Просто иногда думает в стихах… Просто думает. Так легче думается… Ей показалось, что единственный человек, который мог бы это понять, стал таким далеким, и ей захотелось закричать от боли, потому что сама была виновата. Все испортила…
Она уже приготовилась. Даже попыталась найти Понятные слова, но стоило ей поднять глаза, как все слова растаяли. Она и сама удивилась собственной немоте, постигшей ее, как тяжелое заболевание. Внезапно.
Таня смотрела на нее теперь холодно и властно.
— Так вот, — тихо проговорила она. — Можешь не хотеть дальше. Но на твоем месте я бы все-таки согласилась. Не в твоем положении фордыбачиться. Поняла?
Мышка отчаянно хотела возразить ей, сказать, что никто не заставит ее делать то, чего она не хочет, но тут в голову пришла простая и ясная мысль. Хотите? Получите…
— Хорошо, — кивнула она и улыбнулась. — Я буду участвовать…
Она развернулась, шагнула к выходу. На секунду обернулась.
Таня сидела озадаченная. По ее виду Мышке было ясно — она уже начала подозревать, что настаивала зря. Но пока еще успокаивала себя, пытаясь внушить, что эта странная девчонка не в состоянии выкинуть фортель, причинить ей, Тане, какие-то неудобства. Слишком мала… И трусиха.
— Турнир послезавтра! — крикнула она ей вслед.
Мышка ничего не ответила. Просто вышла, плотно закрыв за собой дверь.
— И впрямь чумная какая-то, — недоуменно пожала Таня плечами.
* * *
Он шел не разбирая дороги и даже не заметил, как посерело небо. И когда первые капли дождя щелкнули его по щеке, подумал: «Словно небо нашло способ дотронуться» — и вдруг почувствовал себя… счастливым. Ощущение было странное, и сначала он вообще не понял, что с ним произошло. Просто губы сами растянулись в улыбке. Просто серость неба впервые действовала не угнетающе, а наоборот, ему стало уютно и спокойно. Более того, его не раздражал окружающий пейзаж с этим нескончаемым грязно-розовым заводом, и люди, одетые одинаково, в серо-черное, показались ему не бесформенной массой, материалом для лепки в чьих-то бездарных руках, а такими же, как он сам. Просто более несчастными, чем он, потому что были покорны чьей-то злой воле и только ночью, осмелев в темноте, задавали себе вопрос: что делают с их жизнью? Почему они позволяют это делать с ними? Почему их единственная жизнь должна быть для чего-то? Для кого-то? Для чьего-то удобства? Почему они отныне не твари Божий, а просто — твари?
Он и сам не знал, почему вдруг впервые за его двадцать шесть лет он почувствовал, как это верно — братья. Сестры. Все. Просто братья. Просто сестры. Совсем не враги. Просто такие же заблудившиеся. Такие же осиротевшие.
И на душе стало тепло. Причину этого он нашел сразу, почти не затрудняясь.
Мышка…
Ее присутствие в этом вот мире делало его симпатичным. Как будто ею, Мышкой, этот мир оправдывался перед Богом. И — перед ним тоже…
Он пошел дальше, на сей раз медленно, чтобы сохранить в душе это ощущение и… Мышку, как будто от быстрой ходьбы это его счастье могло расплескаться. И еще он понял — все просто. Он не станет ничего придумывать. Он не станет. Все в руке Божией. Если Бог сделал так, что они встретились, разбивая назло массе условностей его одиночество, значит, так было нужно.
«Все в Его руках», — улыбнулся Кинг почти беспечно и радостно, удивляясь тому, как все просто. И как он не додумался до этого раньше.
* * *
Мышка спустилась на этаж ниже. В школе тихо, как на кладбище, усмехнулась она, правда, там не так мерзко пахнет… Но ведь то — кладбище тел, а это? Тут же ей пришло в голову — кладбище душ, и она невесело засмеялась. А как еще прикажете назвать место, где стараются всех подровнять под одну гребенку? Вместо живого человека выковать андроида?
Даже с этим дурацким турниром — что она должна там прочитать, по их мнению? Какую-нибудь бурду про счастливую юность на фоне берез? Она задумалась на секунду, пытаясь подобрать что-нибудь в тему, но тут же отказалась от этих попыток. Незачем врать…
«Может быть, когда-нибудь я и подумаю, что была счастлива», — решила она. Но не сейчас…
И тут же остановилась, вслушиваясь в это словосочетание — «может быть…».
Она подошла к окну и закрыла глаза — так слышалось лучше. Яснее становились чувства.
В актовом зале началась репетиция школьного хора.
До нее донеслась строчка: «…петь и смеяться, как дети…» Мышка невольно поморщилась. И ее «может быть» получило продолжение.
