Да, она старается быть непреклонной! Но сознанию этого только усилило его внимание к ней.
– Но это не было обещанием. Я был уверен, что это признание.
Энни подняла руку, пытаясь его остановить.
– Ты знаешь, Стив, мне кажется, что мы ошиблись, думая, что сможем стать друг для друга чем-то большим, чем просто друзья. В нашем положении естественнее всего было бы оставаться добрыми знакомыми и только.
Стив криво усмехнулся:
– А есть ли ясность, что в нашем положении можно назвать естественным?
Последовало напряженное молчание. Энни почувствовала, что мир вокруг них неуловимо изменился. Она подумала о том пути, который они уже прошли вместе и о дорогах, которые могли бы быть у них впереди. Но в том то и дело, что она могла себе позволить только одну дорогу, и именно ту, которая уводила ее прочь от Стива. На ее лице отразилась неуверенность в правильности принятого решения, и Стив это тотчас же заметил.
– Или для тебя абсолютно ясно, кого называют просто друзьями? – продолжал настаивать он.
– О, да! – ответила Энни. – Я объясню кто такие друзья в моем понимании. Друзья – это нечто меньшее, чем… меньше того… Ну, словом не то, кем мы вчера были друг другу.
Она торопилась сказать, прежде чем он прервет ее.
– Сегодня утром доктор мне сказал, что я поправляюсь очень быстро. Возможно, недели через две меня выпишут из больницы. Когда это произойдет, я отправлюсь домой, вернусь к Мартину и своим детям. Я люблю своего мужа, упрямо встряхнув головой, продолжала Энни, подчеркивая каждое слово.
– Я не хочу его обманывать, или причинять ему боль. Когда я вернусь домой, я хочу, чтобы все было, как прежде.
– Разве ты не понимаешь, что теперь это невозможно?..
Стив был уверен, что она говорит совсем не то, что думает и чувствует. Он смотрел на исхудавшее, бледное лицо Энни, стараясь прочитать ее мысли, но Энни замкнулась, ушла в себя. Она казалась такой слабенькой, хрупкой в этом большом кресле. Было даже удивительно, что эта маленькая женщина стала много для него значить! Что она стала для него единственной радостью и надеждой.
Стиву захотелось прикоснуться к ней, сказать ей об этом.
Он слишком хорошо помнил всю бесцельность своей прежней жизни. А общение с Энни, возможность слушать ее и говорить с ней не только помогли ему выжить, но и придали смысл его дальнейшему существованию. Стив, наконец, отвел глаза от ее лица и окинул взглядом унылую больничную комнату.
Находившиеся в ней люди, неподвижно сидящие у телевизора со скучными лицами, казалось, прилипли к креслам безнадежно смирившись со своей участью. Они вызывали у Стива жалость и, в отличии от них, он чувствовал себя счастливым уже хотя бы потому, что жив, что преодолел смерть там, под обломками, что впереди еще ждет столько наслаждений, радости, любви. Стив точно знал, что Энни испытывает сейчас точно такие же чувства, и даже разозлился на нее за то, что она не хочет или не может? – воспользоваться шансом, который им негаданно предоставила судьба, чтобы стать по-настоящему счастливыми.
Но использовать этот шанс – значило поставить под удар ее семью! Гнев Стива исчез так же быстро, как и появился. Энни не могла думать только о себе, и этим все объяснялось. У него на лице опять появилась кривая улыбка. Всю жизнь он был эгоистичен, и такая ирония в том, что сейчас: пытаясь начать жить по-другому, он ради этого, должен будет потерять Энни. В комнате было очень душно, но окна не открывали. Над крышами домов проплывали серые глыбы облаков, и только свист ветра, доносящийся с улицы, нарушал покой в помещении больницы.
– Что бы ни произошло в дальнейшем, наконец, решил Стив, – я хочу, чтобы Энни знала, как много она для меня значит. Нет, это не эгоизм. Это оправданная попытка сохранить любовь, удержать Энни единственно-желанную женщину ради их будущего счастья.
Его руки, лежащие на подлокотниках кресла, вздрогнули, но Стив усилием воли остановил себя. Да, конечно, он мог прикоснуться к Энни и сказать ей все, что хотел, но только в том случае, если бы они были вдвоем, если бы они были здоровыми и, вообще, если бы все было по-другому. Стиву не удалось найти слова, которые не казались бы банальными и жалкими в этом заполненном людьми больничном холле.
С ранней юности Стив знал, как нужно разговаривать с женщинами, чтобы добиться своей цели. Он говорил им то, что они от него хотели услышать. Свои желания он облекал в форму их мечты, и они увлекались этим сладким обманом, и он получал все, что хотел.
