Сколько же боли причиняла эта мысль! Гордон с энтузиазмом закивал.
— Вот именно. А ты знаешь, кто бабушка этих девчонок?
— Что-то такое слышала… Кажется, фото-модель Джорджиана Кэссиди.
Гордон ослабил галстук и с довольным видом подмигнул.
— Вроде бы этот Тиндалл удочерил двойняшек своей сводной сестрицы, после того как она разбилась на мотоцикле. Это была сенсация та еще: бабушка близнецов вся из себя знаменитость, да и семейство Тиндалл в городе хорошо известно. Но прежде, чем что-то удалось опубликовать, Тиндалл позатыкал всем рты, одного репортера чуть на месте не пришиб, а потом сдал на руки полиции “за нарушение частных владений”, и шумиха как-то сама собой улеглась. Теперь вот одна из девчонок угодила в больницу, и мы — первые, кто об этом прослышал. Из этой истории такую конфетку можно сделать — пальчики оближешь!
Ноэль похолодела, в душе ее что-то оборвалось. Разговор с боссом принял самое что ни на есть нежелательное для нее направление. Но журналистка ощущала себя беспомощной марионеткой в чужих руках.
— Словом, отправляйся в больницу святого Павла и все там разведай. Ты ведь с Тиндаллом уже знакома, верно? Это нам только на руку. Надави на него, если надо, пусти в ход свои чары… И помни: мы должны любой ценой опередить конкурентов.
Да, но Ноэль меньше всего на свете хотела “давить” на Рейнера или выведывать его тайны. Она пообещала не делать его личную жизнь достоянием прессы и обещание свое собиралась сдержать. Любая скандальная публикация такого рода способна навредить Рейнеру и его дочкам. Маленьким, ни в чем не повинным девочкам.
Ноэль в замешательстве грызла ноготь большого пальца.
— Гордон, знаешь, боюсь, что с этим заданием я не справлюсь.
— Как это не справишься? — возмущенно взревел босс. — Не ты ли уже полгода умоляешь, чтобы тебе поручили что-нибудь серьезное? Вот твой шанс. Смотри не упусти его, слышишь!
Но она не может, никак не может. Даже ради того, чтобы пробиться в “большую журналистику”, вырвавшись из порочного круга “газетных сплетен”. Нет, это задание не для нее!
Как яростно накинулся на нее Рейнер вчера вечером. И это только прелюдия к тому, что ее ждет, если у нее действительно хватит храбрости заявиться к нему с утра пораньше с диктофоном в руках.
“Кстати, Рейнер, расскажи-ка мне поподробнее про твоих удочеренных близняшек, и про их алкоголичку-мать, и про бестолковую няню. А то я как раз пишу заметку для колонки “Сплетни”!”
В груди у Ноэль стеснилось. Да он ее на кусочки разорвет, это уж как пить дать! Но она журналистка, и там, где речь идет о работе, личным чувствам и пристрастиям не место. Однако и глубине души Ноэль знала: всякий человек, а уж тем более Рейнер Тиндалл имеет право на неприкосновенность личной жизни. Тем более сейчас, когда его маленькая дочурка угодила в больницу…
Но работа есть работа, ее нужно делать, хочешь ты того или нет. А Ноэль свою работу любила, не говоря уже о том, что остро в ней нуждалась. Так что придется забыть о своих чувствах и о том, как неловко ей тревожить Рейнера в такой тяжелый момент жизни.
Может, удастся убедить, что для него же лучше, если статью напишет она, а не кто-нибудь другой? Слабый лучик надежды замерцал и снова погас. Она сгладит острые углы, подаст материал под его собственным углом зрения, воспрепятствует искажению фактов… Да только пойди объясни это Рейнеру — он же ничего и слушать не станет!
— Ну? — нетерпеливо осведомился Гордон. — Ты здесь до второго пришествия будешь сидеть и думать?
— Ладно, уже иду. — Ноэль удрученно встала, поднесла руку к пылающему лбу. — Но заранее скажу: Тиндаллу это ой как не понравится, Гордон!
— Ах, жалость-то какая! — небрежно отмахнулся главный редактор. — И отчего это никто не любит, когда о его личной жизни в газетах пропечатывают? Так что не робей, вперед! И грязи, побольше грязи.
“Побольше грязи”. Гадость какая! Возможно. Но только это ее шанс получить прибавку к жалованью и продвинугься в редакционной иерархии на ступеньку выше. На карту поставлена ее карьера — и ее самоуважение. Нужно сделать так, чтобы материал был, и точка!
Господи, ну что за мучительный выбор: с блеском выполнить порученную работу… или защитить мужчину, который затронул ее сердце!
В дверь больничной палаты негромко посту чали.
Рейнер встал, потянулся, разминая затекшие руки и ноги, шагнул к двери, опасливо ее приоткрыл.
