Его справедливые обвинения ее явно оскорбили и обидели… Но почему? Она пыталась что-то объяснить ему своим молчанием? Но что?..
После ланча нервы Рейнера окончательно сдали. Он понял, что должен вновь увидеться с Ноэль и объясниться начистоту, а работа может и подождать. И отчего-то, предвкушая минуту, когда он вновь вдохнет жасминно-розовый аромат, заглянет в карие, точно растопленный шоколад, глаза, услышит ее серебристый смех, сердце Тиндалла забилось чаше.
По дороге в редакцию Рейнер дважды проехал на красный свет и трижды превысил скорость. Припарковавшись у нужного здания, он взбежал по ступеням, толкнул стеклянную дверь и направился прямиком к секретарше.
— Мне нужна Ноэль Лайсетт. Не подскажете, как мне ее найти? — нетерпеливо осведомился он.
— Извините, сэр, но мисс Лайсетт здесь больше не работает.
— Как не работает? — нахмурился Рейнер. — Она брала у меня интервью для статьи.
— Да, сэр, брала. Но она здесь больше не работает.
— Почему?
Секретарша пожала плечами.
— Честное слово, не знаю. Мне просто велено переводить все поступающие к ней звонки на другого сотрудника.
Рейнер убито кивнул. Неужели Ноэль уволили? Или она сама ушла? Может, после той пакостной статейки ей предложили местечко получше?
Но интуиция подсказывала, что Ноэль покинула редакцию отнюдь не по доброй воле. Она любила свою работу, гордилась ею. На мгновение Рейнер закрыл глаза, вспоминая побледневшее, осунувшееся лицо Ноэль, ее дрожащие губы. Неудивительно, что она казалась такой огорченной.
Что бы там ни случилось, но работы Ноэль лишилась, это очевидно. Однако вчера она и словечком не обмолвилась об этом, когда он обрушил на нее поток обвинений. А ведь вполне могла бы сослаться на потерю работы, рассчитывая пробудить в нем сочувствие, но именно этого и не стала делать.
Рейнер поневоле преисполнился к ней восхищением. Боже, как ему хотелось броситься к Ноэль, заключить в объятия, смахнуть с глаз непрошеные слезы… Он ведь видел вчера отчаяние на лице Ноэль и не мог избавиться от мысли, что виной тому — он сам…
Возвращаясь обратно в офис, Рейнер в сотый раз прокручивал в голове фрагменты их вчерашней беседы.
“Я не давала тебе ни малейшего повода во мне усомниться…” “Я и есть другая, Рейнер… Да ты просто слеп: не видишь того, что само бросается в глаза, не способен отличить черное от белого!”
В карих глазах — обида и боль. Вымученная, печальная улыбка…
Рейнер остановил машину у тротуара, потянулся за газетой, развернул шуршащие листы, сдвинув брови, вновь внимательно перечитал статью. И наконец заметил то, на что в запале не обратил внимании накануне, на подпись: “Грег Патерсон”.
Эти два слова произвели на Рейнера впечатление разорвавшейся бомбы. Оглушенный, потрясенный, он тупо глядел в пространство, а перед глазами вспыхивали и гасли огненные круги.
Ноэль его не предавала! Ноэль выступила на его стороне — и в результате потеряла работу!
Последний, недостающий кусочек головоломки с легким щелчком встал на место. И накатило раскаяние.
Он ворвался в дом Ноэль, точно имел на это право, ни минуты не сомневаясь, что молодая женщина кругом перед ним виновата. В то время как она, по всей видимости, пожертвовала любимой работой ради того, чтобы сдержать слово.
Болван! Твердолобый, непроходимый болван!
А ведь Ноэль точно так же, как и он, не приучена доверять людям. И он, Рейнер, только что доказал ей, что ее доверия ни в коей мере не достоин, дал ей отличный повод вычеркнуть его из своей жизни. Сумеет ли он исправить содеянное? Ведь только сейчас он понял со всей отчетливостью: будущего без Ноэль он себе не мыслит.
— Прежде чем уехать, я хочу серьезно поговорить с тобой, Ноэль.
Миссис Лайсетт застегнула молнию на сумке и, поставив ее в угол, уселась в кресло, положив руки на колени, и одарила дочь в высшей мере недовольным взглядом.
Ноэль обреченно вздохнула. С того злополучного ужина она с замирающим сердцем ждала, когда же наконец мать отругает ее за “неподходящее знакомство”. Но Агата Лайсетт молчала. По всей видимости, выходка Рейнера настолько ее потрясла, что почтенная дама предпочла вовсе не возвращаться к неприятной теме. И лишь сейчас, уже прощаясь с дочерью, решила-таки исполнить свой “материнский долг” до конца и отчитать ее по полной программе.
— Я изо всех сил старалась сдержаться и не наговорить лишнего. Но, кажется, зря. Бог весть чего еще ты натворишь в мое отсутствие. О чем ты вообще думаешь? Бомж, собиратель бутылок? Тоже мне, достойная партия!