И вдруг Стив подумал, что, пожалуй, заслужил, чтобы к нему относились без особой симпатии. И еще острее ему захотелось начать жить совсем иначе. И обязательно – вместе с Энни. Но как сказать ей об этом?
Стив спрашивал себя, насколько он заслужил, чтобы к нему относились без особой симпатии. Может, и заслужил…
Сейчас, во время их размолвки, он с удивлением обнаружил, что не знает, как начать столь важный для него разговор. Стив посмотрел на Энни, отстранено сидящую, закутавшись в свой голубой халат. Светловолосая женщина с синими часто меняющими цвет глазами. Не такая уж юная, не такая ослепительно красивая, как Кэсс, не обладающая изысканным шармом Викки.
Но красота Энни была какой-то особенной; такой Стиву встречать раньше не доводилось. И при мысли о том, что он может потерять ее, гнев, желание и ревность вскипали в нем. Он пошевелился в кресле, чувствуя собственную физическую немощь и невозможность дотянуться до Энни, прикоснуться к ней.
– Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ!
Нет, ничего нельзя ни сделать, ни сказать.
В этой равнодушно-любопытствующей комнате, с ее потрепанными журналами и с устойчивым запахом лекарств и сигаретного дыма, самые искренне слова покажутся затасканными и беспомощными. И все-таки Стив попытался нарушить их тягостное молчание.
– Энни…
Он повторял ее имя так, как делал это там, в темноте, когда хотел вернуть ее в сознание. Тогда он сказал ей другие слова, но она их не расслышала.
– Энни… Невозможно, чтобы все стало по-прежнему, то, что однажды случилось, нельзя сделать не существовавшем никогда.
– Знаю…
Ее голос звучал намеренно четко, как будто она хотела придать недостающую ей твердость.
– Мы здесь, в этой комнате, оказались вместе только по стечению обстоятельств, по прихоти судьбы. И я считаю, что мы должны преодолеть эти обстоятельства и не допустить того, к чему они могут привести в будущем, что может быть впоследствии.
Энни боялась поднять на него глаза, потому что уже не доверяла себе самой, однако она уловила, как Стив подался вперед, стараясь получше расслышать все, что она говорила.
– Если бы мы с тобой встретились где угодно, ну скажем, на какой-нибудь вечеринке, связывало бы нас тогда что-нибудь. Да мы с тобой просто разошлись бы в разные стороны, как собирались это сделать и сделали бы в том, магазине, если бы не бомба.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103
– Но это не было обещанием. Я был уверен, что это признание.
Энни подняла руку, пытаясь его остановить.
– Ты знаешь, Стив, мне кажется, что мы ошиблись, думая, что сможем стать друг для друга чем-то большим, чем просто друзья. В нашем положении естественнее всего было бы оставаться добрыми знакомыми и только.
Стив криво усмехнулся:
– А есть ли ясность, что в нашем положении можно назвать естественным?
Последовало напряженное молчание. Энни почувствовала, что мир вокруг них неуловимо изменился. Она подумала о том пути, который они уже прошли вместе и о дорогах, которые могли бы быть у них впереди. Но в том то и дело, что она могла себе позволить только одну дорогу, и именно ту, которая уводила ее прочь от Стива. На ее лице отразилась неуверенность в правильности принятого решения, и Стив это тотчас же заметил.
– Или для тебя абсолютно ясно, кого называют просто друзьями? – продолжал настаивать он.
– О, да! – ответила Энни. – Я объясню кто такие друзья в моем понимании. Друзья – это нечто меньшее, чем… меньше того… Ну, словом не то, кем мы вчера были друг другу.
Она торопилась сказать, прежде чем он прервет ее.
– Сегодня утром доктор мне сказал, что я поправляюсь очень быстро. Возможно, недели через две меня выпишут из больницы. Когда это произойдет, я отправлюсь домой, вернусь к Мартину и своим детям. Я люблю своего мужа, упрямо встряхнув головой, продолжала Энни, подчеркивая каждое слово.
– Я не хочу его обманывать, или причинять ему боль. Когда я вернусь домой, я хочу, чтобы все было, как прежде.
– Разве ты не понимаешь, что теперь это невозможно?..
Стив был уверен, что она говорит совсем не то, что думает и чувствует. Он смотрел на исхудавшее, бледное лицо Энни, стараясь прочитать ее мысли, но Энни замкнулась, ушла в себя. Она казалась такой слабенькой, хрупкой в этом большом кресле. Было даже удивительно, что эта маленькая женщина стала много для него значить! Что она стала для него единственной радостью и надеждой.
Стиву захотелось прикоснуться к ней, сказать ей об этом.