К его удивлению, на пороге стояла Ноэль в облегающем белом свитере и темно-синих джинсах, эффектно обрисовывающих ее плавно-округлые формы. Золотистые волосы были забраны в пышный пучок на затылке, но несколько непослушных кудряшек выбились и мило обрамляли лицо.
— Ты пришла как друг или как журналистка? — осторожно осведомился Рейнер.
В карих глазах отразилась боль. Молодая женщина заморгала, отпрянула. И Рейнер тут же раскаялся в опрометчивых словах. Ведь Ноэль заверила его не далее как вчера, что не собирается писать никаких скандальных статей о его семье. И он ей поверил.
Так отчего бы и не побеседовать с гостьей?.. Вот только не в палате Долли.
— Слушай, извини, пожалуйста, — прошептал Рейнер, выходя в коридор. — Опять я тебе нахамил. Просто всякий раз, когда я оказываюсь в больнице, газетчики вокруг так и рыщут, точно шакалы…
Карие глаза потеплели, теперь в них читались искренняя тревога и сострадание.
— Ты как сегодня?
Рейнер не сводил с молодой женщины взгляда, гадая, вправе ли откровенничать с нею. Хотя лечащий врач вновь заверил его поутру, что девочке ничто не угрожает, пережитый вчера стресс и бессонная ночь давали о себе знать. До самого рассвета он просидел в кресле, прислушиваясь к сонному дыханию малышки, а в голове его роились мучительные воспоминания о прошлых, роковых визитах в больницы… Рейнер был измучен до крайности и физически, и духовно и отчаянно нуждался в сочувствии и поддержке. Что делать, больницы — его, как говорится, больное место…
Он задумчиво взъерошил волосы, мечтая о горячем, бодрящем душе.
— Со мной все в порядке.
Ноэль легонько коснулась его плеча. Эта хрупкая, теплая рука сулила столько утешения!
— Что-то не похоже.
Рейнер глубоко вдохнул. Как ему хотелось накрыть ее ладонь своей, вбирая тепло, наслаждаясь мягкой ласковостью. Вправе ли он довериться этой женщине? Он снова заглянул в золотисто-карие, широко распахнутые глаза, высматривая свидетельства скрытых мотивов и сомнительных побуждений, Но журналистка смотрела на него прямо и бесхитростно, ни тени лукавства или расчетливости не отражалось в этих темных зрачках. И Рейнер понял: вчера Ноэль не лгала ему, говоря, что не намерена отдавать их с дочкой на растерзание прессе.
— Если честно, то ты права. Долли… Видишь ли, моя дочка упала и рассадила себе лобик…
Ноэль удивленно изогнула бровь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
— Вот именно. А ты знаешь, кто бабушка этих девчонок?
— Что-то такое слышала… Кажется, фото-модель Джорджиана Кэссиди.
Гордон ослабил галстук и с довольным видом подмигнул.
— Вроде бы этот Тиндалл удочерил двойняшек своей сводной сестрицы, после того как она разбилась на мотоцикле. Это была сенсация та еще: бабушка близнецов вся из себя знаменитость, да и семейство Тиндалл в городе хорошо известно. Но прежде, чем что-то удалось опубликовать, Тиндалл позатыкал всем рты, одного репортера чуть на месте не пришиб, а потом сдал на руки полиции “за нарушение частных владений”, и шумиха как-то сама собой улеглась. Теперь вот одна из девчонок угодила в больницу, и мы — первые, кто об этом прослышал. Из этой истории такую конфетку можно сделать — пальчики оближешь!
Ноэль похолодела, в душе ее что-то оборвалось. Разговор с боссом принял самое что ни на есть нежелательное для нее направление. Но журналистка ощущала себя беспомощной марионеткой в чужих руках.
— Словом, отправляйся в больницу святого Павла и все там разведай. Ты ведь с Тиндаллом уже знакома, верно? Это нам только на руку. Надави на него, если надо, пусти в ход свои чары… И помни: мы должны любой ценой опередить конкурентов.
Да, но Ноэль меньше всего на свете хотела “давить” на Рейнера или выведывать его тайны. Она пообещала не делать его личную жизнь достоянием прессы и обещание свое собиралась сдержать. Любая скандальная публикация такого рода способна навредить Рейнеру и его дочкам. Маленьким, ни в чем не повинным девочкам.
Ноэль в замешательстве грызла ноготь большого пальца.
— Гордон, знаешь, боюсь, что с этим заданием я не справлюсь.
— Как это не справишься? — возмущенно взревел босс. — Не ты ли уже полгода умоляешь, чтобы тебе поручили что-нибудь серьезное? Вот твой шанс. Смотри не упусти его, слышишь!
Но она не может, никак не может. Даже ради того, чтобы пробиться в “большую журналистику”, вырвавшись из порочного круга “газетных сплетен”. Нет, это задание не для нее!
Как яростно накинулся на нее Рейнер вчера вечером. И это только прелюдия к тому, что ее ждет, если у нее действительно хватит храбрости заявиться к нему с утра пораньше с диктофоном в руках.
