– Дай мне взглянуть на цифры, Элин.
В последующие полчаса атмосфера в комнате менялась от серьезной к мрачной, а от мрачной к безнадежной. Однако к концу этого получаса они все, включая мать Элин, согласились, что в любом случае нужно выплатить жалованье.
– Завтра о Хаттонах узнают: такое не скроешь, – заявил Сэм. – Но пока еще никому не известно, сколько они нам задолжали и в каком положении мы теперь оказались. Боюсь, Гай, завтра тебе придется пойти на работу как ни в чем не бывало, пока мы с Элин съездим в банк, к стряпчим, и я подумаю, еще к кому, кто может дать нам шанс вырваться из западни.
До этого момента Энн Пиллингер молчала, но, взглянув на внимательно слушавшую их мать, Элин поразилась жесткому выражению ее лица и ярости, с которой та разразилась, наконец, словами:
– Все из-за проклятого итальянца! Если бы этот Дзапелли не вломился и не купил Градбернов, мы никогда не оказались бы в таком положении!
И снова в Элин заговорило чувство справедливости. Ей абсолютно не за что любить ловеласа из Италии, но все же… все же он не «вламывался». Насколько ей известно, других предложений не поступало, и Градберны просто ухватились за него.
Однако прежде чем она произнесла вслух то, о чем подумала, Сэм Пиллингер присоединился к жене.
– Ты права, дорогая. Прощелыга чертов! – с чувством выговорил он.
– Но… – Больше Элин ничего не успела сказать, потому что, к ее удивлению, вмешался сводный брат.
– А каких работников он у нас переманил! – желчно пожаловался Гай.
– И наших лучших клиентов… – поддержал сына Сэм.
Следующие десять минут, пока Элин хранила молчание, остальные трое безжалостно терзали Дзапелли.
Ночью, в кровати, она вроде уже почувствовала угрызения совести за то, что не высказалась в защиту несправедливо обвиняемого человека, но сразу же одернула себя. Чего ради она будет вступаться за него? Она вспомнила, в каком жутком положении оказались Пиллингеры, и решила, что ее семья права, черт возьми! Чего ради станет она защищать бабника итальяшку!
Утром ей было не до Максимилиана Дзапелли. Мистер Элдред, менеджер банка, слышавший о банкротстве Хаттонов, не пришел в восторг от идеи ее отчима увеличить кредит.
– Но как же я выплачу жалованье в конце месяца? Скажите, как мне это сделать? – нападал Сэмюэль.
– У вас еще три недели в запасе. Я мог бы предложить вам заглянуть в свой портфель акций, – намекнул мистер Элдред.
– Продать мои акции?
Они покинули банк под мрачное бормотание Сэма о том, что фирма сотрудничает с этим банком тысячу лет, но где же этот банк, когда им потребовалась помощь?
Человек чести, он полагал, что жалованье должно быть выплачено любой ценой, и дал распоряжение продавать акции. К концу недели ситуация, однако, превратилась в совершенно безнадежную – когда остальные поставщики Хаттонов, испуганные банкротством, отказались снабжать Пиллингера, пока он не погасит свои долги.
Огненные письмена уже давно появились на их стене, но Сэмюэль сделал все, что было в его силах, для спасения фирмы, прежде чем признал поражение. И это было достойное поражение. К последнему дню октября, когда фирма закрылась, Сэмюэль Пиллингер продал, что только можно было продать за столь короткий срок, но не взял ни пенни себе. Он избежал банкротства и никому не остался должен.
– Мне так жаль, – тихо проговорила Элин, когда, стоя с ним и Гаем, прощалась по очереди с каждым из проходивших мимо работников фирмы.
– Мне тоже, папа, – сказал Гай. – Что мы теперь будем делать? – спросил он.
У Элин в голове вертелся тот же вопрос. Она была поражена ответом отчима. Ведь ее отчим сказал:
– Отдохнем немного, а потом начнем сначала.
– Начнем сначала?! – воскликнула она, а отец и сын обратили на нее удивленные взгляды. – У вас нет денег, чтобы начинать, Сэм! – Она пыталась открыть ему глаза. – У нас нет денег даже на жизнь… – Она замолчала – ей стало ясно, что Сэм художник, а не делец, что сын его тоже только художник, и они оба до сих пор не поняли, в каком положении оказались. Она попробовала с другой стороны: – Мне кажется, что, продав все съемное оборудование, нужно подумать о продаже печей для обжига, зданий и…
– Что? – воскликнул Сэм, пораженный. – Продать – чтобы купил итальянец? Никогда!
Насколько было известно Элин, Максимилиан Дзапелли не испытывал настоятельной потребности в покупке зданий Пиллингера. Но она не решилась говорить об этом сейчас, ведь только слепой не увидел бы, как тяжело Сэму сегодня. Она молча позволила отчиму продолжать.
