Лезвие оставляет на ее ладони темный след.
Звук приближающегося поезда нарастает, как гул землетрясения, дрожью проходя через опоры и настил моста, ноги и тело женщины. Прежде чем мужчина успевает сделать еще один шаг, она толкает его на поручень. Он кричит и роняет нож, но крик теряется в густом баритоне гудка. Острый металлический штырь поручня пронзил ему спину. Женщина осторожно подходит к мужчине и помогает освободиться. Потом прикладывает ладонь к кровоточащей ране. Он говорит что-то, но она не слышит. В его глазах странная смесь печали и благодарности, и это пугает ее больше, чем боль. Поезд уже практически под ними.
Мужчина переваливается через поручень.
Вероника вздрагивает и выпрямляется на стуле. На экране заставка — плавающая кругами рыба; по периметру монитора приклеены желтоватые листочки. Книга, которую она читала, свалилась на пол.
— Я больше не сомкну глаз, — бормочет Вероника себе под нос.
— Это хорошо, потому что мы платим вам не за то, чтобы вы спали на работе, — хмуро замечает Милдред, поправляет стопку брошюр и идет к газетному стенду.
— Строго говоря, вы вообще мне не платите, — бросает ей вслед Вероника.
Двадцать один год Милдред исполняет обязанности помощника старшего библиотекаря и ведет себя так, как будто это учреждение — ее частная лавочка. Примерно такой же срок она стоит в очереди на должность старшего библиотекаря, но Каролина и не собирается уходить. В свои семьдесят девять она полна энергии сорокалетней женщины и каждый день уверяет Милдред, что не собирается умирать и освобождать в ближайшее время вверенный ей пост. Вот почему по понедельникам, когда у Каролины выходной, Милдред пользуется предоставленной возможностью проявить власть и расхаживает между стеллажами, как сержант «учебки», отдавая приказы и строя недовольные гримасы.
Вероника поднимает книгу и открывает Песнь XX .
Она не помнит точно, когда именно, но пару лет назад она начала читать книги, которые прочитали другие люди. Каждые несколько месяцев Вероника выбирает регулярно приходящего в библиотеку симпатичного мужчину, ведет его карточку и прочитывает книги, которые он возвращает. Ей нравится воображать, что все эти книжные истории рассказывают о нем: о его детских фантазиях, о том, как он мечтал стать супергероем или борцом с преступным миром, об идеальных женщинах, которых он хотел любить или хотя бы иметь, о его стремлении к власти и могуществу.
Но этот особенный, не такой, как все. Он не читает то, что можно было бы предположить. Высокий, атлетического сложения, с темно-коричневой кожей, этот красавец привлек ее внимание с самого начала. Он попросил библиотечную карточку, и она так растерялась, что едва нашла нужный бланк. Незнакомец написал свое имя — Максвелл Харрис — большими черными буквами и поднял голову.
— Можете называть меня Макс, — сказал он с очаровательной улыбкой, и они пожали друг другу руки.
— Так что привело вас в библиотеку, Макс? Вероника сама не поверила, что могла ляпнуть такую глупость. Должно быть, ее вопрос прозвучал не совсем уместно и несколько двусмысленно, потому что, прежде чем ответить, он усмехнулся:
— Книги.
— Хм, с этим у нас сейчас небольшие проблемы. Но мы можем предложить отличную подборку «немых» фильмов и музыки кантри.
— Что?
— Шутка. — Она поставила штамп на временную карточку читателя и подала ее новому читателю. — Добро пожаловать в Даремскую публичную библиотеку.
С тех пор он ее любимый читатель. Не только потому, что его тело словно вытесано из мрамора, но еще и потому, что на полях книг он оставляет сделанные карандашом пометки. Вероника знает, что если Милдред проведает об этом, то запросто аннулирует его карточку, но не собирается раскрывать свой секрет. Она перечитывает каждое примечание, как будто они предназначены ей.
В пятницу Макс вернул «Божественную комедию» Данте.
Челом к спине повернут и беззвучен, Он, пятясь задом, направлял свой шаг И видеть прямо был навек отучен.
Взгляни, взгляни, вот он, землею взятый, Пожранный ею на глазах фивян, Когда они воскликнули: «Куда ты,
Амфиарай? Что бросил ратный стан?» А он все вглубь свергался без оглядки, Пока Миносом не был обуздан.
Ты видишь — в грудь он превратил лопатки: За то, что взором слишком вдаль проник, Он смотрит взад, стремясь туда, где пятки.
На полях мелкая карандашная пометка: Амфиарай — провидец и воин, которому Зевс даровал бессмертие. Он предсказал неудачную попытку восстановить власть Полиника в Фивах. Как может жить в настоящем человек, знающий будущее?
