Похоже, заведение-то и впрямь популярное.
Выключив мотор, молодой бывший спасатель, а с завтрашнего дня — чернорабочий, землекоп, грузчик и еще бог знает кто, вылез из теплой кабины и с удовольствием вдохнул свежего, почти морозного воздуха. Легко наслаждаться такой погодой, когда на тебе теплая куртка!
Он захлопнул дверцу и вошел внутрь. За столиками там и сям сидели посетители, у стойки бара стояли несколько мужчин. В зале царил приятный полумрак, звучала негромкая музыка. Но главной достопримечательностью был, безусловно, аромат… Сногсшибательный, головокружительный аромат мяса с примесью чего-то пряного, острого, щекочущего как ноздри, так и воображение.
И Хэнк внезапно понял, что голоден. Не просто голоден, а буквально умирает. И готов не то что деньги, а душу отдать за порцию того, что источает этот умопомрачительный запах.
Сев за ближайший столик, он поднял руку, привлекая внимание официантки, и принялся нетерпеливо ждать.
Но когда та наконец подошла, Хэнк чуть было не позабыл и о голоде, и обо всем остальном. Перед ним стояла длинноногая девица в короткой юбке и обтягивающем джемпере, не скрывающем, а подчеркивающем ее пышную грудь.
— Что будем заказывать? — игр и во-кокетливым тоном спросила она, естественно тут же заметив произведенный ею эффект.
Впрочем, и замечать-то особенно было нечего. Потому что за шесть лет, что Джуди работала официанткой в самых разных заведениях, она привыкла, что все мужчины реагируют на нее одинаково — так же, как и этот симпатичный парень.
Хэнк тяжело сглотнул, с трудом оторвал взгляд от притягательной груди и перевел его на лицо стоящей перед ним женщины. Но смотреть в зеленые кошачьи глаза, словно подернутые дымкой чувственности, было еще труднее, и он поспешно отвел свои.
— Я… гм… принесите мне… — Он ощутил, как его тело отозвалось на немой зов этой великолепной самки, и утратил способность и мыслить, и говорить…
— Да-да, что именно вы желаете? — Призывные нотки в голосе официантки стали слышнее.
«Тебя!» — чуть не выкрикнул Сандерс, но вслух с трудом выдавил:
— Что вы можете порекомендовать?
— Сегодня прекрасные тамале и, конечно, кочинита…
— Кочинита? — машинально повторил Хэнк. Он слышал это название впервые, и оно привлекло его внимание.
— Кочинита — свинина, запеченная в банановых листьях со специями, — пояснила Джуди. — Вы, судя по всему, не знаток мексиканской кухни.
— Нет.
— Тогда я подам вам то, что считаю лучшим, а вы скажете потом, что думаете о моем выборе. Идет?
Хэнк молча кивнул, потому что если бы открыл рот, то сказал бы, что лучшее блюдо в этом заведении — она и только она.
Джуди повернулась и удалилась в сторону кухни, позволив Хэнку любоваться ее длинными стройными ногами и маняще покачивающимися бедрами.
И только когда возбуждающее видение скрылось за дверями, он с трудом перевел дух. Черт побери, вот это женщина! Да за одну ночь в постели с такой не жаль отдать пару лет жизни!
Еда вскоре прибыла. Но Джуди, после того как расставила на столе блюда и две бутылки легкого мексиканского пива, не осталась поболтать и пококетничать, как он ожидал, а, к величаишему его разочарованию, тут же отошла и занялась другими посетителями. Хэнк, не отрываясь, следил за каждым ее движением. Это был настоящий праздник для глаз, но одним созерцанием утолить взыгравшее желание невозможно.
Впрочем, у его организма были и другие, не менее здоровые требования, и скоро Хэнк невольно обратил часть своего внимания на стоящую перед ним снедь. Первый же положенный в рот кусок опалил нёбо и вызвал слезы на глазах, но второй уже показался восхитительно вкусным, а отказаться от третьего было так просто невозможно. Как бы ни называлось это произведение кулинарного искусства и как бы ни обжигало, Сандерс отдал ему должное, не оставив ни крошки. Рот его пылал так же, как и душа, и он поспешно начал заливать пламя холодным пивом, но лишь разжег его еще больше.
Он попытался снова призвать Джуди, попросить принести еще пива, но ее нигде не было видно. Подойдя к стойке и взяв еще две бутылки, Хэнк вернулся за столик и сидел, неторопливо потягивая ледяную ароматную жидкость, и думал… О Джуди, о Стефании, обо всех остальных встреченных им за короткую жизнь женщинах, даривших его своим вниманием и милостями. Чего бы только он сейчас ни отдал, чтобы насладиться хотя бы часом в жарких объятиях страстной Стефи… Но, увы, до этого еще очень и очень далеко…
И Хэнк затосковал — затосковал, что снова возникли препятствия на его дороге к счастью, что опять он остался один и без денег, что завтра его ждет тяжелая работа за жалкие три бакса в час…
Он обхватил голову руками и некоторое время сидел, упиваясь своим отчаянием и буквально купаясь в унынии и жалости к самому себе, возникших в какой-то мере от неудовлетворенного желания, а в какой-то, и, вероятно, большей — от выпитого пива, оказавшегося не столь уж безобидным.
