О печальная Американская Ночь! Затем мы оказались в Нью-Мексико, миновали округлые скалы Ратона и остановились у закусочной, голодные как волки, наелись гамбургеров и еще завернули с собой в салфетку, чтобы съесть потом у границы внизу.
– Перед нами сейчас лежит весь Техас по вертикали, Сал, – сказал Дин. – Раньше мы делали его по горизонтали – расстояние такое же. Мы будем в Техасе через несколько минут и выедем из него лишь завтра в это же самое время, а останавливаться не будем вообще. Только подумай.
Мы поехали дальше. По другую сторону гигантской равнины ночи залег первый техасский городок – Далхарт, который я уже проезжал в 47-м. Он лежал, поблескивая на темном полу земли в пятидесяти милях от нас. Земля в лунном свете была сплошными зарослями мескитов и пустошами. На горизонте стояла луна. Она набухала, она становилась огромной и ржавой, она таяла и катилась, пока не вмешалась утренняя звезда, и роса не начала залетать нам в окна, – а мы все мчались. После Далхарта – пустого крохотного городка – мы погнали в Амарилло и въехали туда утром, оплетенные травами-попрошайками, бурными на ветру, которые всего лишь пару лет назад волновались вокруг бизоньих палаток. Теперь же повсюду стояли бензоколонки и новые музыкальные автоматы образца 1950 года с громадными изукрашенными рылами, щелями под десять центов и жуткими песнями. Всю дорогу от Амарилло до Чилдресса мы с Дином сюжет за сюжетом вколачивали в Стэна те книги, что прочли сами, – тот нас об этом попросил, поскольку очень хотел знать. В Чилдрессе под горячим солнцем мы повернули прямо на юг по второстепенному шоссе и пронеслись по бездонным пустошам к Падуне, Гатри и Абилину, Техас. Дину теперь надо быле поспать, и мы со Стэном сели вперед и повели машину. Наш шарабан чадил, подскакивал и изо всех сил пробивался вперед. Огромные тучи ветра с песком обдували нас из мерцавших пространств. Стэн катил себе дальше с историями про Монте-Карло, Кань-сюр-Мер и голубые местечки под Ментоной, где темнолицые люди бродят меж белых стен.
Техас неоспорим: мы, медленно дымя, вкатились в Абилин и все проснулись посмотреть на него.
– Представь, что живешь вот в этом городишке в тыщах миль от больших городов. Хуп, хуп, вон там у рельсов – старый городок Абилин, куда свозили коров, где отстреливались от сыщиков и лакали сивуху. Эй, берегись! – завопил Дин из окна, скривив рот, как У.К.Филдс. Ему было плевать и на Техас, и на любое другое место. Краснолицые техасцы были на него не в обиде – они спешили себе дальше по пылавшим тротуарам. Мы остановились поесть на шоссе к югу от города. Вечер, казалось, маячил за миллион миль от нас, когда мы тронулись в сторону Коулмена и Брэди – к сердцу Техаса: только глухомань низких кустарников вокруг, да изредка домик у ручейка, страдающего от жажды, да пятидесятимильный объезд по грунтовой дороге, да бесконечная жара.
– Старая добрая Мексика еще далеко-о, – сонно протянул Дин с заднего сиденья, – поэтому давайте, парни, гоните, и к утру будем целоваться с сеньоритами, потому что этот «фордик» может гонять, ежели знать, как с ним разговаривать и как его подстегивать – только задок вот-вот отвалится, но вы не волнуйтесь, пока мы дотуда не доедем. – И он уснул.
Я сел за руль и доехал до Фредериксберга, и здесь опять пересек свой старый маршрут – в этом же месте мы с Мэрилу держались за руки снежным утром в 1949-м, а где Мэрилу теперь?
– Дуй! – закричал Дин во сне; наверное, ему снился джаз во Фриско или грядущее мексиканское мамбо. Стэн все говорил и говорил: Дин завел его предыдущей ночью, и теперь он вообще не собирался затыкаться. К этому времени он уже перебрался в Англию и повествовал о своих приключениях на английском автостопе из Лондона в Ливерпуль – длинноволосый, в рваных штанах, и странные британские шоферы грузовиков подбрасывали его в хмарях европейской пустоты. У нас у всех от постоянных мистралей старого Техаса покраснели глаза. В каждом животе было по камню, и мы знали, что медленно, но верно приближаемся, куда нужно. Машина, содрогаясь от напряжения, еле выжимала сорок. От Фредериксберга начался спуск по широченным западным высокогорьям. О ветровое стекло забились бабочки.
– Опускаемся в пекло, мальчики, к пустынным крысам и текиле. Я так далеко на юге Техаса впервые, – прибавил Дин с восхищением. – Вот же черт! вот куда, оказывается, мой старик сбегает каждую зиму, хитрющий бичара.