«Может быть, я одна не стану смеяться…»
За спиной послышались шаги. От неожиданности Мышка вздрогнула — когда она начинала думать стихами, ей казалось, что она оставалась совсем одна.
Обернувшись, она снова встретилась с недобрым взглядом прищуренных глаз — слава богу, на сей раз Лена была одна. Без своих друзей.
Она стояла в самом конце коридора, у лестницы, прислонившись к ней спиной, и, лузгая семечки, рассматривала Мышку.
«Какого черта она ко мне пристала», — подумала Мышка, уже догадываясь, что теперь ей придется еще труднее. Такие вот глаза не обманывают. Раз эта девица наметила ее в качестве жертвы, придется побороться…
Словно прочитав ее мысли, Лена усмехнулась — криво, одним уголком рта. Потом сделала шаг в Мышкину сторону. Мышка невольно отступила, ругая себя за этот непроизвольный жест самосохранения.
И тут же почувствовала, как ее плечи оказались в чьих-то руках.
— Простите, — пробормотала она.
— Вообще-то надо смотреть, — произнес женский голос за ее спиной.
Мышка еще раз извинилась, на этот раз обернувшись. Женщина была довольно молодой, высокой, в синем строгом костюме. В ее глазах было что-то живое, насмешливое, и она улыбалась. Это и есть новая директриса, догадалась Мышка.
— А почему ты не на уроке?
— Меня задержала Таня…
Она поймала себя на том, что оправдывается. Невольно, хотя наверняка раньше она не стала бы этого делать. «Будто я твердо решила стать хорошей девочкой, — усмехнулась она про себя. — До тошноты хорошей…» Скорее всего, это просто из-за стихов, которые уже кружились в ее голове белыми птицами — еще хаотичные, бестолковые, но — и тут уж не поспоришь, — когда они появлялись, Мышка становилась беспомощной.
— Понимаете, она говорила со мной о турнире…
— Ах да. Танечка уже зашевелилась… Ну что ж, хорошо… Она пошла дальше, легко ступая на высоких каблуках, а Лены уже не было.
Мышка вздохнула с облегчением. Хотя бы это, успокоила она себя. Словно ей было важно, что эта странная девица не увидела ее «хорошей девочкой». Как будто это важно…
«Да уж, — покачала она головой. — Ив самом деле, неприятности сегодня преследуют меня. Слава богу, пока я от них счастливо избавляюсь».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75
— Зачем же ты такие пишешь?
— Потому что…
Она невольно осеклась. Ну как ей объяснить, что она их даже не записывает? Просто иногда думает в стихах… Просто думает. Так легче думается… Ей показалось, что единственный человек, который мог бы это понять, стал таким далеким, и ей захотелось закричать от боли, потому что сама была виновата. Все испортила…
Она уже приготовилась. Даже попыталась найти Понятные слова, но стоило ей поднять глаза, как все слова растаяли. Она и сама удивилась собственной немоте, постигшей ее, как тяжелое заболевание. Внезапно.
Таня смотрела на нее теперь холодно и властно.
— Так вот, — тихо проговорила она. — Можешь не хотеть дальше. Но на твоем месте я бы все-таки согласилась. Не в твоем положении фордыбачиться. Поняла?
Мышка отчаянно хотела возразить ей, сказать, что никто не заставит ее делать то, чего она не хочет, но тут в голову пришла простая и ясная мысль. Хотите? Получите…
— Хорошо, — кивнула она и улыбнулась. — Я буду участвовать…
Она развернулась, шагнула к выходу. На секунду обернулась.
Таня сидела озадаченная. По ее виду Мышке было ясно — она уже начала подозревать, что настаивала зря. Но пока еще успокаивала себя, пытаясь внушить, что эта странная девчонка не в состоянии выкинуть фортель, причинить ей, Тане, какие-то неудобства. Слишком мала… И трусиха.
— Турнир послезавтра! — крикнула она ей вслед.
Мышка ничего не ответила. Просто вышла, плотно закрыв за собой дверь.
— И впрямь чумная какая-то, — недоуменно пожала Таня плечами.
* * *
Он шел не разбирая дороги и даже не заметил, как посерело небо. И когда первые капли дождя щелкнули его по щеке, подумал: «Словно небо нашло способ дотронуться» — и вдруг почувствовал себя… счастливым. Ощущение было странное, и сначала он вообще не понял, что с ним произошло. Просто губы сами растянулись в улыбке. Просто серость неба впервые действовала не угнетающе, а наоборот, ему стало уютно и спокойно. Более того, его не раздражал окружающий пейзаж с этим нескончаемым грязно-розовым заводом, и люди, одетые одинаково, в серо-черное, показались ему не бесформенной массой, материалом для лепки в чьих-то бездарных руках, а такими же, как он сам. Просто более несчастными, чем он, потому что были покорны чьей-то злой воле и только ночью, осмелев в темноте, задавали себе вопрос: что делают с их жизнью? Почему они позволяют это делать с ними? Почему их единственная жизнь должна быть для чего-то? Для кого-то? Для чьего-то удобства? Почему они отныне не твари Божий, а просто — твари?
