Ганс-Улоф воспользовался тем, что хорошо знал меня, и поэтому ему удалось меня одурачить. Но разве из этого не следовал вывод, что впредь я должен держаться ещё осторожнее и смотреть, кому доверять? И по возможности больше никому ничего о себе не рассказывать?
Я закрыл глаза, подставил лицо мелкой мороси, ощутил прохладу на коже. Так, будто капли испарялись, едва коснувшись меня. Я больше не знал, что верно, а что нет. С другой стороны, что мне было терять? Ведь это пансион. Мне нужно только пойти туда, и если полиция меня арестует, я буду знать, что был прав.
Итак. Вперёд, к истине. Я снова ступил на тротуар и зашагал по улице, и, чёрт возьми, они за мной следили, я это форменным образом чуял! Будто игольные уколы в спину. Я еле удержался от желания бежать, которое усилилось почти до боли, когда я дошел до двери своего дома.
Машина, которую я взял напрокат, всё ещё стояла там, где я её припарковал пять дней назад. Пять дней? Они показались мне пятью годами, другой эрой.
На лестнице было тихо и пусто, пахло подгоревшей едой и стиральным порошком. Шаг за шагом, глядишь, пройду и этот путь. Мои подошвы скрипели на каменных ступенях. Я достал ключ и открыл дверь.
Спёртый воздух ударил мне в нос как ни в чём не бывало. На кухне стоял мускулистый молодой человек в полосатом красно-жёлтом пуловере и распаковывал какие-то покупки. Увидев меня, он воскликнул:
– Ага! – Бросил всё и вышел мне навстречу в холл. – А вы, наверное, господин Форсберг, да?
– Да, – признался я, опустив руки, чтобы мне никто не приписал оказание сопротивления.
– Гёран Линд, – он протянул мне руку. – Я племянник госпожи Гранберг. Я здесь всегда хозяйничаю, когда она в больнице.
– В больнице? – тупо повторил я, пожимая ему руку.
– Я так и знал, что она вам ничего не сказала. У моей тёти рак. Не особенно агрессивный, к счастью, но время от времени он возвращается, и поэтому она раз в несколько месяцев ложится в больницу. Тогда я беру отпуск и веду всю эту лавочку сам.
– Понятно, – вздохнул я. Значит, наручников не будет. И по его тону непохоже было, чтобы за дверью затаились полицейские.
Он улыбнулся. Жизнелюб, как видно.
– Вы ведь на несколько дней уезжали? И ничего не знаете про цирк, который был тут у нас в субботу?
– Цирк?
– Ваш сосед вызвал полицию. Он рассказал им, что у нас тут снимают порнофильмы с малолетками, и они ворвались в квартиру целым взводом, – он, смеясь, покачал головой. – У этого Толлара Лильеквиста не все дома, так что можно было всего ожидать. В принципе, он просто бедолага, чокнутый на своих безумных фантазиях. Но это стало уже последней каплей. Кажется, он имел зуб на третьего жильца, который здесь всегда только ночует с какой-нибудь подружкой. И в субботу с ним как раз была одна – только её при всём желании нельзя было принять за малолетку, – он хихикнул. – Я думаю, ей даже польстило, что полицейские всерьёз попросили её предъявить документы и подтвердить своё совершеннолетие. Я не верил своим ушам.
– Толлар вызвал полицию?
– Как потом выяснилось, да. Вечером они его поймали в каком-то парке, где он бегал нагишом и держал свои безумные речи насчёт того, что мир в руках сатаны, что близится конец и всё такое. Люди за него боялись, потому что он сбросил с себя одежду, а было всё же холодно. Да, кстати, я вспомнил… Вот только где же мой кошелёк… – Он поднял указательный палец и стал озираться. – Тётя поручила мне вернуть вам деньги. Ведь вы заплатили долг Толлара за квартиру, в том числе и за текущую неделю? А мы с воскресенья уже сдали его комнату другому жильцу.
Я отмахнулся.
– Оставьте как есть. Все в порядке.
– Да? Ну как хотите, я спорить не буду, – осклабился он. – Кстати, вам пришёл по почте пакет. И тоже в субботу. Я за вас расписался и положил его в вашей комнате; надеюсь, я всё сделал правильно?
Я почувствовал, как моё сердце снова без всякого перехода подпрыгнуло в горло и забилось там.
– Пакет? – Мне не приходило в голову, кто мог его прислать. На этот адрес, который никто не знал, кроме…
Кроме Фаландсра.
Вот это да. Я на пробу пошевелил пальцами. Это значило, всё же тревога.
– Спасибо, – сказал я враз осипшим голосом. И бросил взгляд на двери других комнат. – И кто же здесь теперь живёт?
Гёран Линд пошёл назад, на кухню.
– Комнату рядом с вашей снял один журналист, из Дании, кажется. Он пишет о нобелевских событиях, насколько я знаю, и в пятницу уедет. А этот, – он кивнул на дверь третьего жильца, которого я так ни разу и не видел, – только посмеивается. Тоже тип, скажу я вам.
