Тысяч пятьдесят крон, этого хватит на первое время. Потом я закрыл сумку и ящик и позвал охранника.
Глава 22
По пути в Сёдермальм я купил карту города. Пансион находился неподалёку от Цинкенсдамм и представлял собой, как оказалось, обыкновенную квартиру из четырёх комнат, три из которых госпожа Гранберг, пожилая хозяйка, сдавала. Сама она занимала самую меньшую комнату, кухня служила помещением для завтрака и для просмотра телевизора, ванная и туалет были одни на всех.
– Триста семьдесят пять крон в неделю, – пробубнила она уже в который раз, двигаясь впереди меня по тесному коридору, который до последнего уголка был забит не подходящими друг к другу шкафами и комодами и в котором пахло нестираным бельём, варёной капустой и средством от моли. Она открыла мне дверь.
– Вот комната.
Внутри было холодно, шумно от уличного движения, комната была забита мебелью, которая уже к моменту моего рождения была старомодной, но зато здесь было вдвое просторней, чем в номере отеля «Нордланден». На полу повсюду лежали толстые наросты пыли, а одно из оконных стёкол было разбито, причём, судя по всему, уже годы, поскольку один кусок стекла отсутствовал, и кто-то просто вырезал кусок из полиэтиленового пакета и заклеил им дыру при помощи скотча. При каждом порыве ветра плёнка шелестела и, видимо, хорошей герметичностью не обладала, иначе бы в комнате не воняло так сильно выхлопными газами.
Но в этой комнате была собственная раковина.
– Я ее беру, – сказал я.
– Вы должны заплатить за неделю вперёд, – безучастно ответила госпожа Гранберг.
Я достал из кармана немного денег. Комната в отеле «Нордланден» за одну ночь стоила в три раза дороже, чем эта за неделю.
– В котором часу вы хотите завтракать? – спросила она, пряча деньги в карман фартука.
Вопрос озадачил меня. Я пролепетал что-то вроде:
– Ну, это зависит от того…
От того, буду ли я всю ночь отсутствовать, разыскивая след похитителей детей, или нет.
– Ну, – сказала она, пожав плечами, – я с семи часов на кухне. Если захотите завтракать раньше, предупредите меня загодя, с вечера.
В этот момент открылась дверь другой комнаты. Оттуда показалась голова с косматой шевелюрой и тут же снова скрылась, и дверь защёлкнулась.
– Он сумасшедший, – объявила госпожа Гранберг с таким безразличием, будто речь шла о погоде. Вялым движением руки она указала на следующую дверь. – А второго практически никогда не бывает. Он использует комнату только для сексуальных развлечений.
И это у неё тоже прозвучало так, будто она никогда в жизни не связывала с сексом никаких эмоций.
Она впервые взглянула на меня с некоторым интересом, как будто спрашивая себя, какое место в этом паноптикуме займу я.
Я водрузил на лицо свою успокаивающую улыбку.
– Я уверен, мне здесь будет хорошо, – сказал я.
Поглаженные купюры, кстати, действительно выглядели очень чистыми и на ощупь были, как только что из-под печатного станка.
После этого я ещё раз вышел из комнаты и попросил у госпожи Гранберг телефонный справочник «Жёлтые страницы».
– В холле, красный комод, верхний ящик, – сказала она, не отрываясь от телевизора.
Я сел со справочником и моей новенькой картой города на кровать и распланировал ближайшие действия. Приходилось торопиться. Уже скоро час дня, а это значило, что у меня оставалось всего шесть часов на подготовку самого рискованного дела моей жизни.
Сёдермальм оказался благодатным районом. В магазине рабочей одежды я нашёл красный комбинезон на подкладке и кепку с козырьком и надписью «Доставка». В спортивном магазине купил чёрный, как ночь, тренировочный костюм и весёленькой раскраски ветровку из тонкого, дышащего синтетического материала, а кроме того, тёплые брюки и неброскую чёрную зимнюю куртку и ещё кое-какие мелочи. В маленькой лавке, где продавались весёлые сюрпризы, товары для театра и плакаты из фильмов, я приобрёл дешёвый набор косметики и накладную бороду. Чтобы увести от подозрений владельца лавки, старого человека с настоящей бородавкой на лице, я прихватил ещё целый набор декоративных штучек для вечеринки, при выборе которых я показал себя особенно придирчивым, но которые, не разворачивая, выбросил на улице в ближайший мусорный контейнер. Потом купил небольшой пакет картошки и вернулся к себе в комнату.
