ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


Таковы два великих утешения, укрепляющие нашу стойкость и дающие нам великую бодрость: это великое благо жизни – сознавать свою правоту; это великая отрада – уверенно ждать того часа, когда Россия воспрянет, освободится и возобновит свой величавый исторический ход.
О публичной дипломатии и стратегии
Кто сколько-нибудь следит за иностранной прессой, тот, наверное, замечает, как откровенны западные европейцы и американцы в вопросах дипломатии и стратегии. Политики и военные одинаково считают возможным подробно и во всеуслышание рассказывать о своей армии, о ее численности, ее составе и ее размещении; называется число кораблей и обозначается их мощность; вычисляется количество воздушных аппаратов в прошлом, в настоящем и будущем; рассказывается о танках, у какой державы сколько, а у какой и совсем нет. Парламентарии не отстают от них в словоохотливости, а больше всех стараются журналисты, особенно в сообщениях с фронта и при расспросах в так называемых «интервью» и «конференциях». Задают ответственным лицам самые безответственные, а то и просто провокационные вопросы; добиваются ответов и немедленно публикуют их во всеуслышание, на радость противнику и на облегчение его разведке. Если строятся новые военные заводы (самые важные! самые таинственные!), то уже непременно объявят, где они будут расположены и когда будут готовы. Если усиливаются вооружения, то сообщат в речах и газетах, что «через год в армии всего – будет в четыре с половиной раза больше». Если хотят защищать Европу, то обнародуют, что раньше чем через три года достаточных для этого сил не будет; и добавочно сообщат, какие французские гавани будут служить коммуникационными базами и какое значение во всем этом будут иметь Испания, Югославия и Турция.
Читаешь и изумляешься. Вникаешь и не веришь глазам. Зачем это делается? Для демократического контроля? Но ведь самый архидемократический контроль может вестись закрыто и конфиденциально!.. Не веришь своим министрам, поставь над ними и за ними зорких парламентских контролеров, которым веришь безусловно… Может быть, это делается для того, чтобы напугать противника? Но какой же испуг, когда непрерывно сообщается о собственной несостоятельности… Или для того, чтобы обмануть противника; он поверит, что у нас ничего нет, а вдруг окажется, что «все есть»… Но, во-первых, так делают, когда хотят его вызвать на объявление войны; а кто же этого теперь хочет?!.. А во-вторых, такой образ действий предполагает участие всех военных, парламентариев и особенно журналистов в грандиозном «обманном заговоре»; сговорились и обманывают, да еще как… «глазом не моргнут», «комар носу не подточит», так ловко… Последнее предположение мы предоставим наивным людям.
Эта откровенность в ведении государственных дел (и притом – дел самого острого, судьбоносного значения!) является, по-видимому, симптомом замечательной общей доверчивости. Тот, кто следит за мировой прессой, постоянно спрашивает себя: как возможно, что к самым стратегически важнейшим изысканиям, к самым конфиденциальным работам министерств иностранных дел – допускаются все эти Алжер Хиссы, Фуксы, Гольды, Жулье-Кюри и другие? Откуда это предположение, что «всякий человек – джентльмен», что все салонно-обходительные люди – честнейшие ребята, что всякий натурализовавшийся в стране бродяга – никак не может быть предателем и шпионом? Объяснений нет. Остается только констатировать факт, столь часто отмеченный русской честной эмиграцией: политические бактерии имеют свои таинственные ходы, которыми они пробираются повсюду, особенно в министерства иностранных дел; а политические лейкоциты («белые»), с правдивостью и неподкупностью которых должны считаться и друзья, и враги, – не имеют этих «водосточных» ходов, гнушаются ими и остаются дезавуированными, подверженными всякой инсинуации и клевете. Западные народы верят кривым и не верят прямым, – и притом себе в сущую опасность и в сущий вред. И когда они опомнятся и начнут учиться не доверять ловким бродягам, то эти же ловкие бродяги, уже вцепившиеся в их организации наподобие клещей, научат их, в порядке диверсий, не доверять прямым и посадить «к разбору и сортировке» людей – новых проходимцев. Так было, напр., уже с германцами, где в министерстве Розенберга – личным составом «будущей» германской администрации в России заведовал один балтиец, известный агент НКВД, вырученный Розенбергом «по родству» из концентрационного лагеря гестапо…
С публичной дипломатией и стратегией мы уже имели дело в России. Когда в 1917 году началась революция, то из левого лагеря, приблизительно от Керенского до Ленина, раздались самые резкие, «обличительно-разоблачительные» протесты против тайной дипломатии и тайной стратегии. Казалось, корень бедствий и неудач был найден: демократические массы не имели возможности контролировать дипломатию и стратегию императорской России; стоит им только взяться за дело – и все пойдет иначе; стоит только извлечь на свет и начать публично обсуждать и решать вопросы о державных сношениях, соглашениях и проблемах русского государства, а также о целях, средствах и способах ведения войны – и все будет спасено. Волна этого противогосударственного психоза захватила и трезвого, но глубоко бестактного Милюкова, и он поспешил выступить в момент всероссийского крушения с гласным требованием «проливов»…
Грустно и постыдно вспомнить тот бедлам, который начался тогда в совдепах и на фронте. Мы с гневом и ужасом следили за этим сознательным и вызывающим попранием всех аксиом дипломатии и стратегии, кончая солдатским голосованием наступления на фронтовых митингах. Вывод напрашивался сам собой: дилетанты дорвались до власти; агенты врага провоцируют их на непоправимые и гибельные поступки; февральская интеллигенция губит войну и Россию; мы катимся в пропасть… Опасения и предчувствия наши оправдались… Какие уж уроки мы должны извлечь из всего этого?
* * *
Никакое государство, – ни авторитарное, ни демократическое, ни монархию, ни республику, – нельзя строить на всеобщем, братолюбиво-сентиментальном доверии. Такое доверие уместно только в сердце праведного пустынножителя; уже в монастырском быту оно неуместно.
Это совсем не значит, что в политике, дипломатии и стратегии надо «всем не доверять». Но для доверия необходимо иметь серьезные основания. Доверяющий несет ответственность за свое доверие: ибо он доверяет не только себя и свою жизнь (подобно отшельнику), а дело своего народа и государства. Здесь прежде чем «отрезать», надо семь раз «примерить» и проверить, чтобы самому не оказаться по недосмотру – причастным измене и предательству.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138