Только этого ей и не хватало! После мучительного разговора с Рейнером, когда стало ясно, что вместе им не быть, выслушать лекцию на тему, что тот ей совершенно не подходит, было выше сил Ноэль.
Можно было бы, конечно, рассказать матери всю правду о Рейнере и о его сети кинотеатров.
Ноэль украдкой ущипнула себя за руку: может, она спит и видит сон? Или внезапно перенеслась в некую альтернативную реальность? Нет, это явь. Кажется, они с матерью наконец нашли общий язык… или хотя бы некое его подобие. Вряд ли они когда-либо станут лучшими подругами, но им есть к чему стремиться!
Агата Лайсетт подхватила сумку и направилась к двери. На пороге она обернулась и, к удивлению дочери, подмигнула.
— Вижу, ты наконец повзрослела. Так что я уезжаю со спокойной душой, как говорится.
— Мама… — Ноэль просто не находила слов, — так ты приезжаешь… потому, что волнуешься за меня?
— Ну конечно. Дочь ты мне или нет? Я к тебе, между прочим, очень привязана. Гораздо больше, чем ты думаешь.
В груди Ноэль всколыхнулась теплая волна. Впервые в жизни она поняла, что мать ее любит — по-своему, но любит. И пусть порой проявления этой любви способны обидеть и ранить, все равно такая мать лучше, нежели та, которой до родной дочери вовсе нет дела.
Словно подслушав ее мысли, Агата Лайсетт на мгновение сжала руку Ноэль в своей и сказала:
— Ладно, мне пора. И знаешь, ты права. Этот твой бомжик действительно хорош собой. — Мать толкнула дверь, вышла на крыльцо и весело помахала дочери. — Удачи тебе!
Не в силах стронуться с места, разом утратившая дар речи, Ноэль слабо помахала в ответ. А потом закрыла дверь и еще долго стоила в коридоре, прислонившись к стене и заново переживая недавний разговор. До чего же это славно — уметь постоять за свои права и нежданно-негаданно обнаружить материнскую любовь там, где привыкла усматривать вечное недовольство и придирки!
И в это самое мгновение Ноэль с удивительной ясностью осознала: она, и не кто иной, ответственна за собственное счастье и благополучие. Никакой не Руперт. И не мать. И даже не Рейнер. Она и только она вправе выбирать свой путь. Свое будущее. И никто не лишит ее этого права!..
В дверь позвонили.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
После ланча нервы Рейнера окончательно сдали. Он понял, что должен вновь увидеться с Ноэль и объясниться начистоту, а работа может и подождать. И отчего-то, предвкушая минуту, когда он вновь вдохнет жасминно-розовый аромат, заглянет в карие, точно растопленный шоколад, глаза, услышит ее серебристый смех, сердце Тиндалла забилось чаше.
По дороге в редакцию Рейнер дважды проехал на красный свет и трижды превысил скорость. Припарковавшись у нужного здания, он взбежал по ступеням, толкнул стеклянную дверь и направился прямиком к секретарше.
— Мне нужна Ноэль Лайсетт. Не подскажете, как мне ее найти? — нетерпеливо осведомился он.
— Извините, сэр, но мисс Лайсетт здесь больше не работает.
— Как не работает? — нахмурился Рейнер. — Она брала у меня интервью для статьи.
— Да, сэр, брала. Но она здесь больше не работает.
— Почему?
Секретарша пожала плечами.
— Честное слово, не знаю. Мне просто велено переводить все поступающие к ней звонки на другого сотрудника.
Рейнер убито кивнул. Неужели Ноэль уволили? Или она сама ушла? Может, после той пакостной статейки ей предложили местечко получше?
Но интуиция подсказывала, что Ноэль покинула редакцию отнюдь не по доброй воле. Она любила свою работу, гордилась ею. На мгновение Рейнер закрыл глаза, вспоминая побледневшее, осунувшееся лицо Ноэль, ее дрожащие губы. Неудивительно, что она казалась такой огорченной.
Что бы там ни случилось, но работы Ноэль лишилась, это очевидно. Однако вчера она и словечком не обмолвилась об этом, когда он обрушил на нее поток обвинений. А ведь вполне могла бы сослаться на потерю работы, рассчитывая пробудить в нем сочувствие, но именно этого и не стала делать.
Рейнер поневоле преисполнился к ней восхищением. Боже, как ему хотелось броситься к Ноэль, заключить в объятия, смахнуть с глаз непрошеные слезы… Он ведь видел вчера отчаяние на лице Ноэль и не мог избавиться от мысли, что виной тому — он сам…
Возвращаясь обратно в офис, Рейнер в сотый раз прокручивал в голове фрагменты их вчерашней беседы.