Веронике интересно, почему он задается таким вопросом. Ей самой вопрос представляется неверным. Данте полагал, что прошлое гораздо более тяжкая ноша, чем будущее. Подобно великому флорентийцу, она способна понять, какая бесконечная пытка заключена в постоянном переживании прошлого, когда знаешь, что история не имеет конца, когда, оглядываясь, видишь только ошибки, утраченные любови и упущенные шансы. Да, думает Вероника, вопрос неверный. Макс, должно быть, не знает, каково это: посмотреть назад и отшатнуться.
5 января 1999 года 3.02
Он лежит нагой, с вытянутыми вдоль тела руками и связанными ногами. Крови на кровати нет. Единственные цвета в комнате — белизна его ягодиц и океанская синева татуировки на правом плече: скромных размеров слезинка, повисшая над инициалами И.Д. Неподвижная тишина комнаты словно заряжена ожиданием чего-то.
Его голова повернута так, что подбородок покоится на татуированном плече, и слезинка будто только что выкатилась из открытого глаза. Вероника тянет к ней руку, но что-то не так. Руке не хватает длины. Она вытягивает ее еще дальше, но и комната тоже вытягивается. Ее движения становятся все более судорожными, отчаянными, и пространство между ними расширяется. Где-то очень далеко почти неслышно играет печальная музыка. Она знает эту пьесу, но не помнит ни почему, ни откуда.
Глаза открываются, и Вероника узнает узор ковра, лежащего в ее гостиной. Она встает и бежит в спальню. Ничего.
В ванной Вероника включает свет и рассматривает сорочку. Ни крови, ни синяков, ни царапин. Никаких ран на груди или животе. Слишком много раз она просыпалась, уверенная в том, что случилось что-то ужасное, но не могла вспомнить, что именно. Последние восемь месяцев она никуда не ходит после работы и с заходом солнца просто запирается в собственной квартире. Такие, как эта, ночи приводят ее в ужас.
И на этот раз Вероника не находит ничего, никакого ключа к остающейся неразрешимой загадке. В кухне она включает верхний свет, наливает стакан воды и открывает пакет с овсяным печеньем. Возвращается в спальню, прихватив с собой печенье. Ударяется пальцем о стол в гостиной и роняет пакет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64
Звук приближающегося поезда нарастает, как гул землетрясения, дрожью проходя через опоры и настил моста, ноги и тело женщины. Прежде чем мужчина успевает сделать еще один шаг, она толкает его на поручень. Он кричит и роняет нож, но крик теряется в густом баритоне гудка. Острый металлический штырь поручня пронзил ему спину. Женщина осторожно подходит к мужчине и помогает освободиться. Потом прикладывает ладонь к кровоточащей ране. Он говорит что-то, но она не слышит. В его глазах странная смесь печали и благодарности, и это пугает ее больше, чем боль. Поезд уже практически под ними.
Мужчина переваливается через поручень.
Вероника вздрагивает и выпрямляется на стуле. На экране заставка — плавающая кругами рыба; по периметру монитора приклеены желтоватые листочки. Книга, которую она читала, свалилась на пол.
— Я больше не сомкну глаз, — бормочет Вероника себе под нос.
— Это хорошо, потому что мы платим вам не за то, чтобы вы спали на работе, — хмуро замечает Милдред, поправляет стопку брошюр и идет к газетному стенду.
— Строго говоря, вы вообще мне не платите, — бросает ей вслед Вероника.
Двадцать один год Милдред исполняет обязанности помощника старшего библиотекаря и ведет себя так, как будто это учреждение — ее частная лавочка. Примерно такой же срок она стоит в очереди на должность старшего библиотекаря, но Каролина и не собирается уходить. В свои семьдесят девять она полна энергии сорокалетней женщины и каждый день уверяет Милдред, что не собирается умирать и освобождать в ближайшее время вверенный ей пост. Вот почему по понедельникам, когда у Каролины выходной, Милдред пользуется предоставленной возможностью проявить власть и расхаживает между стеллажами, как сержант «учебки», отдавая приказы и строя недовольные гримасы.
Вероника поднимает книгу и открывает Песнь XX .
Она не помнит точно, когда именно, но пару лет назад она начала читать книги, которые прочитали другие люди. Каждые несколько месяцев Вероника выбирает регулярно приходящего в библиотеку симпатичного мужчину, ведет его карточку и прочитывает книги, которые он возвращает. Ей нравится воображать, что все эти книжные истории рассказывают о нем: о его детских фантазиях, о том, как он мечтал стать супергероем или борцом с преступным миром, об идеальных женщинах, которых он хотел любить или хотя бы иметь, о его стремлении к власти и могуществу.