– Эту фирму основал мой отец, и я добьюсь ее возрождения. Увидишь – добьюсь!
Разговор оборвался, когда к ним подошел Хью Баррелл. Сэм протянул руку, готовый произнести слова сожаления. Но Хью Баррелл оставил его руку без внимания, он будто не замечал Пиллингеров – ни старшего, ни младшего. Хью Баррелл встал напротив Элин и окинул ее своим хитрым взглядом.
– Спасибо за рождественский подарок! – сказал он недовольным голосом, и Элин отметила, что потеря работы накануне Рождества еще больше обозлила этого малоприятного человека, а также поняла, что у нее есть личный враг.
Хорошо, что Элин больше никогда его не увидит.
Это был печальный день для всех троих. Вскоре, заперев фабрику, они отправились домой. Ехали каждый в своей машине, но появились дома одновременно.
– Очень тяжело было? – услышала она слова Энн, обращенные к Сэму, и переполнилась гордостью за мать, которая, в отличие от его дочери, оказалась ему гораздо лучшей опорой теперь, когда удар обрушился, хотя не слишком сочувствовала вначале.
– Мне нужно выпить, – ответил отчим.
Элин заметила мрачную Лорейн, которая, узнав, что на счету в банке первого числа не найдет, как обычно, назначенного ей содержания, вышла в холл, чтобы встретить отца.
– А мне отчаянно нужны деньги, папочка, – душевно поведала она.
Энн Пиллингер мгновенно утратила мягкий тон.
– Так найди работу и начни зарабатывать! – резко бросила она падчерице.
– Папочка! – взвыла Лорейн.
Может быть, впервые в жизни Сэм не услышал свою дочь и последовал за женой в гостиную.
Мысль о работе, столь возмутившая Лорейн, не выходила из головы у ее сводной сестры. Перспектива долгов ужасала Элин, но, просматривая газеты, она не находила ничего, что бы прилично оплачивалось. Были, правда, подходящие места с очень хорошим жалованьем в Лондоне, но поскольку ее целью было зарабатывать достаточно, чтобы еще вносить и в семейную копилку, работа в Лондоне, где плата за жилье и высокие столичные расходы съедали бы половину жалованья, теряла смысл.
Элин была талантливым администратором и знала это, но в Бовингдоне и Пинвиче немногочисленные места, где она могла бы развернуться, были давно заняты. Она попробовала поискать другую работу, однако все, что не требовало высокой квалификации, и оплачивалось соответственно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
В последующие полчаса атмосфера в комнате менялась от серьезной к мрачной, а от мрачной к безнадежной. Однако к концу этого получаса они все, включая мать Элин, согласились, что в любом случае нужно выплатить жалованье.
– Завтра о Хаттонах узнают: такое не скроешь, – заявил Сэм. – Но пока еще никому не известно, сколько они нам задолжали и в каком положении мы теперь оказались. Боюсь, Гай, завтра тебе придется пойти на работу как ни в чем не бывало, пока мы с Элин съездим в банк, к стряпчим, и я подумаю, еще к кому, кто может дать нам шанс вырваться из западни.
До этого момента Энн Пиллингер молчала, но, взглянув на внимательно слушавшую их мать, Элин поразилась жесткому выражению ее лица и ярости, с которой та разразилась, наконец, словами:
– Все из-за проклятого итальянца! Если бы этот Дзапелли не вломился и не купил Градбернов, мы никогда не оказались бы в таком положении!
И снова в Элин заговорило чувство справедливости. Ей абсолютно не за что любить ловеласа из Италии, но все же… все же он не «вламывался». Насколько ей известно, других предложений не поступало, и Градберны просто ухватились за него.
Однако прежде чем она произнесла вслух то, о чем подумала, Сэм Пиллингер присоединился к жене.
– Ты права, дорогая. Прощелыга чертов! – с чувством выговорил он.
– Но… – Больше Элин ничего не успела сказать, потому что, к ее удивлению, вмешался сводный брат.
– А каких работников он у нас переманил! – желчно пожаловался Гай.
– И наших лучших клиентов… – поддержал сына Сэм.
Следующие десять минут, пока Элин хранила молчание, остальные трое безжалостно терзали Дзапелли.
Ночью, в кровати, она вроде уже почувствовала угрызения совести за то, что не высказалась в защиту несправедливо обвиняемого человека, но сразу же одернула себя. Чего ради она будет вступаться за него? Она вспомнила, в каком жутком положении оказались Пиллингеры, и решила, что ее семья права, черт возьми! Чего ради станет она защищать бабника итальяшку!
Утром ей было не до Максимилиана Дзапелли. Мистер Элдред, менеджер банка, слышавший о банкротстве Хаттонов, не пришел в восторг от идеи ее отчима увеличить кредит.
– Но как же я выплачу жалованье в конце месяца? Скажите, как мне это сделать? – нападал Сэмюэль.