Мы неожиданно очутились в совершенно тропической жаре у подножия холма с пятимильным подъемом, а впереди виднелись огоньки Сан-Антонио. Было такое ошущение, что все это действительно когда-то было мексиканской территорией. Дома по обочинам – другие, бензоколонки – побитее, меньше фонарей. Дин с восторгом схватился за руль, чтобы ввезти нас в Сан-Антонио. Мн въехали в город и сразу попали в южный ералаш из рахитичных мексиканских хибар без погребов, с креслами-качалками на крылечках. Мы остановилиеь на безумной заправке поменять масло. Повсюду стояли мексиканцы – под жарким светом ламп над головой, которые были просто черны от летних насекомых долины; они совали руки в ящики с прохладительными напитками, вытаскивали оттуда бутылки с пивом, а деньги швыряли служителю. Вокруг околачивались целые семейства и ничего больше не делали. Нас со всех сторон окружали халупы, поникшие деревья и запах дикой корицы в воздухе. Со своими мальчиками подходили неистовые мексиканские девчонки-подростки.
– Ху-у! – вопил Дин. – Си! Маньяна! – Со всех сторон летела музыка, всевозможная музыка. Стэн и я выпили несколько бутылок пива и заторчали. Мы уже почти что выбрались из Америки, но все же вполне определенно пока оставались в ней, да еще и в самой сердцевине ее безумия. Мимо неслись четкие машины. Сан-Антонио, ах-хаа! – А теперь, люди, слушайте меня: мы с таким же успехом можем пару часов повалять дурака в Сан-Антоне, поэтому пошли найдем Стэну поликлинику, а мы с тобой, Сал, порассекаем тут и поврубаемея в улицы – посмотри только вон на те дома через дорогу, там можно заглянуть прямо в гостиную, а всякие дочурки разлатались там с журнальчиками типа «Настоящей Любви», уиии! Давай, пошли!
Сначала мы бесцельно покатались по городу и поспрашивали народ, где тут ближайшая поликлиника. Та располагалась поблизости от центра, где всё больше лоснилось и выглядело по-американски: несколько полунебоскребов, много неона и типовых забегаловок, – но машины все же ломились вдоль по улицам из тьмы, окружавшей город, как будто не существовало никаких правил уличного движения. Мы поставили машину в проезде к поликлинике, и я пошел со Стэном к доктору, а Дин остался в кабине переодеваться. В вестибюле было полно бедных мексиканок, некоторые беременные, некоторые больные, некоторые привели маленьких больных детишек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97
– Перед нами сейчас лежит весь Техас по вертикали, Сал, – сказал Дин. – Раньше мы делали его по горизонтали – расстояние такое же. Мы будем в Техасе через несколько минут и выедем из него лишь завтра в это же самое время, а останавливаться не будем вообще. Только подумай.
Мы поехали дальше. По другую сторону гигантской равнины ночи залег первый техасский городок – Далхарт, который я уже проезжал в 47-м. Он лежал, поблескивая на темном полу земли в пятидесяти милях от нас. Земля в лунном свете была сплошными зарослями мескитов и пустошами. На горизонте стояла луна. Она набухала, она становилась огромной и ржавой, она таяла и катилась, пока не вмешалась утренняя звезда, и роса не начала залетать нам в окна, – а мы все мчались. После Далхарта – пустого крохотного городка – мы погнали в Амарилло и въехали туда утром, оплетенные травами-попрошайками, бурными на ветру, которые всего лишь пару лет назад волновались вокруг бизоньих палаток. Теперь же повсюду стояли бензоколонки и новые музыкальные автоматы образца 1950 года с громадными изукрашенными рылами, щелями под десять центов и жуткими песнями. Всю дорогу от Амарилло до Чилдресса мы с Дином сюжет за сюжетом вколачивали в Стэна те книги, что прочли сами, – тот нас об этом попросил, поскольку очень хотел знать. В Чилдрессе под горячим солнцем мы повернули прямо на юг по второстепенному шоссе и пронеслись по бездонным пустошам к Падуне, Гатри и Абилину, Техас. Дину теперь надо быле поспать, и мы со Стэном сели вперед и повели машину. Наш шарабан чадил, подскакивал и изо всех сил пробивался вперед. Огромные тучи ветра с песком обдували нас из мерцавших пространств. Стэн катил себе дальше с историями про Монте-Карло, Кань-сюр-Мер и голубые местечки под Ментоной, где темнолицые люди бродят меж белых стен.
Техас неоспорим: мы, медленно дымя, вкатились в Абилин и все проснулись посмотреть на него.