Пакет? От Фаландера?
– Видимо, я пропустил много интересного. – Я смотрел на дверь своей комнаты и пытался вспомнить всё, что знал о письмах-бомбах. И как их опознать.
Но мысли мои лихорадило, они конструировали связи, искали ответы. Кристина ведь всё ещё не нашлась. Может, правда была совсем не такая, как я считал до сих пор? Фаландер. Какую роль играл во всём этом деле он? Что связывало его и Ганса-Улофа? Что на самом деле скрывалось за всем этим?
– Да, это были деньки, – крикнул Гёран из кухни. Он разбирал там свои сумки и, кажется, чего-то недосчитывался. – Кофе! – Он бросил сумки и взял связку ключей. – Кофе, видимо, остался валяться в багажнике, – поделился он со мной, влезая в зимнюю куртку. – А я припарковал машину чёрт знает где, за сотню километров. Каково? Ну, до скорого, – и вышел за дверь.
Некоторое время я стоял неподвижно в пыльной тишине пустой квартиры. Что же здесь разыгрывается? Я чувствовал дрожь в поджелудочной ямке. И вдруг разом понял, что обнаружу в пакете.
Что-нибудь кровавое. Отрезанное ухо, может быть, или отрубленный палец. Но в любом случае что-то от Кристины, а при нём письмо с требованиями.
Я нажал на ручку двери, включил в комнате свет. Всё выглядело так же, как перед моим уходом, за исключением постели, которую кто-то прибрал. Было холодно, и воняло выхлопными газами. К шкафам будто бы никто и не притрагивался, стул у стола стоял слегка наискосок, потому что в субботнее утро я завязывал на нём шнурки.
И на столе лежал пакет.
Я закрыл за собой дверь, прислонился к ней спиной, подумал. Что могло мне помешать просто собрать вещи и уйти? Я мог оставить на кухне записку, что мне по каким-то причинам срочно пришлось уехать. Плата внесена до конца недели… Удивится ли Фаландер, что я не реагирую?
Я наклонился вперёд, выдвинул ящик ночного столика, заглянул за него. Там, среди старых газет, в неприкосновенности лежали деньги. Я мог без проблем поселиться в отеле, в том числе и за пределами Стокгольма, если сегодня из-за нобелевского многолюдья нельзя будет получить комнату в городе; в конце концов, у меня машина стоит перед домом…
И что потом? Я снова бросил взгляд на пакет, коричневый, аккуратно перевязанный, с виду безобидный.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126
Я закрыл глаза, подставил лицо мелкой мороси, ощутил прохладу на коже. Так, будто капли испарялись, едва коснувшись меня. Я больше не знал, что верно, а что нет. С другой стороны, что мне было терять? Ведь это пансион. Мне нужно только пойти туда, и если полиция меня арестует, я буду знать, что был прав.
Итак. Вперёд, к истине. Я снова ступил на тротуар и зашагал по улице, и, чёрт возьми, они за мной следили, я это форменным образом чуял! Будто игольные уколы в спину. Я еле удержался от желания бежать, которое усилилось почти до боли, когда я дошел до двери своего дома.
Машина, которую я взял напрокат, всё ещё стояла там, где я её припарковал пять дней назад. Пять дней? Они показались мне пятью годами, другой эрой.
На лестнице было тихо и пусто, пахло подгоревшей едой и стиральным порошком. Шаг за шагом, глядишь, пройду и этот путь. Мои подошвы скрипели на каменных ступенях. Я достал ключ и открыл дверь.
Спёртый воздух ударил мне в нос как ни в чём не бывало. На кухне стоял мускулистый молодой человек в полосатом красно-жёлтом пуловере и распаковывал какие-то покупки. Увидев меня, он воскликнул:
– Ага! – Бросил всё и вышел мне навстречу в холл. – А вы, наверное, господин Форсберг, да?
– Да, – признался я, опустив руки, чтобы мне никто не приписал оказание сопротивления.
– Гёран Линд, – он протянул мне руку. – Я племянник госпожи Гранберг. Я здесь всегда хозяйничаю, когда она в больнице.
– В больнице? – тупо повторил я, пожимая ему руку.
– Я так и знал, что она вам ничего не сказала. У моей тёти рак. Не особенно агрессивный, к счастью, но время от времени он возвращается, и поэтому она раз в несколько месяцев ложится в больницу. Тогда я беру отпуск и веду всю эту лавочку сам.
– Понятно, – вздохнул я. Значит, наручников не будет. И по его тону непохоже было, чтобы за дверью затаились полицейские.
Он улыбнулся. Жизнелюб, как видно.
– Вы ведь на несколько дней уезжали? И ничего не знаете про цирк, который был тут у нас в субботу?
– Цирк?