Искусство маскарада состоит не в том, чтобы убедительно выкрасить волосы смываемой краской или приклеить накладную бороду, так чтобы она не отвалилась от пота. Всё это второстепенные мелочи, так сказать, глазурь на пирожном. Искусство маскарада состоит в изменении двух решающих признаков: силуэта и движений.
Мы в состоянии идентифицировать своих знакомых издалека, когда ещё не можем с уверенностью определить даже цвет их волос. Мы замечаем краем глаза движение руки, смутные очертания тела или форму головы – и знаем, что этот человек нам знаком. И, наоборот, может так случиться, что мы пройдём мимо коллеги, с которым много лет работаем в одном офисе, и даже не заметим его только потому, что он в гипсе, или новое пальто изменило контуры его тела, или потому, что его покинула жена и он бредёт по улице совершенно удручённый. Движения и силуэт тела – вот два определяющих фактора.
И всё-таки я начал с внешности. Другая одежда. Разумеется, я натянул комбинезон лишь после того, как промял его, повалял по полу и посадил на него несколько пятен, чтобы он казался уже поношенным. Потом я выкрасил волосы и при помощи геля придал им другую форму. Ватный тампон и немного коричневого грима придали моему лицу смуглоту, которая вкупе с усами сообщала мне вид южанина. Югослав или вроде того, описали бы меня потом люди, если бы им пришлось меня описывать.
Только не перегнуть палку, это главное. Выглядеть совершенно заурядно и быть незаметным – вот идеал, к которому я стремился.
Венчал всю процедуру мой излюбленный приём по части маскировки: изменение контуров лица. Этот приём был нацелен в первую очередь на видеокамеры в здании «Рютлифарма». Как и все видеокамеры, которые я видел, эти были смонтированы слишком высоко, так что у человека в головном уборе с козырьком могли захватить в лучшем случае подбородок. И именно подбородок поэтому не должен был оставаться таким, как есть. Поэтому я вырезал из сырой картофелины две подходящие вкладки, засунул их между щекой и нижней челюстью, и после некоторой подгонки, которая обеспечила мне более-менее нормальную дикцию, я сам с трудом узнавал себя в пятнистом зеркале над раковиной.
Потом настала очередь основной работы. Я встал посреди комнаты, расслабил плечи и руки, закрыл глаза и перестал быть Гуннаром Форсбергом. Отныне я был рассыльным по доставке пиццы, одним из миллионов рассыльных на этом свете.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126
Глава 22
По пути в Сёдермальм я купил карту города. Пансион находился неподалёку от Цинкенсдамм и представлял собой, как оказалось, обыкновенную квартиру из четырёх комнат, три из которых госпожа Гранберг, пожилая хозяйка, сдавала. Сама она занимала самую меньшую комнату, кухня служила помещением для завтрака и для просмотра телевизора, ванная и туалет были одни на всех.
– Триста семьдесят пять крон в неделю, – пробубнила она уже в который раз, двигаясь впереди меня по тесному коридору, который до последнего уголка был забит не подходящими друг к другу шкафами и комодами и в котором пахло нестираным бельём, варёной капустой и средством от моли. Она открыла мне дверь.
– Вот комната.
Внутри было холодно, шумно от уличного движения, комната была забита мебелью, которая уже к моменту моего рождения была старомодной, но зато здесь было вдвое просторней, чем в номере отеля «Нордланден». На полу повсюду лежали толстые наросты пыли, а одно из оконных стёкол было разбито, причём, судя по всему, уже годы, поскольку один кусок стекла отсутствовал, и кто-то просто вырезал кусок из полиэтиленового пакета и заклеил им дыру при помощи скотча. При каждом порыве ветра плёнка шелестела и, видимо, хорошей герметичностью не обладала, иначе бы в комнате не воняло так сильно выхлопными газами.
Но в этой комнате была собственная раковина.
– Я ее беру, – сказал я.
– Вы должны заплатить за неделю вперёд, – безучастно ответила госпожа Гранберг.
Я достал из кармана немного денег. Комната в отеле «Нордланден» за одну ночь стоила в три раза дороже, чем эта за неделю.
– В котором часу вы хотите завтракать? – спросила она, пряча деньги в карман фартука.
Вопрос озадачил меня. Я пролепетал что-то вроде:
– Ну, это зависит от того…
От того, буду ли я всю ночь отсутствовать, разыскивая след похитителей детей, или нет.
– Ну, – сказала она, пожав плечами, – я с семи часов на кухне. Если захотите завтракать раньше, предупредите меня загодя, с вечера.
В этот момент открылась дверь другой комнаты. Оттуда показалась голова с косматой шевелюрой и тут же снова скрылась, и дверь защёлкнулась.