Он и сам не знал, почему вдруг впервые за его двадцать шесть лет он почувствовал, как это верно — братья. Сестры. Все. Просто братья. Просто сестры. Совсем не враги. Просто такие же заблудившиеся. Такие же осиротевшие.
И на душе стало тепло. Причину этого он нашел сразу, почти не затрудняясь.
Мышка…
Ее присутствие в этом вот мире делало его симпатичным. Как будто ею, Мышкой, этот мир оправдывался перед Богом. И — перед ним тоже…
Он пошел дальше, на сей раз медленно, чтобы сохранить в душе это ощущение и… Мышку, как будто от быстрой ходьбы это его счастье могло расплескаться. И еще он понял — все просто. Он не станет ничего придумывать. Он не станет. Все в руке Божией. Если Бог сделал так, что они встретились, разбивая назло массе условностей его одиночество, значит, так было нужно.
«Все в Его руках», — улыбнулся Кинг почти беспечно и радостно, удивляясь тому, как все просто. И как он не додумался до этого раньше.
* * *
Мышка спустилась на этаж ниже. В школе тихо, как на кладбище, усмехнулась она, правда, там не так мерзко пахнет… Но ведь то — кладбище тел, а это? Тут же ей пришло в голову — кладбище душ, и она невесело засмеялась. А как еще прикажете назвать место, где стараются всех подровнять под одну гребенку? Вместо живого человека выковать андроида?
Даже с этим дурацким турниром — что она должна там прочитать, по их мнению? Какую-нибудь бурду про счастливую юность на фоне берез? Она задумалась на секунду, пытаясь подобрать что-нибудь в тему, но тут же отказалась от этих попыток. Незачем врать…
«Может быть, когда-нибудь я и подумаю, что была счастлива», — решила она. Но не сейчас…
И тут же остановилась, вслушиваясь в это словосочетание — «может быть…».
Она подошла к окну и закрыла глаза — так слышалось лучше. Яснее становились чувства.
В актовом зале началась репетиция школьного хора.
До нее донеслась строчка: «…петь и смеяться, как дети…» Мышка невольно поморщилась. И ее «может быть» получило продолжение.
«Может быть, я одна не стану смеяться…»
За спиной послышались шаги. От неожиданности Мышка вздрогнула — когда она начинала думать стихами, ей казалось, что она оставалась совсем одна.
Обернувшись, она снова встретилась с недобрым взглядом прищуренных глаз — слава богу, на сей раз Лена была одна. Без своих друзей.
Она стояла в самом конце коридора, у лестницы, прислонившись к ней спиной, и, лузгая семечки, рассматривала Мышку.
«Какого черта она ко мне пристала», — подумала Мышка, уже догадываясь, что теперь ей придется еще труднее. Такие вот глаза не обманывают. Раз эта девица наметила ее в качестве жертвы, придется побороться…
Словно прочитав ее мысли, Лена усмехнулась — криво, одним уголком рта. Потом сделала шаг в Мышкину сторону. Мышка невольно отступила, ругая себя за этот непроизвольный жест самосохранения.
И тут же почувствовала, как ее плечи оказались в чьих-то руках.
— Простите, — пробормотала она.
— Вообще-то надо смотреть, — произнес женский голос за ее спиной.
Мышка еще раз извинилась, на этот раз обернувшись. Женщина была довольно молодой, высокой, в синем строгом костюме. В ее глазах было что-то живое, насмешливое, и она улыбалась. Это и есть новая директриса, догадалась Мышка.
— А почему ты не на уроке?
— Меня задержала Таня…
Она поймала себя на том, что оправдывается. Невольно, хотя наверняка раньше она не стала бы этого делать. «Будто я твердо решила стать хорошей девочкой, — усмехнулась она про себя. — До тошноты хорошей…» Скорее всего, это просто из-за стихов, которые уже кружились в ее голове белыми птицами — еще хаотичные, бестолковые, но — и тут уж не поспоришь, — когда они появлялись, Мышка становилась беспомощной.
— Понимаете, она говорила со мной о турнире…
— Ах да. Танечка уже зашевелилась… Ну что ж, хорошо… Она пошла дальше, легко ступая на высоких каблуках, а Лены уже не было.
Мышка вздохнула с облегчением. Хотя бы это, успокоила она себя. Словно ей было важно, что эта странная девица не увидела ее «хорошей девочкой». Как будто это важно…
«Да уж, — покачала она головой. — Ив самом деле, неприятности сегодня преследуют меня. Слава богу, пока я от них счастливо избавляюсь».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75