– Но ничего не могу с собой поделать. У меня словно сердце остановилось, понимаешь?
– Позвони ему сама, девочка, – улыбнувшись, сказала Ирина. Даша широко раскрыла глаза от удивления: и Марина говорила о том же. – Знаю, что не должна давать такого совета, но… Как видишь, я не такая непонятливая и бессердечная, какой ты меня представляешь.
– Мам, я никогда этого не говорила.
– Ну не в таких выражениях, но было, было. Ничего, милая, я все понимаю. Мне тоже когда-то было девятнадцать. И у меня была первая любовь. Позвони ему, Дашенька, и выясните все окончательно. Просто бросить трубку, наговорив сгоряча глупостей, много ума не нужно. Разобраться – вот это да!
Даша была благодарна маме за то, что она подтолкнула ее сделать первый шаг. В тот же день Стас заехал к ним вечером, и Ирина радостно захлопотала на кухне, сооружая ужин на скорую руку. Они собрались за столом, непринужденно разговаривали.
Стас и Даша вели себя так, как будто не было этих долгих мучительных для обоих трех месяцев неизвестности. Казалось, прошло три года – Даша повзрослела, в ее глазах Стас замечал что-то новое, ускользающее или тщательно скрываемое. В какой-то момент ему показалось, что она посмотрела на него с нескрываемым восхищением, граничащим с желанием, – это было волнующе, заставило сердце пуститься вскачь, а рука с сигаретой предательски задрожала.
Дубровин уже не надеялся на продолжение отношений. Он дал себе слово не звонить, не думать об этой девчонке, столько лет лишавшей его покоя. В конце концов она права – он не имеет права что-то требовать, потому что ничего не может ей дать. Только свою любовь, но взрослеющей девушке нужно гораздо большее: семья, дети, уверенность в завтрашнем дне. Он не готов порвать с прошлым, вычеркнуть из него Тамару, все, что связано с их браком. А дети? Они всегда останутся его сыновьями, но вряд ли он будет уделять им должное внимание, находясь в другой семье. За время размолвки с Дашей Дубровин окончательно нарисовал свой портрет – в мрачных красках. Он мысленно обозвал себя трусом, подлецом, не заслуживающим находиться рядом, дышать одним воздухом с таким чудом, как Даша.
Стас впал в депрессию. Ему было безразлично, как он выглядит. Тамаре теперь приходилось уговаривать его, раньше придирчиво осматривавшего себя в зеркале, прежде чем выйти из дома, сменить рубашку, пользоваться одеколоном, приводить себя в порядок. Он не мог смотреть на еду, вид и запах любимых блюд, которые тотчас принялась готовить обеспокоенная Тамара, вызывали отвращение. Чем больше она старалась, тем большее раздражение вызывала у Стаса ее забота.
Тамара не задавала вопросов. Она вообще редко пыталась разобраться в его настроениях, считая проявления апатии, хандры слабостью, недостойной мужчины. Она была уверена, что ее мужу вообще не о чем беспокоиться в этой жизни, так что и причин для такого поведения не видела. Единственное предположение, которое женщина могла себе позволить, – роман на стороне, любовное приключение, но ни о каком соперничестве не могло быть и речи. Разве Дубровин настолько смел и решителен, что сможет отказаться от жизненных благ и привилегий ради удовольствия в постели или блеска интеллекта какой-нибудь молодой красотки? Нет, Тамара была уверена, что за столько лет брака их связывает уже нечто большее, чем любовь. И это при том, что иллюзий по поводу сильного, всепоглощающего чувства к ней со стороны Стаса у нее никогда не было. В самом начале было нечто подобное, но зачем же обманываться? Она знала, что покупает себе мужа, условия сделки устраивали обоих. Поэтому Тамара спокойно ждала, пока Стас придет в себя. Она делала все, чтобы помочь ему не выглядеть опустившимся, для этого должна была не допустить появления мужа на людях в грязной обуви, несвежей рубашке, без аромата одеколона. Свои обязанности она выполняла без упреков, просто для того, чтобы знать: она делает все правильно, все как нужно.
В ресторане Дубровин несколько раз сорвался на обслуживающий персонал, чего не позволял себе никогда. Вид разъяренного и через мгновение обессиленного директора был всеми воспринят настороженно. Спокойная, лишенная напряженности атмосфера в ресторане становилась взрывоопасной от непредсказуемости Дубровина. Он перестал владеть собой, мечтая об одном – остаться в конце рабочего дня в своем просторном кабинете, улечься на кожаном диване и молча тупо смотреть в потолок. Он так и делал на протяжении последних месяцев, даже телефонный звонок не мог вывести его из состояния полной апатии. Его не волновало, что могла звонить Тамара, уставшая каждый день часами разыскивать его. Он не задумывался над тем, что сыновья уже достаточно взрослые, чтобы задавать маме вопросы, на которые она давала уклончивые ответы. Дубровин перестал чувствовать вкус жизни. Однако упрямый характер не давал ему сделать хоть какое-то движение навстречу решению проблемы.
