Я снова смотрю на человека с палкой и говорю: "Прошу вас, скажите мне, что
это просто вывих".
"Не-еа", -- отвечает он. Как его лицо, так и его голос выражают
какую-то радость, однако в них почти не заметно проявления интереса к
случившемуся. С таким же успехом он мог бы смотреть все это по телевизору и
жевать при этом свой "марс". "Тут у вас, пожалуй, местах в пяти, а то и в
шести перелом".
"Сожалею", -- говорю я ему. Бог знает, почему. Потом я на некоторое
время снова отключаюсь. У меня нет такого чувства, будто я теряю сознание,
просто в этом месте в моей голове происходит обрыв фотопленки.
Когда я снова прихожу в себя, на обочине дороги стоит бело-оранжевая
машина с включенной мигалкой и работающим мотором. Рядом со мной на коленях
стоит врач, его зовут Пол Филлебраун. Он что-то делает. Разрезает мои
джинсы, кажется мне, но, возможно, это было уже позже.
Я спрашиваю его, не найдется ли у него для меня сигареты. Он смеется и
говорит, что вряд ли. Я спрашиваю его, умру ли я. Он говорит, что нет, не
умру, мне только надо в больницу, и чем быстрее, тем лучше. В какую мне
больше хочется, в ту, что в Норвей-Саут Пэрисе, или в ту, что в Бриджтоне? Я
отвечаю, что хочу в больницу Нортерн Камберленд в Бриджтоне, потому что мой
младший сын -- тот, которого я еще сегодня отвозил в аэропорт, -- родился
там двадцать два года назад. Я еще раз спрашиваю врача, умру ли я, и он
снова дает мне отрицательный ответ. Потом он интересуется, могу ли я
пошевелить пальцами правой ноги. Я шевелю ими, и мне в голову приходит
детский стишок, который мне иногда рассказывала моя мать: поросеночек пошел
на базар, поросеночек остался дома. Мне надо было оставаться дома; выходить
на прогулку было не очень-то хорошей идеей. Потом откуда ни возьмись у меня
появляется мысль, что когда ты парализован, тебе зачастую только кажется,
что ты чем-то там пошевелил.
"Они пошевелились?" -- спрашиваю я Пола Филлебрауна, и он отвечает
утвердительно, что, мол, да, пошевелились, причем довольно-таки изрядно.
"Вы клянетесь мне?" -- настаиваю я, и, похоже, он в самом деле
клянется. Я снова вот-вот отключусь. Филлебраун низко склоняется надо мной и
спрашивает меня очень медленно и громко, находится ли моя жена сейчас в
большом доме у озера. Я не знаю. Я вообще не знаю, где сейчас находится
кто-либо из моей семьи, но могу назвать ему номер телефона того большого
дома, а также дома на другой стороне озера, где время от времени живет моя
дочь. Черт возьми, я мог бы назвать ему номер моей больничной страховки,
если он ему нужен. Все цифры у меня в голове. Вот только остальное пропало.
Теперь появляется больше людей. Где-то шумит полицейская рация. Меня
кладут на носилки. От этого мне больно и я вскрикиваю. Потом меня запихивают
внутрь машины скорой помощи, и полицейская рация шумит громче. Двери
закрываются, и впереди кто-то говорит: "А теперь жми на газ!" Затем машина
трогается.
Пол Филлебраун садится рядом со мной. У него в руках специальные
ножницы и он говорит мне, что ему нужно срезать кольцо со среднего пальца
моей правой руки -- это обручальное кольцо, которое мне подарила Тэбби в
1983 году, через двенадцать лет после нашей свадьбы. Я пытаюсь сказать
Филлебрауну, что потому ношу его на правой руке, что первое, доподлинное,
обручальное кольцо нанизано у меня на средний палец левой руки -- я купил
его в свое время в ювелирной лавке братьев Дэй в Бангоре, заплатив за
двойную упаковку 15 долларов 95 центов. То есть я хочу сказать этим, что
фактическое обручальное кольцо стоило всего восемь долларов, но вроде до сих
пор еще действует.
Из меня выходят только какие-то нечленораздельные звуки, скорее всего,
Пол Филлебраун ничего из них не понимает, однако продолжает кивать головой,
в то время как срезает второе, дорогое, кольцо с моей правой руки. Примерно
через два месяца после этого я звоню ему, чтобы поблагодарить его; за это
время мне стало ясно, что он, возможно, спас мне жизнь, когда на месте
оказал мне первую медицинскую помощь и затем по переделанным, ухабистым
объездным дорогам отвез меня со скоростью 110 миль в час в больницу.
Филлебраун заверяет меня, что с удовольствием сделал это, и добавляет,
что, по-видимому, кто-то прикрыл меня своим крылом.
"Я уже двадцать лет на этой работе", -- говорит он мне по телефону, --
"но когда я увидел, как вы лежите там в кювете и какие повреждения вы
получили от удара машиной, я, откровенно говоря, не очень-то рассчитывал,
что вы дотянете до больницы. Вам повезло, что вы сейчас находитесь среди
живых".
Повреждения, полученные мной от удара фургоном, таковы, что врачи в
больнице Нортерн Камберленд полагают, что не смогут оказать мне здесь
дальнейшую помощь; вызывается спасательный вертолет, который должен
доставить меня в Центральную клинику штата Мэн в Льюистоне. Потом приезжают
моя жена, мой старший сын и моя дочь. Детям разрешено пробыть со мной лишь
недолгое время, жене можно остаться дольше. Врачи говорят ей, что меня
здорово помяло, но мои раны не смертельны. Нижняя часть моего тела прикрыта.
Жене нельзя посмотреть на мое лихо закрученное вправо бедро, но можно смыть
с моего лица кровь и выбрать осколки стекла из моих волос.
На голове у меня длинная зияющая рана в том месте, где я ударился о
лобовое стекло машины Брайана Смита. Еще бы сантиметров пять левее и я бы
ударился о стальную боковую опору справа от водителя. Это наверняка бы
стоило мне жизни, или я лежал бы сейчас в коме. Если бы я упал на одну из
скальных пород, которые выходят из земли рядом с трассой No5, то меня,
скорее всего, тоже бы убило или на длительное время парализовало. Однако мне
повезло: меня перебросило через машину и я, пролетев пять метров по воздуху,
приземлился точно рядом с камнями.
"Видимо, вы в последний момент повернулись немного влево", -- сказал
мне позже доктор Дэвид Браун. "Иначе бы мы с вами сейчас не разговаривали".
Спасательный вертолет садится на автостоянке больницы Нортерн
Камберленд, и меня вывозят на улицу. Небо ясное и голубое. Роторные лопасти
вертолета громко хлопают. Кто-то кричит мне в ухо: "Что, уже когда-нибудь
летал на вертолете, Стивен?" Голос звучит весело, как будто он за меня
радуется. Я хочу ответить, что да, я уже летал на вертолете, даже два раза,
но не могу этого сделать. Мне вдруг становится тяжело дышать.
Меня загружают в вертолет. Я вижу сверкающую полосу голубого неба,
когда мы взлетаем, ни одного облачка. Красота. Я снова слышу голоса из
рации.
1 2 3 4 5