– У вас еще три недели в запасе. Я мог бы предложить вам заглянуть в свой портфель акций, – намекнул мистер Элдред.
– Продать мои акции?
Они покинули банк под мрачное бормотание Сэма о том, что фирма сотрудничает с этим банком тысячу лет, но где же этот банк, когда им потребовалась помощь?
Человек чести, он полагал, что жалованье должно быть выплачено любой ценой, и дал распоряжение продавать акции. К концу недели ситуация, однако, превратилась в совершенно безнадежную – когда остальные поставщики Хаттонов, испуганные банкротством, отказались снабжать Пиллингера, пока он не погасит свои долги.
Огненные письмена уже давно появились на их стене, но Сэмюэль сделал все, что было в его силах, для спасения фирмы, прежде чем признал поражение. И это было достойное поражение. К последнему дню октября, когда фирма закрылась, Сэмюэль Пиллингер продал, что только можно было продать за столь короткий срок, но не взял ни пенни себе. Он избежал банкротства и никому не остался должен.
– Мне так жаль, – тихо проговорила Элин, когда, стоя с ним и Гаем, прощалась по очереди с каждым из проходивших мимо работников фирмы.
– Мне тоже, папа, – сказал Гай. – Что мы теперь будем делать? – спросил он.
У Элин в голове вертелся тот же вопрос. Она была поражена ответом отчима. Ведь ее отчим сказал:
– Отдохнем немного, а потом начнем сначала.
– Начнем сначала?! – воскликнула она, а отец и сын обратили на нее удивленные взгляды. – У вас нет денег, чтобы начинать, Сэм! – Она пыталась открыть ему глаза. – У нас нет денег даже на жизнь… – Она замолчала – ей стало ясно, что Сэм художник, а не делец, что сын его тоже только художник, и они оба до сих пор не поняли, в каком положении оказались. Она попробовала с другой стороны: – Мне кажется, что, продав все съемное оборудование, нужно подумать о продаже печей для обжига, зданий и…
– Что? – воскликнул Сэм, пораженный. – Продать – чтобы купил итальянец? Никогда!
Насколько было известно Элин, Максимилиан Дзапелли не испытывал настоятельной потребности в покупке зданий Пиллингера. Но она не решилась говорить об этом сейчас, ведь только слепой не увидел бы, как тяжело Сэму сегодня. Она молча позволила отчиму продолжать.
– Эту фирму основал мой отец, и я добьюсь ее возрождения. Увидишь – добьюсь!
Разговор оборвался, когда к ним подошел Хью Баррелл. Сэм протянул руку, готовый произнести слова сожаления. Но Хью Баррелл оставил его руку без внимания, он будто не замечал Пиллингеров – ни старшего, ни младшего. Хью Баррелл встал напротив Элин и окинул ее своим хитрым взглядом.
– Спасибо за рождественский подарок! – сказал он недовольным голосом, и Элин отметила, что потеря работы накануне Рождества еще больше обозлила этого малоприятного человека, а также поняла, что у нее есть личный враг.
Хорошо, что Элин больше никогда его не увидит.
Это был печальный день для всех троих. Вскоре, заперев фабрику, они отправились домой. Ехали каждый в своей машине, но появились дома одновременно.
– Очень тяжело было? – услышала она слова Энн, обращенные к Сэму, и переполнилась гордостью за мать, которая, в отличие от его дочери, оказалась ему гораздо лучшей опорой теперь, когда удар обрушился, хотя не слишком сочувствовала вначале.
– Мне нужно выпить, – ответил отчим.
Элин заметила мрачную Лорейн, которая, узнав, что на счету в банке первого числа не найдет, как обычно, назначенного ей содержания, вышла в холл, чтобы встретить отца.
– А мне отчаянно нужны деньги, папочка, – душевно поведала она.
Энн Пиллингер мгновенно утратила мягкий тон.
– Так найди работу и начни зарабатывать! – резко бросила она падчерице.
– Папочка! – взвыла Лорейн.
Может быть, впервые в жизни Сэм не услышал свою дочь и последовал за женой в гостиную.
Мысль о работе, столь возмутившая Лорейн, не выходила из головы у ее сводной сестры. Перспектива долгов ужасала Элин, но, просматривая газеты, она не находила ничего, что бы прилично оплачивалось. Были, правда, подходящие места с очень хорошим жалованьем в Лондоне, но поскольку ее целью было зарабатывать достаточно, чтобы еще вносить и в семейную копилку, работа в Лондоне, где плата за жилье и высокие столичные расходы съедали бы половину жалованья, теряла смысл.
Элин была талантливым администратором и знала это, но в Бовингдоне и Пинвиче немногочисленные места, где она могла бы развернуться, были давно заняты. Она попробовала поискать другую работу, однако все, что не требовало высокой квалификации, и оплачивалось соответственно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43