– Он сумасшедший, – объявила госпожа Гранберг с таким безразличием, будто речь шла о погоде. Вялым движением руки она указала на следующую дверь. – А второго практически никогда не бывает. Он использует комнату только для сексуальных развлечений.
И это у неё тоже прозвучало так, будто она никогда в жизни не связывала с сексом никаких эмоций.
Она впервые взглянула на меня с некоторым интересом, как будто спрашивая себя, какое место в этом паноптикуме займу я.
Я водрузил на лицо свою успокаивающую улыбку.
– Я уверен, мне здесь будет хорошо, – сказал я.
Поглаженные купюры, кстати, действительно выглядели очень чистыми и на ощупь были, как только что из-под печатного станка.
После этого я ещё раз вышел из комнаты и попросил у госпожи Гранберг телефонный справочник «Жёлтые страницы».
– В холле, красный комод, верхний ящик, – сказала она, не отрываясь от телевизора.
Я сел со справочником и моей новенькой картой города на кровать и распланировал ближайшие действия. Приходилось торопиться. Уже скоро час дня, а это значило, что у меня оставалось всего шесть часов на подготовку самого рискованного дела моей жизни.
Сёдермальм оказался благодатным районом. В магазине рабочей одежды я нашёл красный комбинезон на подкладке и кепку с козырьком и надписью «Доставка». В спортивном магазине купил чёрный, как ночь, тренировочный костюм и весёленькой раскраски ветровку из тонкого, дышащего синтетического материала, а кроме того, тёплые брюки и неброскую чёрную зимнюю куртку и ещё кое-какие мелочи. В маленькой лавке, где продавались весёлые сюрпризы, товары для театра и плакаты из фильмов, я приобрёл дешёвый набор косметики и накладную бороду. Чтобы увести от подозрений владельца лавки, старого человека с настоящей бородавкой на лице, я прихватил ещё целый набор декоративных штучек для вечеринки, при выборе которых я показал себя особенно придирчивым, но которые, не разворачивая, выбросил на улице в ближайший мусорный контейнер. Потом купил небольшой пакет картошки и вернулся к себе в комнату.
Искусство маскарада состоит не в том, чтобы убедительно выкрасить волосы смываемой краской или приклеить накладную бороду, так чтобы она не отвалилась от пота. Всё это второстепенные мелочи, так сказать, глазурь на пирожном. Искусство маскарада состоит в изменении двух решающих признаков: силуэта и движений.
Мы в состоянии идентифицировать своих знакомых издалека, когда ещё не можем с уверенностью определить даже цвет их волос. Мы замечаем краем глаза движение руки, смутные очертания тела или форму головы – и знаем, что этот человек нам знаком. И, наоборот, может так случиться, что мы пройдём мимо коллеги, с которым много лет работаем в одном офисе, и даже не заметим его только потому, что он в гипсе, или новое пальто изменило контуры его тела, или потому, что его покинула жена и он бредёт по улице совершенно удручённый. Движения и силуэт тела – вот два определяющих фактора.
И всё-таки я начал с внешности. Другая одежда. Разумеется, я натянул комбинезон лишь после того, как промял его, повалял по полу и посадил на него несколько пятен, чтобы он казался уже поношенным. Потом я выкрасил волосы и при помощи геля придал им другую форму. Ватный тампон и немного коричневого грима придали моему лицу смуглоту, которая вкупе с усами сообщала мне вид южанина. Югослав или вроде того, описали бы меня потом люди, если бы им пришлось меня описывать.
Только не перегнуть палку, это главное. Выглядеть совершенно заурядно и быть незаметным – вот идеал, к которому я стремился.
Венчал всю процедуру мой излюбленный приём по части маскировки: изменение контуров лица. Этот приём был нацелен в первую очередь на видеокамеры в здании «Рютлифарма». Как и все видеокамеры, которые я видел, эти были смонтированы слишком высоко, так что у человека в головном уборе с козырьком могли захватить в лучшем случае подбородок. И именно подбородок поэтому не должен был оставаться таким, как есть. Поэтому я вырезал из сырой картофелины две подходящие вкладки, засунул их между щекой и нижней челюстью, и после некоторой подгонки, которая обеспечила мне более-менее нормальную дикцию, я сам с трудом узнавал себя в пятнистом зеркале над раковиной.
Потом настала очередь основной работы. Я встал посреди комнаты, расслабил плечи и руки, закрыл глаза и перестал быть Гуннаром Форсбергом. Отныне я был рассыльным по доставке пиццы, одним из миллионов рассыльных на этом свете.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126