И только неожиданно сменившаяся музыка вывела его из этого слезливо-жалостливого состояния.
Он взглянул на сцену, откуда доносилось берущее за душу негромкое пение, и с удивлением увидел сидящую за фортепиано свою знакомую — хозяйку мотеля. Голосом низким, чуть хрипловатым, вибрирующим от эмоций она пела старинную песню о несчастной девушке, о покинувшем ее неверном любимом, о печали, разлуке, смерти…
Хэнк впервые внимательно смотрел на Габриеллу. И вдруг ему в глаза бросились и нежный овал ее лица, и смуглая, удивительно гладкая кожа, и высокие скулы, и прямой нос, и рот… довольно большой, но такой выразительный, такой влекущий, с полными яркими губами, заставляющими думать о поцелуях…
А ведь хороша, ничего не скажешь, подумал он. Странно, что я раньше не заметил этого. Или дело не только во внешности, но и в голосе? Потрясающем, идущем из самого сердца голосе…
И что только она делает в этой дыре? Почему не пытается вырваться? Неужели это предел ее мечтаний — сидеть у стойки, подавать приезжим регистрационный журнал, брать скомканные доллары, убирать комнаты, менять белье на чужих кроватях? Не может быть… Да у нее талант, настоящий талант!..
Хэнк обвел взглядом зал и увидел, что все, как и он сам, прекратили разговоры и обратились в слух.
Л Габриелла, ничего не замечая и не отдавая себе отчета в том, что является центром внимания, продолжала играть и петь, выплакивая все то, что накопилось, наболело на душе… Одна песня, другая… пятая… Прошел почти час, когда женщина исчерпала свой репертуар и замолчала, ощущая, что острая боль наконец-то ушла, сменившись опустошенностью.
Раздавшиеся аплодисменты заставили ее вздрогнуть. Она пришла в себя и ужасно смутилась, заметив устремленные на нее взгляды. Вскочила с табурета, вернулась к своему столику, схватила сумочку и начала рыться в ней, отыскивая кошелек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
Выключив мотор, молодой бывший спасатель, а с завтрашнего дня — чернорабочий, землекоп, грузчик и еще бог знает кто, вылез из теплой кабины и с удовольствием вдохнул свежего, почти морозного воздуха. Легко наслаждаться такой погодой, когда на тебе теплая куртка!
Он захлопнул дверцу и вошел внутрь. За столиками там и сям сидели посетители, у стойки бара стояли несколько мужчин. В зале царил приятный полумрак, звучала негромкая музыка. Но главной достопримечательностью был, безусловно, аромат… Сногсшибательный, головокружительный аромат мяса с примесью чего-то пряного, острого, щекочущего как ноздри, так и воображение.
И Хэнк внезапно понял, что голоден. Не просто голоден, а буквально умирает. И готов не то что деньги, а душу отдать за порцию того, что источает этот умопомрачительный запах.
Сев за ближайший столик, он поднял руку, привлекая внимание официантки, и принялся нетерпеливо ждать.
Но когда та наконец подошла, Хэнк чуть было не позабыл и о голоде, и обо всем остальном. Перед ним стояла длинноногая девица в короткой юбке и обтягивающем джемпере, не скрывающем, а подчеркивающем ее пышную грудь.
— Что будем заказывать? — игр и во-кокетливым тоном спросила она, естественно тут же заметив произведенный ею эффект.
Впрочем, и замечать-то особенно было нечего. Потому что за шесть лет, что Джуди работала официанткой в самых разных заведениях, она привыкла, что все мужчины реагируют на нее одинаково — так же, как и этот симпатичный парень.
Хэнк тяжело сглотнул, с трудом оторвал взгляд от притягательной груди и перевел его на лицо стоящей перед ним женщины. Но смотреть в зеленые кошачьи глаза, словно подернутые дымкой чувственности, было еще труднее, и он поспешно отвел свои.
— Я… гм… принесите мне… — Он ощутил, как его тело отозвалось на немой зов этой великолепной самки, и утратил способность и мыслить, и говорить…
— Да-да, что именно вы желаете? — Призывные нотки в голосе официантки стали слышнее.
«Тебя!» — чуть не выкрикнул Сандерс, но вслух с трудом выдавил:
— Что вы можете порекомендовать?
— Сегодня прекрасные тамале и, конечно, кочинита…
— Кочинита? — машинально повторил Хэнк. Он слышал это название впервые, и оно привлекло его внимание.
