Она вообще другая. Просто бывают такие люди, не вписывающиеся в законы жанра. Они рождаются редко и все-таки рождаются…»
Подняв глаза, он встретил ее взгляд и понял, что никуда не сможет убежать. Если бы она даже захотела, чтобы он исчез, Кинг не смог бы этого сделать.
— Привет, — сказала она тихо. Едва слышно. Как вопрос задала.
— Привет, — ответил он с легким вздохом. Скорее выдохнул эти слова ей навстречу…
— Это ничего, что я пришла? — спросила она.
Он рассмеялся:
— Думаю, ты поступила правильно. Всегда надо делать то, что тебе заблагорассудится. Иначе твои неисполненные желания начнут угнетать твой мозг, и ты станешь маньячкой…
— Знаете, — сказал Бейз, — как-то мне пришло в голову, что я у вас тут вместо шкафа. И вроде бы не мешаю особенно, но стопроцентно лишний… Поэтому я, пожалуй, пойду потихоньку… Тем более Ирка заждалась. А вы потом подтянетесь.
Он не стал ждать ответа, открыл дверь и исчез. Правда, на секунду в проеме двери снова возникла его физиономия. Он посмотрел на Мышку и сказал:
— Помни, что я тебе говорил, ангелочек… — И подмигнул ей на прощание.
— Давай пройдем в комнату, — предложил Кинг. — Как-то нелепо торчать в прихожей…
Он открыл дверь, пропуская туда Мышку.
— Странно, — сказала она, оглядываясь. — Как-то одиноко на «площади Дам» без людей.
— Без людей везде одиноко, — кивнул он. — Но иногда с людьми еще хуже… А кто тебе, собственно, нужен?
— Никто, — сказала она.
— Тогда тебе повезло. Никто перед тобой…
— Ты?
Она подняла на него глаза. Ему захотелось крикнуть, чтобы она прекратила так на него смотреть. Потому что он устал сражаться с самим собой и сил почти не остается.
— Что ты будешь пить? — спросил он, чтобы не смотреть в ее глазищи. — Виски? Бургундское? Джин?
— Чай, — сказала она.
— Разумное решение, — усмехнулся он. — Виски-бургундского-джина у меня и нет. Кончился запас напитков…
Запер дверь и прошел на кухню.
— Только не пугайся, что я запер дверь, — сказал он, вернувшись. — В этом нет никакого тайного умысла. Просто ветрено стало…
Мышка стояла у окна, сложив руки на груди. Как крылья, подумал он. Птичка, сложившая уставшие крылышки…
— А я и не боюсь, — произнесла она в ответ. — Я не боюсь тебя. Ты сам себя боишься… И я не могу понять почему.
— Да так исторически сложилось, — рассмеялся он. — Как с утра свою физиономию в зеркале увижу, так весь день трясет от ужаса…
— Ты красивый, — сказала она серьезно. — Если бы я каждое утро видела тебя, то была бы счастливым человеком.
Он не знал, куда ему деться. И обрадовался, когда чайник закипел.
— Ну, слава богу, — сказал он. — Кажется, чай готов… Пошли.
Он шагнул в сторону кухни, но она остановила его.
— Подожди, — попросила она.
— Так ведь чайник…
— И пускай. Я должна сказать тебе самое главное. Я думала очень много… Я тебя люблю.
— Ты уже говорила это.
— Я буду говорить это тебе каждый день. Каждый день, пока ты наконец-то к этому не привыкнешь, и мне наплевать, если ты меня не любишь. Потому что тебе все равно нужно, чтобы я тебя любила. Тебе это необходимо…
Он молчал.
— Ты можешь делать все, что тебе заблагорассудится, — прошептала она. — Все.
Он рассмеялся:
— Боже, как это мило с твоей стороны…
Он выключил чайник, машинально дотронулся до его раскаленной поверхности и тут же отдернул руку.