Он слишком хорошо помнил всю бесцельность своей прежней жизни. А общение с Энни, возможность слушать ее и говорить с ней не только помогли ему выжить, но и придали смысл его дальнейшему существованию. Стив, наконец, отвел глаза от ее лица и окинул взглядом унылую больничную комнату.
Находившиеся в ней люди, неподвижно сидящие у телевизора со скучными лицами, казалось, прилипли к креслам безнадежно смирившись со своей участью. Они вызывали у Стива жалость и, в отличии от них, он чувствовал себя счастливым уже хотя бы потому, что жив, что преодолел смерть там, под обломками, что впереди еще ждет столько наслаждений, радости, любви. Стив точно знал, что Энни испытывает сейчас точно такие же чувства, и даже разозлился на нее за то, что она не хочет или не может? – воспользоваться шансом, который им негаданно предоставила судьба, чтобы стать по-настоящему счастливыми.
Но использовать этот шанс – значило поставить под удар ее семью! Гнев Стива исчез так же быстро, как и появился. Энни не могла думать только о себе, и этим все объяснялось. У него на лице опять появилась кривая улыбка. Всю жизнь он был эгоистичен, и такая ирония в том, что сейчас: пытаясь начать жить по-другому, он ради этого, должен будет потерять Энни. В комнате было очень душно, но окна не открывали. Над крышами домов проплывали серые глыбы облаков, и только свист ветра, доносящийся с улицы, нарушал покой в помещении больницы.
– Что бы ни произошло в дальнейшем, наконец, решил Стив, – я хочу, чтобы Энни знала, как много она для меня значит. Нет, это не эгоизм. Это оправданная попытка сохранить любовь, удержать Энни единственно-желанную женщину ради их будущего счастья.
Его руки, лежащие на подлокотниках кресла, вздрогнули, но Стив усилием воли остановил себя. Да, конечно, он мог прикоснуться к Энни и сказать ей все, что хотел, но только в том случае, если бы они были вдвоем, если бы они были здоровыми и, вообще, если бы все было по-другому. Стиву не удалось найти слова, которые не казались бы банальными и жалкими в этом заполненном людьми больничном холле.
С ранней юности Стив знал, как нужно разговаривать с женщинами, чтобы добиться своей цели. Он говорил им то, что они от него хотели услышать. Свои желания он облекал в форму их мечты, и они увлекались этим сладким обманом, и он получал все, что хотел.
И вдруг Стив подумал, что, пожалуй, заслужил, чтобы к нему относились без особой симпатии. И еще острее ему захотелось начать жить совсем иначе. И обязательно – вместе с Энни. Но как сказать ей об этом?
Стив спрашивал себя, насколько он заслужил, чтобы к нему относились без особой симпатии. Может, и заслужил…
Сейчас, во время их размолвки, он с удивлением обнаружил, что не знает, как начать столь важный для него разговор. Стив посмотрел на Энни, отстранено сидящую, закутавшись в свой голубой халат. Светловолосая женщина с синими часто меняющими цвет глазами. Не такая уж юная, не такая ослепительно красивая, как Кэсс, не обладающая изысканным шармом Викки.
Но красота Энни была какой-то особенной; такой Стиву встречать раньше не доводилось. И при мысли о том, что он может потерять ее, гнев, желание и ревность вскипали в нем. Он пошевелился в кресле, чувствуя собственную физическую немощь и невозможность дотянуться до Энни, прикоснуться к ней.
– Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ!
Нет, ничего нельзя ни сделать, ни сказать.
В этой равнодушно-любопытствующей комнате, с ее потрепанными журналами и с устойчивым запахом лекарств и сигаретного дыма, самые искренне слова покажутся затасканными и беспомощными. И все-таки Стив попытался нарушить их тягостное молчание.
– Энни…
Он повторял ее имя так, как делал это там, в темноте, когда хотел вернуть ее в сознание. Тогда он сказал ей другие слова, но она их не расслышала.
– Энни… Невозможно, чтобы все стало по-прежнему, то, что однажды случилось, нельзя сделать не существовавшем никогда.
– Знаю…
Ее голос звучал намеренно четко, как будто она хотела придать недостающую ей твердость.
– Мы здесь, в этой комнате, оказались вместе только по стечению обстоятельств, по прихоти судьбы. И я считаю, что мы должны преодолеть эти обстоятельства и не допустить того, к чему они могут привести в будущем, что может быть впоследствии.
Энни боялась поднять на него глаза, потому что уже не доверяла себе самой, однако она уловила, как Стив подался вперед, стараясь получше расслышать все, что она говорила.
– Если бы мы с тобой встретились где угодно, ну скажем, на какой-нибудь вечеринке, связывало бы нас тогда что-нибудь. Да мы с тобой просто разошлись бы в разные стороны, как собирались это сделать и сделали бы в том, магазине, если бы не бомба.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103