— Кочинита — свинина, запеченная в банановых листьях со специями, — пояснила Джуди. — Вы, судя по всему, не знаток мексиканской кухни.
— Нет.
— Тогда я подам вам то, что считаю лучшим, а вы скажете потом, что думаете о моем выборе. Идет?
Хэнк молча кивнул, потому что если бы открыл рот, то сказал бы, что лучшее блюдо в этом заведении — она и только она.
Джуди повернулась и удалилась в сторону кухни, позволив Хэнку любоваться ее длинными стройными ногами и маняще покачивающимися бедрами.
И только когда возбуждающее видение скрылось за дверями, он с трудом перевел дух. Черт побери, вот это женщина! Да за одну ночь в постели с такой не жаль отдать пару лет жизни!
Еда вскоре прибыла. Но Джуди, после того как расставила на столе блюда и две бутылки легкого мексиканского пива, не осталась поболтать и пококетничать, как он ожидал, а, к величаишему его разочарованию, тут же отошла и занялась другими посетителями. Хэнк, не отрываясь, следил за каждым ее движением. Это был настоящий праздник для глаз, но одним созерцанием утолить взыгравшее желание невозможно.
Впрочем, у его организма были и другие, не менее здоровые требования, и скоро Хэнк невольно обратил часть своего внимания на стоящую перед ним снедь. Первый же положенный в рот кусок опалил нёбо и вызвал слезы на глазах, но второй уже показался восхитительно вкусным, а отказаться от третьего было так просто невозможно. Как бы ни называлось это произведение кулинарного искусства и как бы ни обжигало, Сандерс отдал ему должное, не оставив ни крошки. Рот его пылал так же, как и душа, и он поспешно начал заливать пламя холодным пивом, но лишь разжег его еще больше.
Он попытался снова призвать Джуди, попросить принести еще пива, но ее нигде не было видно. Подойдя к стойке и взяв еще две бутылки, Хэнк вернулся за столик и сидел, неторопливо потягивая ледяную ароматную жидкость, и думал… О Джуди, о Стефании, обо всех остальных встреченных им за короткую жизнь женщинах, даривших его своим вниманием и милостями. Чего бы только он сейчас ни отдал, чтобы насладиться хотя бы часом в жарких объятиях страстной Стефи… Но, увы, до этого еще очень и очень далеко…
И Хэнк затосковал — затосковал, что снова возникли препятствия на его дороге к счастью, что опять он остался один и без денег, что завтра его ждет тяжелая работа за жалкие три бакса в час…
Он обхватил голову руками и некоторое время сидел, упиваясь своим отчаянием и буквально купаясь в унынии и жалости к самому себе, возникших в какой-то мере от неудовлетворенного желания, а в какой-то, и, вероятно, большей — от выпитого пива, оказавшегося не столь уж безобидным.
И только неожиданно сменившаяся музыка вывела его из этого слезливо-жалостливого состояния.
Он взглянул на сцену, откуда доносилось берущее за душу негромкое пение, и с удивлением увидел сидящую за фортепиано свою знакомую — хозяйку мотеля. Голосом низким, чуть хрипловатым, вибрирующим от эмоций она пела старинную песню о несчастной девушке, о покинувшем ее неверном любимом, о печали, разлуке, смерти…
Хэнк впервые внимательно смотрел на Габриеллу. И вдруг ему в глаза бросились и нежный овал ее лица, и смуглая, удивительно гладкая кожа, и высокие скулы, и прямой нос, и рот… довольно большой, но такой выразительный, такой влекущий, с полными яркими губами, заставляющими думать о поцелуях…
А ведь хороша, ничего не скажешь, подумал он. Странно, что я раньше не заметил этого. Или дело не только во внешности, но и в голосе? Потрясающем, идущем из самого сердца голосе…
И что только она делает в этой дыре? Почему не пытается вырваться? Неужели это предел ее мечтаний — сидеть у стойки, подавать приезжим регистрационный журнал, брать скомканные доллары, убирать комнаты, менять белье на чужих кроватях? Не может быть… Да у нее талант, настоящий талант!..
Хэнк обвел взглядом зал и увидел, что все, как и он сам, прекратили разговоры и обратились в слух.
Л Габриелла, ничего не замечая и не отдавая себе отчета в том, что является центром внимания, продолжала играть и петь, выплакивая все то, что накопилось, наболело на душе… Одна песня, другая… пятая… Прошел почти час, когда женщина исчерпала свой репертуар и замолчала, ощущая, что острая боль наконец-то ушла, сменившись опустошенностью.
Раздавшиеся аплодисменты заставили ее вздрогнуть. Она пришла в себя и ужасно смутилась, заметив устремленные на нее взгляды. Вскочила с табурета, вернулась к своему столику, схватила сумочку и начала рыться в ней, отыскивая кошелек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37