— Смешно, право, — прошептал он.
Вернувшись, он обнаружил Мышку сидящей на полу. Она прятала лицо в ладонях, и сначала он испугался, что она плачет.
Присев перед ней на корточки, он нежно отвел ее руки. Она была серьезной, но не плакала. Это его успокоило.
— Можно я переверну тебя вверх ногами? — прошептал он. — Именно это мне больше всего… за-бла-го-рассудилось…
Она грустно посмотрела на него, покачала головой и повторила:
— Я тебя люблю.
— Мы договаривались, что ты будешь это говорить один раз в день. Сегодня это уже второй раз.
— Я люблю тебя!
— Третий, — вздохнул он. — И не кричи так.
— Буду кричать, — прошептала она. — Если ты отказываешься меня услышать…
— Я не отказываюсь. Ты меня любишь. Что мне теперь делать?
— Не знаю…
— Я, признаться, тоже не знаю, — вздохнул он. — Тебе слишком мало лет…
— Четырнадцать, — мрачно заявила она. — Это не так уж мало…
— Это смотря с чем сравнивать. Некоторым в этой комнате уже двадцать шесть…
— А мне будет пятнадцать! Мне будет шестнадцать! И восемнадцать тоже будет!
— Я рад за тебя, — усмехнулся он. — Не могу похвастаться тем же. Мне уже никогда не будет восемнадцати…
Мышка хотела что-то сказать, резкое, но удержалась. Только обида сверкнула в глазах. Она встала:
— Знаешь, я думала, что тебе хватит смелости признаться, что я тебе нужна. Я не говорю, что ты меня любишь. Но твоя трусость убивает. Открой, пожалуйста, дверь.
— Нет. Мне вставать лень, — все еще пытался удержаться за иронию Кинг.
— Я выпрыгну в окно.
— Это шестой этаж… И окно заклеено. Благодарение лени! Неприятно смотреть, как ты погибаешь на моих глазах…
Она стояла, и ее губы дрожали. Он почти физически ощутил ее боль, как будто это была его боль, и сам испугался, поняв, что именно он ей эту боль причиняет. И еще испугался, что ее боль стала принадлежать ему.
Сам не понимая, зачем это делает, он вскочил и, обхватив ее хрупкие плечи, прижал к себе. «Что я делаю», — с ужасом подумал он. И не отпускал ее, отчаянно ругая себя за это.
— Отпусти меня, — попросила она.
— Пожалуйста, — прошептал он, выпуская ее из рук. Она еще дрожала.
— Открой дверь…
Он кивнул, отпирая замок.
Она стояла, не делая и шага в сторону двери. Только смотрела на него, и он вдруг понял, что она тоже сейчас испытывает страх — перед новым, никогда не испытанным ею чувством. Они оба боятся…
— Кинг, — позвала она его очень тихо. Он обернулся.
— Я… Я не боюсь, — проговорила она. — Правда не боюсь…
— Я не могу сказать про себя того же, — отрезал он.
— Ты хочешь, чтобы я ушла?
Он молчал. Сказать правду он не мог. Это отрезало бы ему все пути к отступлению. А сказать ей — уходи?
Он предпочитал молчание лжи, хотя и молчание было отчасти ложью…
Она ничего не сказала. Просто шагнула к двери с поникшими плечами, не оборачиваясь. И ушла.
Он сжал кулаки.
— Это невыносимо, — пробормотал он. — Я не могу с этим справиться…
* * *
Она шла по улице и плакала. На нее иногда оборачивались недоуменно и жалостливо, и Мышка быстро и сердито вытирала ладонью слезы. Ей не хотелось сейчас притягивать к себе бестактные и любопытные взгляды. Ей вообще хотелось остаться одной, поэтому она ускорила шаг, почти бежала уже до самого подъезда. До своего этажа она добралась тоже быстро — прыгая через две, а то и через три ступеньки… Наконец благословенная дверь «в одиночество», подумала Мышка, испытывая облегчение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75
Подняв глаза, он встретил ее взгляд и понял, что никуда не сможет убежать. Если бы она даже захотела, чтобы он исчез, Кинг не смог бы этого сделать.