“Я не давала тебе ни малейшего повода во мне усомниться…” “Я и есть другая, Рейнер… Да ты просто слеп: не видишь того, что само бросается в глаза, не способен отличить черное от белого!”
В карих глазах — обида и боль. Вымученная, печальная улыбка…
Рейнер остановил машину у тротуара, потянулся за газетой, развернул шуршащие листы, сдвинув брови, вновь внимательно перечитал статью. И наконец заметил то, на что в запале не обратил внимании накануне, на подпись: “Грег Патерсон”.
Эти два слова произвели на Рейнера впечатление разорвавшейся бомбы. Оглушенный, потрясенный, он тупо глядел в пространство, а перед глазами вспыхивали и гасли огненные круги.
Ноэль его не предавала! Ноэль выступила на его стороне — и в результате потеряла работу!
Последний, недостающий кусочек головоломки с легким щелчком встал на место. И накатило раскаяние.
Он ворвался в дом Ноэль, точно имел на это право, ни минуты не сомневаясь, что молодая женщина кругом перед ним виновата. В то время как она, по всей видимости, пожертвовала любимой работой ради того, чтобы сдержать слово.
Болван! Твердолобый, непроходимый болван!
А ведь Ноэль точно так же, как и он, не приучена доверять людям. И он, Рейнер, только что доказал ей, что ее доверия ни в коей мере не достоин, дал ей отличный повод вычеркнуть его из своей жизни. Сумеет ли он исправить содеянное? Ведь только сейчас он понял со всей отчетливостью: будущего без Ноэль он себе не мыслит.
— Прежде чем уехать, я хочу серьезно поговорить с тобой, Ноэль.
Миссис Лайсетт застегнула молнию на сумке и, поставив ее в угол, уселась в кресло, положив руки на колени, и одарила дочь в высшей мере недовольным взглядом.
Ноэль обреченно вздохнула. С того злополучного ужина она с замирающим сердцем ждала, когда же наконец мать отругает ее за “неподходящее знакомство”. Но Агата Лайсетт молчала. По всей видимости, выходка Рейнера настолько ее потрясла, что почтенная дама предпочла вовсе не возвращаться к неприятной теме. И лишь сейчас, уже прощаясь с дочерью, решила-таки исполнить свой “материнский долг” до конца и отчитать ее по полной программе.
— Я изо всех сил старалась сдержаться и не наговорить лишнего. Но, кажется, зря. Бог весть чего еще ты натворишь в мое отсутствие. О чем ты вообще думаешь? Бомж, собиратель бутылок? Тоже мне, достойная партия!
Только этого ей и не хватало! После мучительного разговора с Рейнером, когда стало ясно, что вместе им не быть, выслушать лекцию на тему, что тот ей совершенно не подходит, было выше сил Ноэль.
Можно было бы, конечно, рассказать матери всю правду о Рейнере и о его сети кинотеатров.
Ноэль украдкой ущипнула себя за руку: может, она спит и видит сон? Или внезапно перенеслась в некую альтернативную реальность? Нет, это явь. Кажется, они с матерью наконец нашли общий язык… или хотя бы некое его подобие. Вряд ли они когда-либо станут лучшими подругами, но им есть к чему стремиться!
Агата Лайсетт подхватила сумку и направилась к двери. На пороге она обернулась и, к удивлению дочери, подмигнула.
— Вижу, ты наконец повзрослела. Так что я уезжаю со спокойной душой, как говорится.
— Мама… — Ноэль просто не находила слов, — так ты приезжаешь… потому, что волнуешься за меня?
— Ну конечно. Дочь ты мне или нет? Я к тебе, между прочим, очень привязана. Гораздо больше, чем ты думаешь.
В груди Ноэль всколыхнулась теплая волна. Впервые в жизни она поняла, что мать ее любит — по-своему, но любит. И пусть порой проявления этой любви способны обидеть и ранить, все равно такая мать лучше, нежели та, которой до родной дочери вовсе нет дела.
Словно подслушав ее мысли, Агата Лайсетт на мгновение сжала руку Ноэль в своей и сказала:
— Ладно, мне пора. И знаешь, ты права. Этот твой бомжик действительно хорош собой. — Мать толкнула дверь, вышла на крыльцо и весело помахала дочери. — Удачи тебе!
Не в силах стронуться с места, разом утратившая дар речи, Ноэль слабо помахала в ответ. А потом закрыла дверь и еще долго стоила в коридоре, прислонившись к стене и заново переживая недавний разговор. До чего же это славно — уметь постоять за свои права и нежданно-негаданно обнаружить материнскую любовь там, где привыкла усматривать вечное недовольство и придирки!
И в это самое мгновение Ноэль с удивительной ясностью осознала: она, и не кто иной, ответственна за собственное счастье и благополучие. Никакой не Руперт. И не мать. И даже не Рейнер. Она и только она вправе выбирать свой путь. Свое будущее. И никто не лишит ее этого права!..
В дверь позвонили.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37