“Кстати, Рейнер, расскажи-ка мне поподробнее про твоих удочеренных близняшек, и про их алкоголичку-мать, и про бестолковую няню. А то я как раз пишу заметку для колонки “Сплетни”!”
В груди у Ноэль стеснилось. Да он ее на кусочки разорвет, это уж как пить дать! Но она журналистка, и там, где речь идет о работе, личным чувствам и пристрастиям не место. Однако и глубине души Ноэль знала: всякий человек, а уж тем более Рейнер Тиндалл имеет право на неприкосновенность личной жизни. Тем более сейчас, когда его маленькая дочурка угодила в больницу…
Но работа есть работа, ее нужно делать, хочешь ты того или нет. А Ноэль свою работу любила, не говоря уже о том, что остро в ней нуждалась. Так что придется забыть о своих чувствах и о том, как неловко ей тревожить Рейнера в такой тяжелый момент жизни.
Может, удастся убедить, что для него же лучше, если статью напишет она, а не кто-нибудь другой? Слабый лучик надежды замерцал и снова погас. Она сгладит острые углы, подаст материал под его собственным углом зрения, воспрепятствует искажению фактов… Да только пойди объясни это Рейнеру — он же ничего и слушать не станет!
— Ну? — нетерпеливо осведомился Гордон. — Ты здесь до второго пришествия будешь сидеть и думать?
— Ладно, уже иду. — Ноэль удрученно встала, поднесла руку к пылающему лбу. — Но заранее скажу: Тиндаллу это ой как не понравится, Гордон!
— Ах, жалость-то какая! — небрежно отмахнулся главный редактор. — И отчего это никто не любит, когда о его личной жизни в газетах пропечатывают? Так что не робей, вперед! И грязи, побольше грязи.
“Побольше грязи”. Гадость какая! Возможно. Но только это ее шанс получить прибавку к жалованью и продвинугься в редакционной иерархии на ступеньку выше. На карту поставлена ее карьера — и ее самоуважение. Нужно сделать так, чтобы материал был, и точка!
Господи, ну что за мучительный выбор: с блеском выполнить порученную работу… или защитить мужчину, который затронул ее сердце!
В дверь больничной палаты негромко посту чали.
Рейнер встал, потянулся, разминая затекшие руки и ноги, шагнул к двери, опасливо ее приоткрыл.
К его удивлению, на пороге стояла Ноэль в облегающем белом свитере и темно-синих джинсах, эффектно обрисовывающих ее плавно-округлые формы. Золотистые волосы были забраны в пышный пучок на затылке, но несколько непослушных кудряшек выбились и мило обрамляли лицо.
— Ты пришла как друг или как журналистка? — осторожно осведомился Рейнер.
В карих глазах отразилась боль. Молодая женщина заморгала, отпрянула. И Рейнер тут же раскаялся в опрометчивых словах. Ведь Ноэль заверила его не далее как вчера, что не собирается писать никаких скандальных статей о его семье. И он ей поверил.
Так отчего бы и не побеседовать с гостьей?.. Вот только не в палате Долли.
— Слушай, извини, пожалуйста, — прошептал Рейнер, выходя в коридор. — Опять я тебе нахамил. Просто всякий раз, когда я оказываюсь в больнице, газетчики вокруг так и рыщут, точно шакалы…
Карие глаза потеплели, теперь в них читались искренняя тревога и сострадание.
— Ты как сегодня?
Рейнер не сводил с молодой женщины взгляда, гадая, вправе ли откровенничать с нею. Хотя лечащий врач вновь заверил его поутру, что девочке ничто не угрожает, пережитый вчера стресс и бессонная ночь давали о себе знать. До самого рассвета он просидел в кресле, прислушиваясь к сонному дыханию малышки, а в голове его роились мучительные воспоминания о прошлых, роковых визитах в больницы… Рейнер был измучен до крайности и физически, и духовно и отчаянно нуждался в сочувствии и поддержке. Что делать, больницы — его, как говорится, больное место…
Он задумчиво взъерошил волосы, мечтая о горячем, бодрящем душе.
— Со мной все в порядке.
Ноэль легонько коснулась его плеча. Эта хрупкая, теплая рука сулила столько утешения!
— Что-то не похоже.
Рейнер глубоко вдохнул. Как ему хотелось накрыть ее ладонь своей, вбирая тепло, наслаждаясь мягкой ласковостью. Вправе ли он довериться этой женщине? Он снова заглянул в золотисто-карие, широко распахнутые глаза, высматривая свидетельства скрытых мотивов и сомнительных побуждений, Но журналистка смотрела на него прямо и бесхитростно, ни тени лукавства или расчетливости не отражалось в этих темных зрачках. И Рейнер понял: вчера Ноэль не лгала ему, говоря, что не намерена отдавать их с дочкой на растерзание прессе.
— Если честно, то ты права. Долли… Видишь ли, моя дочка упала и рассадила себе лобик…
Ноэль удивленно изогнула бровь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37