Он перестал общаться и с Ириной, не желая через нее передавать приветы Даше. Так было однажды, но то ли он был моложе, то ли его чувство к Даше не было таким сильным – он смог долгий период обходиться без общения с Черкасовыми. Он снова вошел в эту семью, выполняя просьбу Ирины. Это было почти два года назад. Как летит время! Даша заканчивает второй курс университета. Да и свои дети тоже вот-вот станут студентами. Стас усмехнулся, вспомнив, как удивленно расширились его глаза, когда он заметил первую седину на висках. Это случилось недавно, и наверняка причина – в ледяном, сковывающем мысли и движения одиночестве. Все дело в пустоте, образовавшейся вокруг в этом скучном, безрадостном мире, где нет Даши…
Ни работа, ни сыновья и тем более Тамара не могли отвлечь его от постоянно возникающей мысли: что она сейчас делает? Это становилось каждодневной пыткой. Он никогда не думал, что сможет выдерживать ее так долго. Он практически смирился со своим состоянием. К сложившемуся положению постепенно привыкли домашние, старающиеся не беспокоить его, закрывавшегося в своем кабинете. Стас жалел себя, а это чувство разрушает и подтачивает сильнее боли, отчаяния. И вот, когда ничто не указывало на то, что снова могут настать благодатные времена, раздался телефонный звонок. Дубровин лежал на диване в своем рабочем кабинете, курил очередную сигарету и в первое мгновение решил не реагировать на него, как обычно. Но что-то щелкнуло в висках, больно резануло глаза, заставив зажмуриться и застонать. Недокуренная сигарета осталась в переполненной пепельнице, а Стас медленно поднялся и дотянулся до телефона. Услышав голос Даши, он потерял дар речи. Она все переспрашивала, дула в трубку, удивленно что-то бормотала, а Дубровин никак не мог совладать с голосом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
– Позвони ему сама, девочка, – улыбнувшись, сказала Ирина. Даша широко раскрыла глаза от удивления: и Марина говорила о том же. – Знаю, что не должна давать такого совета, но… Как видишь, я не такая непонятливая и бессердечная, какой ты меня представляешь.
– Мам, я никогда этого не говорила.
– Ну не в таких выражениях, но было, было. Ничего, милая, я все понимаю. Мне тоже когда-то было девятнадцать. И у меня была первая любовь. Позвони ему, Дашенька, и выясните все окончательно. Просто бросить трубку, наговорив сгоряча глупостей, много ума не нужно. Разобраться – вот это да!
Даша была благодарна маме за то, что она подтолкнула ее сделать первый шаг. В тот же день Стас заехал к ним вечером, и Ирина радостно захлопотала на кухне, сооружая ужин на скорую руку. Они собрались за столом, непринужденно разговаривали.
Стас и Даша вели себя так, как будто не было этих долгих мучительных для обоих трех месяцев неизвестности. Казалось, прошло три года – Даша повзрослела, в ее глазах Стас замечал что-то новое, ускользающее или тщательно скрываемое. В какой-то момент ему показалось, что она посмотрела на него с нескрываемым восхищением, граничащим с желанием, – это было волнующе, заставило сердце пуститься вскачь, а рука с сигаретой предательски задрожала.
Дубровин уже не надеялся на продолжение отношений. Он дал себе слово не звонить, не думать об этой девчонке, столько лет лишавшей его покоя. В конце концов она права – он не имеет права что-то требовать, потому что ничего не может ей дать. Только свою любовь, но взрослеющей девушке нужно гораздо большее: семья, дети, уверенность в завтрашнем дне. Он не готов порвать с прошлым, вычеркнуть из него Тамару, все, что связано с их браком. А дети? Они всегда останутся его сыновьями, но вряд ли он будет уделять им должное внимание, находясь в другой семье. За время размолвки с Дашей Дубровин окончательно нарисовал свой портрет – в мрачных красках. Он мысленно обозвал себя трусом, подлецом, не заслуживающим находиться рядом, дышать одним воздухом с таким чудом, как Даша.