— Привет, — сказала она тихо. Едва слышно. Как вопрос задала.
— Привет, — ответил он с легким вздохом. Скорее выдохнул эти слова ей навстречу…
— Это ничего, что я пришла? — спросила она.
Он рассмеялся:
— Думаю, ты поступила правильно. Всегда надо делать то, что тебе заблагорассудится. Иначе твои неисполненные желания начнут угнетать твой мозг, и ты станешь маньячкой…
— Знаете, — сказал Бейз, — как-то мне пришло в голову, что я у вас тут вместо шкафа. И вроде бы не мешаю особенно, но стопроцентно лишний… Поэтому я, пожалуй, пойду потихоньку… Тем более Ирка заждалась. А вы потом подтянетесь.
Он не стал ждать ответа, открыл дверь и исчез. Правда, на секунду в проеме двери снова возникла его физиономия. Он посмотрел на Мышку и сказал:
— Помни, что я тебе говорил, ангелочек… — И подмигнул ей на прощание.
— Давай пройдем в комнату, — предложил Кинг. — Как-то нелепо торчать в прихожей…
Он открыл дверь, пропуская туда Мышку.
— Странно, — сказала она, оглядываясь. — Как-то одиноко на «площади Дам» без людей.
— Без людей везде одиноко, — кивнул он. — Но иногда с людьми еще хуже… А кто тебе, собственно, нужен?
— Никто, — сказала она.
— Тогда тебе повезло. Никто перед тобой…
— Ты?
Она подняла на него глаза. Ему захотелось крикнуть, чтобы она прекратила так на него смотреть. Потому что он устал сражаться с самим собой и сил почти не остается.
— Что ты будешь пить? — спросил он, чтобы не смотреть в ее глазищи. — Виски? Бургундское? Джин?
— Чай, — сказала она.
— Разумное решение, — усмехнулся он. — Виски-бургундского-джина у меня и нет. Кончился запас напитков…
Запер дверь и прошел на кухню.
— Только не пугайся, что я запер дверь, — сказал он, вернувшись. — В этом нет никакого тайного умысла. Просто ветрено стало…
Мышка стояла у окна, сложив руки на груди. Как крылья, подумал он. Птичка, сложившая уставшие крылышки…
— А я и не боюсь, — произнесла она в ответ. — Я не боюсь тебя. Ты сам себя боишься… И я не могу понять почему.
— Да так исторически сложилось, — рассмеялся он. — Как с утра свою физиономию в зеркале увижу, так весь день трясет от ужаса…
— Ты красивый, — сказала она серьезно. — Если бы я каждое утро видела тебя, то была бы счастливым человеком.
Он не знал, куда ему деться. И обрадовался, когда чайник закипел.
— Ну, слава богу, — сказал он. — Кажется, чай готов… Пошли.
Он шагнул в сторону кухни, но она остановила его.
— Подожди, — попросила она.
— Так ведь чайник…
— И пускай. Я должна сказать тебе самое главное. Я думала очень много… Я тебя люблю.
— Ты уже говорила это.
— Я буду говорить это тебе каждый день. Каждый день, пока ты наконец-то к этому не привыкнешь, и мне наплевать, если ты меня не любишь. Потому что тебе все равно нужно, чтобы я тебя любила. Тебе это необходимо…
Он молчал.
— Ты можешь делать все, что тебе заблагорассудится, — прошептала она. — Все.
Он рассмеялся:
— Боже, как это мило с твоей стороны…
Он выключил чайник, машинально дотронулся до его раскаленной поверхности и тут же отдернул руку.
— Смешно, право, — прошептал он.
