Наконец наружный люк отодвинулся; Бредли выплыл, а за ним и Гибсон вместе с последними струями воздуха двинулся к звездам. Замедленность движений и полная тишина поразили его. С ужасающей неизбежностью «Арес» отступал назад.
Мартин погружался в космос — в настоящий космос, наконец, — и единственной его страховкой была тонкая разматывающаяся леска. Он никогда не испытывал ничего подобного, но все-таки ему показалось, что это уже было когда-то. Вероятно, его мозг работал с поразительной быстротой — он вспомнил почти сразу. В детстве, чтоб научить его плавать, его бросили в воду. Сейчас он снова очертя голову бросился в неизвестную стихию.
Он оглянулся. «Арес» был уже в нескольких сотнях метров, и расстояние быстро росло.
— Сколько у нас этой нитки? — испуганно спросил он.
Ответа не было, и он пережил жуткую секунду, пока не вспомнил, что надо нажать на кнопку микрофона.
— Километр примерно, — сказал Бредли, когда он повторил вопрос.
— А если она порвется? — спросил Гибсон скорее всерьез, чем в шутку.
— Не порвется. И вообще мы прекрасно можем вернуться при помощи наших ракеток.
— А если они откажут?
— Нечего сказать, веселенький разговор. Они откажут, если испортятся три устройства сразу. Не забудьте о запасном двигателе, а кроме того, на скафандре есть указатель. Он вас предупредит, если останется мало горючего.
— Нет, вы представьте! — настаивал Гибсон.
— Ну что ж, тогда придется просигналить и ждать, пока вас выудят.
Не думаю, что они будут торопиться. Вряд ли человек, попавший в такую кашу, вызовет у них теплое чувство.
Что-то дернуло — нитка размоталась до конца.
— Далеко мы ушли от дома, — спокойно сказал Бредли.
Гибсон несколько секунд не мог определить, где же «Арес». Они находились по ночную сторону космолета, и он был полностью в тени. Оба шара стали тонкими полумесяцами, их легко можно было принять за Землю или Луну. Чувство контакта совершенно исчезло — космолет казался хрупким и маленьким, он перестал быть святыней. Наконец-то Гибсон остался один на один со звездами.
Он был благодарен Бредли, что тот молчит и не мешает ему думать.
Звезды так сверкали, их было так много, что поначалу Гибсон не мог найти самые знакомые созвездия. Затем он узнал Марс, самый яркий на небе после Солнца, и сразу проступили очертания эклиптики. Очень осторожно при помощи ракетки он повернул скафандр головой к Полярной звезде. Теперь он снова принял «нормальное положение», и звезды встали на свои места.
Он искал альфу Центавра среди незнакомых созвездий Южного полушария, как вдруг увидел предмет, ни на что на свете не похожий.
Далеко-далеко среди звезд плыл белый четырехугольник. Так, во всяком случае, увидел Гибсон; но тут же понял, что чувство перспективы изменило ему и что-то совсем маленькое плывет в нескольких метрах от него. Даже тогда он не сразу узнал листок бумаги, медленно поворачивающийся в космосе. Что могло быть обычнее и необычнее этого?
Он нажал кнопку и заговорил с Бредли. Тот ничуть не удивился.
— А что тут такого? — с некоторым нетерпением сказал он. — Мы выбрасываем мусор каждый день. Пока нет ускорения, он тут и болтается.
«Как просто!» — подумал Гибсон. Он был немного раздосадован — что может быть противней исчезнувшей тайны? Наверное, это его черновик.
Если бы подплыть поближе, занятно было бы его поймать, схватить и посмотреть, как подействовал на него космос. К сожалению, до бумажки было не дотянуться, — разве что оборвать нить, связывавшую его с «Аресом».
Он, Гибсон, будет давно в могиле, а эта бумажка по-прежнему будет болтаться среди звезд. Но он никогда не узнает, что на ней написано.

***
Норден встретил их в воздушной камере. Вид у него был довольный, но Гибсон не мог подмечать такие мелочи. Гибсон еще плавал среди звезд.
Он пришел в себя только тогда, когда мягко застучала пишущая машинка и первые фразы появились на бумаге.
— Успели? — спросил Бредли, когда Гибсон уже не мог его слышать.
— Да, — сказал Норден. — Мы выключили вентиляторы и нашли дырку старым добрым способом — при помощи свечки. Заклепали, закрасили, и все. А снаружи починим в доках — если стоит, конечно. Молодец Мак, здорово сработал! Он просто губит свой талант, пропадает в астрогаторах.
Глава 6
Для Мартина Гибсона путешествие шло приятно и довольно спокойно.
Как всегда, ему удалось устроиться удобно (не только среди вещей, но и среди людей). Он немало писал, иногда — совсем хорошо, всегда — прилично; но знал, что не сможет работать в полную силу, пока не прибудет на Марс.
Начинались последние недели рейса, и напряжение уменьшилось. Все знали, что ничего не случится до самого выхода на орбиту. Последним важным событием для Гибсона было исчезновение Земли. День за днем она подходила все ближе к широкой жемчужной короне Солнца. Однажды вечером Гибсон смотрел на нее в телескоп и думал, что увидит ее утром, но за ночь корона выбросила протуберанец на миллион километров, и Земля исчезла. Она могла появиться не раньше чем через неделю; а за эту неделю мир для Гибсона изменился так сильно, как он и подумать не мог...

***
Если бы кто-нибудь спросил Джимми Спенсера, что он думает о Гибсоне, он ответил бы по-разному в разные периоды рейса. Сначала он побаивался своего знаменитого ученика, но это быстро прошло. К чести Гибсона, его никак нельзя было назвать снобом, и он ни разу не воспользовался своим привилегированным положением на «Аресе». Джимми чувствовал себя с ним даже проще, чем с остальными, — те все же в той или иной степени были его начальством.
Что Гибсон думает о нем, Джимми никак не мог понять. Иногда у него возникало неприятное чувство, будто он просто материал для писателя и раньше или позже потеряет для него ценность. Почти все знакомые Гибсона чувствовали это, и почти все они были правы. Кроме того, Джимми ставили в тупик технические познания Гибсона. Поначалу Джимми казалось, что Гибсону важно одно: как бы не наделать ошибок в своих передачах на Землю, а до космонавтики как таковой ему и дела нет. Но вскоре стало ясно, что это не совсем так. Гибсон трогательно интересовался самыми абстрактными проблемами и требовал математических доказательств, которые Джимми не всегда мог ему дать. По-видимому, Гибсон когда-то получил хорошее техническое образование и еще не все забыл; но он не объяснял, где учился и почему так настойчиво пытается овладеть научными проблемами, слишком сложными для него. К тому же он так явно расстраивался из-за своих неудач, что Джимми очень его жалел — кроме тех случаев, конечно, когда ученик выходил из себя и накидывался на преподавателя. Тогда Джимми забирал книги, и занятия не возобновлялись, пока Гибсон не приносил извинений.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40