Стас впал в депрессию. Ему было безразлично, как он выглядит. Тамаре теперь приходилось уговаривать его, раньше придирчиво осматривавшего себя в зеркале, прежде чем выйти из дома, сменить рубашку, пользоваться одеколоном, приводить себя в порядок. Он не мог смотреть на еду, вид и запах любимых блюд, которые тотчас принялась готовить обеспокоенная Тамара, вызывали отвращение. Чем больше она старалась, тем большее раздражение вызывала у Стаса ее забота.
Тамара не задавала вопросов. Она вообще редко пыталась разобраться в его настроениях, считая проявления апатии, хандры слабостью, недостойной мужчины. Она была уверена, что ее мужу вообще не о чем беспокоиться в этой жизни, так что и причин для такого поведения не видела. Единственное предположение, которое женщина могла себе позволить, – роман на стороне, любовное приключение, но ни о каком соперничестве не могло быть и речи. Разве Дубровин настолько смел и решителен, что сможет отказаться от жизненных благ и привилегий ради удовольствия в постели или блеска интеллекта какой-нибудь молодой красотки? Нет, Тамара была уверена, что за столько лет брака их связывает уже нечто большее, чем любовь. И это при том, что иллюзий по поводу сильного, всепоглощающего чувства к ней со стороны Стаса у нее никогда не было. В самом начале было нечто подобное, но зачем же обманываться? Она знала, что покупает себе мужа, условия сделки устраивали обоих. Поэтому Тамара спокойно ждала, пока Стас придет в себя. Она делала все, чтобы помочь ему не выглядеть опустившимся, для этого должна была не допустить появления мужа на людях в грязной обуви, несвежей рубашке, без аромата одеколона. Свои обязанности она выполняла без упреков, просто для того, чтобы знать: она делает все правильно, все как нужно.
В ресторане Дубровин несколько раз сорвался на обслуживающий персонал, чего не позволял себе никогда. Вид разъяренного и через мгновение обессиленного директора был всеми воспринят настороженно. Спокойная, лишенная напряженности атмосфера в ресторане становилась взрывоопасной от непредсказуемости Дубровина. Он перестал владеть собой, мечтая об одном – остаться в конце рабочего дня в своем просторном кабинете, улечься на кожаном диване и молча тупо смотреть в потолок. Он так и делал на протяжении последних месяцев, даже телефонный звонок не мог вывести его из состояния полной апатии. Его не волновало, что могла звонить Тамара, уставшая каждый день часами разыскивать его. Он не задумывался над тем, что сыновья уже достаточно взрослые, чтобы задавать маме вопросы, на которые она давала уклончивые ответы. Дубровин перестал чувствовать вкус жизни. Однако упрямый характер не давал ему сделать хоть какое-то движение навстречу решению проблемы.
Он перестал общаться и с Ириной, не желая через нее передавать приветы Даше. Так было однажды, но то ли он был моложе, то ли его чувство к Даше не было таким сильным – он смог долгий период обходиться без общения с Черкасовыми. Он снова вошел в эту семью, выполняя просьбу Ирины. Это было почти два года назад. Как летит время! Даша заканчивает второй курс университета. Да и свои дети тоже вот-вот станут студентами. Стас усмехнулся, вспомнив, как удивленно расширились его глаза, когда он заметил первую седину на висках. Это случилось недавно, и наверняка причина – в ледяном, сковывающем мысли и движения одиночестве. Все дело в пустоте, образовавшейся вокруг в этом скучном, безрадостном мире, где нет Даши…
Ни работа, ни сыновья и тем более Тамара не могли отвлечь его от постоянно возникающей мысли: что она сейчас делает? Это становилось каждодневной пыткой. Он никогда не думал, что сможет выдерживать ее так долго. Он практически смирился со своим состоянием. К сложившемуся положению постепенно привыкли домашние, старающиеся не беспокоить его, закрывавшегося в своем кабинете. Стас жалел себя, а это чувство разрушает и подтачивает сильнее боли, отчаяния. И вот, когда ничто не указывало на то, что снова могут настать благодатные времена, раздался телефонный звонок. Дубровин лежал на диване в своем рабочем кабинете, курил очередную сигарету и в первое мгновение решил не реагировать на него, как обычно. Но что-то щелкнуло в висках, больно резануло глаза, заставив зажмуриться и застонать. Недокуренная сигарета осталась в переполненной пепельнице, а Стас медленно поднялся и дотянулся до телефона. Услышав голос Даши, он потерял дар речи. Она все переспрашивала, дула в трубку, удивленно что-то бормотала, а Дубровин никак не мог совладать с голосом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78