Вернувшись, он обнаружил Мышку сидящей на полу. Она прятала лицо в ладонях, и сначала он испугался, что она плачет.
Присев перед ней на корточки, он нежно отвел ее руки. Она была серьезной, но не плакала. Это его успокоило.
— Можно я переверну тебя вверх ногами? — прошептал он. — Именно это мне больше всего… за-бла-го-рассудилось…
Она грустно посмотрела на него, покачала головой и повторила:
— Я тебя люблю.
— Мы договаривались, что ты будешь это говорить один раз в день. Сегодня это уже второй раз.
— Я люблю тебя!
— Третий, — вздохнул он. — И не кричи так.
— Буду кричать, — прошептала она. — Если ты отказываешься меня услышать…
— Я не отказываюсь. Ты меня любишь. Что мне теперь делать?
— Не знаю…
— Я, признаться, тоже не знаю, — вздохнул он. — Тебе слишком мало лет…
— Четырнадцать, — мрачно заявила она. — Это не так уж мало…
— Это смотря с чем сравнивать. Некоторым в этой комнате уже двадцать шесть…
— А мне будет пятнадцать! Мне будет шестнадцать! И восемнадцать тоже будет!
— Я рад за тебя, — усмехнулся он. — Не могу похвастаться тем же. Мне уже никогда не будет восемнадцати…
Мышка хотела что-то сказать, резкое, но удержалась. Только обида сверкнула в глазах. Она встала:
— Знаешь, я думала, что тебе хватит смелости признаться, что я тебе нужна. Я не говорю, что ты меня любишь. Но твоя трусость убивает. Открой, пожалуйста, дверь.
— Нет. Мне вставать лень, — все еще пытался удержаться за иронию Кинг.
— Я выпрыгну в окно.
— Это шестой этаж… И окно заклеено. Благодарение лени! Неприятно смотреть, как ты погибаешь на моих глазах…
Она стояла, и ее губы дрожали. Он почти физически ощутил ее боль, как будто это была его боль, и сам испугался, поняв, что именно он ей эту боль причиняет. И еще испугался, что ее боль стала принадлежать ему.
Сам не понимая, зачем это делает, он вскочил и, обхватив ее хрупкие плечи, прижал к себе. «Что я делаю», — с ужасом подумал он. И не отпускал ее, отчаянно ругая себя за это.
— Отпусти меня, — попросила она.
— Пожалуйста, — прошептал он, выпуская ее из рук. Она еще дрожала.
— Открой дверь…
Он кивнул, отпирая замок.
Она стояла, не делая и шага в сторону двери. Только смотрела на него, и он вдруг понял, что она тоже сейчас испытывает страх — перед новым, никогда не испытанным ею чувством. Они оба боятся…
— Кинг, — позвала она его очень тихо. Он обернулся.
— Я… Я не боюсь, — проговорила она. — Правда не боюсь…
— Я не могу сказать про себя того же, — отрезал он.
— Ты хочешь, чтобы я ушла?
Он молчал. Сказать правду он не мог. Это отрезало бы ему все пути к отступлению. А сказать ей — уходи?
Он предпочитал молчание лжи, хотя и молчание было отчасти ложью…
Она ничего не сказала. Просто шагнула к двери с поникшими плечами, не оборачиваясь. И ушла.
Он сжал кулаки.
— Это невыносимо, — пробормотал он. — Я не могу с этим справиться…
* * *
Она шла по улице и плакала. На нее иногда оборачивались недоуменно и жалостливо, и Мышка быстро и сердито вытирала ладонью слезы. Ей не хотелось сейчас притягивать к себе бестактные и любопытные взгляды. Ей вообще хотелось остаться одной, поэтому она ускорила шаг, почти бежала уже до самого подъезда. До своего этажа она добралась тоже быстро — прыгая через две, а то и через три ступеньки… Наконец благословенная дверь «в одиночество», подумала Мышка, испытывая облегчение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75