Но этот особенный, не такой, как все. Он не читает то, что можно было бы предположить. Высокий, атлетического сложения, с темно-коричневой кожей, этот красавец привлек ее внимание с самого начала. Он попросил библиотечную карточку, и она так растерялась, что едва нашла нужный бланк. Незнакомец написал свое имя — Максвелл Харрис — большими черными буквами и поднял голову.
— Можете называть меня Макс, — сказал он с очаровательной улыбкой, и они пожали друг другу руки.
— Так что привело вас в библиотеку, Макс? Вероника сама не поверила, что могла ляпнуть такую глупость. Должно быть, ее вопрос прозвучал не совсем уместно и несколько двусмысленно, потому что, прежде чем ответить, он усмехнулся:
— Книги.
— Хм, с этим у нас сейчас небольшие проблемы. Но мы можем предложить отличную подборку «немых» фильмов и музыки кантри.
— Что?
— Шутка. — Она поставила штамп на временную карточку читателя и подала ее новому читателю. — Добро пожаловать в Даремскую публичную библиотеку.
С тех пор он ее любимый читатель. Не только потому, что его тело словно вытесано из мрамора, но еще и потому, что на полях книг он оставляет сделанные карандашом пометки. Вероника знает, что если Милдред проведает об этом, то запросто аннулирует его карточку, но не собирается раскрывать свой секрет. Она перечитывает каждое примечание, как будто они предназначены ей.
В пятницу Макс вернул «Божественную комедию» Данте.
Челом к спине повернут и беззвучен, Он, пятясь задом, направлял свой шаг И видеть прямо был навек отучен.
Взгляни, взгляни, вот он, землею взятый, Пожранный ею на глазах фивян, Когда они воскликнули: «Куда ты,
Амфиарай? Что бросил ратный стан?» А он все вглубь свергался без оглядки, Пока Миносом не был обуздан.
Ты видишь — в грудь он превратил лопатки: За то, что взором слишком вдаль проник, Он смотрит взад, стремясь туда, где пятки.
На полях мелкая карандашная пометка: Амфиарай — провидец и воин, которому Зевс даровал бессмертие. Он предсказал неудачную попытку восстановить власть Полиника в Фивах. Как может жить в настоящем человек, знающий будущее?
Веронике интересно, почему он задается таким вопросом. Ей самой вопрос представляется неверным. Данте полагал, что прошлое гораздо более тяжкая ноша, чем будущее. Подобно великому флорентийцу, она способна понять, какая бесконечная пытка заключена в постоянном переживании прошлого, когда знаешь, что история не имеет конца, когда, оглядываясь, видишь только ошибки, утраченные любови и упущенные шансы. Да, думает Вероника, вопрос неверный. Макс, должно быть, не знает, каково это: посмотреть назад и отшатнуться.
5 января 1999 года 3.02
Он лежит нагой, с вытянутыми вдоль тела руками и связанными ногами. Крови на кровати нет. Единственные цвета в комнате — белизна его ягодиц и океанская синева татуировки на правом плече: скромных размеров слезинка, повисшая над инициалами И.Д. Неподвижная тишина комнаты словно заряжена ожиданием чего-то.
Его голова повернута так, что подбородок покоится на татуированном плече, и слезинка будто только что выкатилась из открытого глаза. Вероника тянет к ней руку, но что-то не так. Руке не хватает длины. Она вытягивает ее еще дальше, но и комната тоже вытягивается. Ее движения становятся все более судорожными, отчаянными, и пространство между ними расширяется. Где-то очень далеко почти неслышно играет печальная музыка. Она знает эту пьесу, но не помнит ни почему, ни откуда.
Глаза открываются, и Вероника узнает узор ковра, лежащего в ее гостиной. Она встает и бежит в спальню. Ничего.
В ванной Вероника включает свет и рассматривает сорочку. Ни крови, ни синяков, ни царапин. Никаких ран на груди или животе. Слишком много раз она просыпалась, уверенная в том, что случилось что-то ужасное, но не могла вспомнить, что именно. Последние восемь месяцев она никуда не ходит после работы и с заходом солнца просто запирается в собственной квартире. Такие, как эта, ночи приводят ее в ужас.
И на этот раз Вероника не находит ничего, никакого ключа к остающейся неразрешимой загадке. В кухне она включает верхний свет, наливает стакан воды и открывает пакет с овсяным печеньем. Возвращается в спальню, прихватив с собой печенье. Ударяется пальцем о стол в гостиной и роняет пакет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64