– Ваш сосед вызвал полицию. Он рассказал им, что у нас тут снимают порнофильмы с малолетками, и они ворвались в квартиру целым взводом, – он, смеясь, покачал головой. – У этого Толлара Лильеквиста не все дома, так что можно было всего ожидать. В принципе, он просто бедолага, чокнутый на своих безумных фантазиях. Но это стало уже последней каплей. Кажется, он имел зуб на третьего жильца, который здесь всегда только ночует с какой-нибудь подружкой. И в субботу с ним как раз была одна – только её при всём желании нельзя было принять за малолетку, – он хихикнул. – Я думаю, ей даже польстило, что полицейские всерьёз попросили её предъявить документы и подтвердить своё совершеннолетие. Я не верил своим ушам.
– Толлар вызвал полицию?
– Как потом выяснилось, да. Вечером они его поймали в каком-то парке, где он бегал нагишом и держал свои безумные речи насчёт того, что мир в руках сатаны, что близится конец и всё такое. Люди за него боялись, потому что он сбросил с себя одежду, а было всё же холодно. Да, кстати, я вспомнил… Вот только где же мой кошелёк… – Он поднял указательный палец и стал озираться. – Тётя поручила мне вернуть вам деньги. Ведь вы заплатили долг Толлара за квартиру, в том числе и за текущую неделю? А мы с воскресенья уже сдали его комнату другому жильцу.
Я отмахнулся.
– Оставьте как есть. Все в порядке.
– Да? Ну как хотите, я спорить не буду, – осклабился он. – Кстати, вам пришёл по почте пакет. И тоже в субботу. Я за вас расписался и положил его в вашей комнате; надеюсь, я всё сделал правильно?
Я почувствовал, как моё сердце снова без всякого перехода подпрыгнуло в горло и забилось там.
– Пакет? – Мне не приходило в голову, кто мог его прислать. На этот адрес, который никто не знал, кроме…
Кроме Фаландсра.
Вот это да. Я на пробу пошевелил пальцами. Это значило, всё же тревога.
– Спасибо, – сказал я враз осипшим голосом. И бросил взгляд на двери других комнат. – И кто же здесь теперь живёт?
Гёран Линд пошёл назад, на кухню.
– Комнату рядом с вашей снял один журналист, из Дании, кажется. Он пишет о нобелевских событиях, насколько я знаю, и в пятницу уедет. А этот, – он кивнул на дверь третьего жильца, которого я так ни разу и не видел, – только посмеивается. Тоже тип, скажу я вам.
Пакет? От Фаландера?
– Видимо, я пропустил много интересного. – Я смотрел на дверь своей комнаты и пытался вспомнить всё, что знал о письмах-бомбах. И как их опознать.
Но мысли мои лихорадило, они конструировали связи, искали ответы. Кристина ведь всё ещё не нашлась. Может, правда была совсем не такая, как я считал до сих пор? Фаландер. Какую роль играл во всём этом деле он? Что связывало его и Ганса-Улофа? Что на самом деле скрывалось за всем этим?
– Да, это были деньки, – крикнул Гёран из кухни. Он разбирал там свои сумки и, кажется, чего-то недосчитывался. – Кофе! – Он бросил сумки и взял связку ключей. – Кофе, видимо, остался валяться в багажнике, – поделился он со мной, влезая в зимнюю куртку. – А я припарковал машину чёрт знает где, за сотню километров. Каково? Ну, до скорого, – и вышел за дверь.
Некоторое время я стоял неподвижно в пыльной тишине пустой квартиры. Что же здесь разыгрывается? Я чувствовал дрожь в поджелудочной ямке. И вдруг разом понял, что обнаружу в пакете.
Что-нибудь кровавое. Отрезанное ухо, может быть, или отрубленный палец. Но в любом случае что-то от Кристины, а при нём письмо с требованиями.
Я нажал на ручку двери, включил в комнате свет. Всё выглядело так же, как перед моим уходом, за исключением постели, которую кто-то прибрал. Было холодно, и воняло выхлопными газами. К шкафам будто бы никто и не притрагивался, стул у стола стоял слегка наискосок, потому что в субботнее утро я завязывал на нём шнурки.
И на столе лежал пакет.
Я закрыл за собой дверь, прислонился к ней спиной, подумал. Что могло мне помешать просто собрать вещи и уйти? Я мог оставить на кухне записку, что мне по каким-то причинам срочно пришлось уехать. Плата внесена до конца недели… Удивится ли Фаландер, что я не реагирую?
Я наклонился вперёд, выдвинул ящик ночного столика, заглянул за него. Там, среди старых газет, в неприкосновенности лежали деньги. Я мог без проблем поселиться в отеле, в том числе и за пределами Стокгольма, если сегодня из-за нобелевского многолюдья нельзя будет получить комнату в городе; в конце концов, у меня машина стоит перед домом…
И что потом? Я снова бросил взгляд на пакет, коричневый, аккуратно перевязанный, с виду безобидный.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126