– Представь, что живешь вот в этом городишке в тыщах миль от больших городов. Хуп, хуп, вон там у рельсов – старый городок Абилин, куда свозили коров, где отстреливались от сыщиков и лакали сивуху. Эй, берегись! – завопил Дин из окна, скривив рот, как У.К.Филдс. Ему было плевать и на Техас, и на любое другое место. Краснолицые техасцы были на него не в обиде – они спешили себе дальше по пылавшим тротуарам. Мы остановились поесть на шоссе к югу от города. Вечер, казалось, маячил за миллион миль от нас, когда мы тронулись в сторону Коулмена и Брэди – к сердцу Техаса: только глухомань низких кустарников вокруг, да изредка домик у ручейка, страдающего от жажды, да пятидесятимильный объезд по грунтовой дороге, да бесконечная жара.
– Старая добрая Мексика еще далеко-о, – сонно протянул Дин с заднего сиденья, – поэтому давайте, парни, гоните, и к утру будем целоваться с сеньоритами, потому что этот «фордик» может гонять, ежели знать, как с ним разговаривать и как его подстегивать – только задок вот-вот отвалится, но вы не волнуйтесь, пока мы дотуда не доедем. – И он уснул.
Я сел за руль и доехал до Фредериксберга, и здесь опять пересек свой старый маршрут – в этом же месте мы с Мэрилу держались за руки снежным утром в 1949-м, а где Мэрилу теперь?
– Дуй! – закричал Дин во сне; наверное, ему снился джаз во Фриско или грядущее мексиканское мамбо. Стэн все говорил и говорил: Дин завел его предыдущей ночью, и теперь он вообще не собирался затыкаться. К этому времени он уже перебрался в Англию и повествовал о своих приключениях на английском автостопе из Лондона в Ливерпуль – длинноволосый, в рваных штанах, и странные британские шоферы грузовиков подбрасывали его в хмарях европейской пустоты. У нас у всех от постоянных мистралей старого Техаса покраснели глаза. В каждом животе было по камню, и мы знали, что медленно, но верно приближаемся, куда нужно. Машина, содрогаясь от напряжения, еле выжимала сорок. От Фредериксберга начался спуск по широченным западным высокогорьям. О ветровое стекло забились бабочки.
– Опускаемся в пекло, мальчики, к пустынным крысам и текиле. Я так далеко на юге Техаса впервые, – прибавил Дин с восхищением. – Вот же черт! вот куда, оказывается, мой старик сбегает каждую зиму, хитрющий бичара.
Мы неожиданно очутились в совершенно тропической жаре у подножия холма с пятимильным подъемом, а впереди виднелись огоньки Сан-Антонио. Было такое ошущение, что все это действительно когда-то было мексиканской территорией. Дома по обочинам – другие, бензоколонки – побитее, меньше фонарей. Дин с восторгом схватился за руль, чтобы ввезти нас в Сан-Антонио. Мн въехали в город и сразу попали в южный ералаш из рахитичных мексиканских хибар без погребов, с креслами-качалками на крылечках. Мы остановилиеь на безумной заправке поменять масло. Повсюду стояли мексиканцы – под жарким светом ламп над головой, которые были просто черны от летних насекомых долины; они совали руки в ящики с прохладительными напитками, вытаскивали оттуда бутылки с пивом, а деньги швыряли служителю. Вокруг околачивались целые семейства и ничего больше не делали. Нас со всех сторон окружали халупы, поникшие деревья и запах дикой корицы в воздухе. Со своими мальчиками подходили неистовые мексиканские девчонки-подростки.
– Ху-у! – вопил Дин. – Си! Маньяна! – Со всех сторон летела музыка, всевозможная музыка. Стэн и я выпили несколько бутылок пива и заторчали. Мы уже почти что выбрались из Америки, но все же вполне определенно пока оставались в ней, да еще и в самой сердцевине ее безумия. Мимо неслись четкие машины. Сан-Антонио, ах-хаа! – А теперь, люди, слушайте меня: мы с таким же успехом можем пару часов повалять дурака в Сан-Антоне, поэтому пошли найдем Стэну поликлинику, а мы с тобой, Сал, порассекаем тут и поврубаемея в улицы – посмотри только вон на те дома через дорогу, там можно заглянуть прямо в гостиную, а всякие дочурки разлатались там с журнальчиками типа «Настоящей Любви», уиии! Давай, пошли!
Сначала мы бесцельно покатались по городу и поспрашивали народ, где тут ближайшая поликлиника. Та располагалась поблизости от центра, где всё больше лоснилось и выглядело по-американски: несколько полунебоскребов, много неона и типовых забегаловок, – но машины все же ломились вдоль по улицам из тьмы, окружавшей город, как будто не существовало никаких правил уличного движения. Мы поставили машину в проезде к поликлинике, и я пошел со Стэном к доктору, а Дин остался в кабине переодеваться. В вестибюле было полно бедных мексиканок, некоторые беременные, некоторые больные, некоторые привели маленьких больных детишек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97