Оба последних пользовались более чем средним доверием начальства.
— А может, — медленно проговорил Венсуэлли, — может, оба в пучину бросились с тоски по смытому любимому хозяину? Э?
— Ритмовой был образцовым махрусианином. Удары в барабан сопровождал религиозными причитаниями и перемежал песнопениями, в основном просил Господа ниспослать галерникам хорошее здоровье. Нет, адмирал, этот жизни бы себя добровольно не лишил.
— Догадки, Дебрен, догадки. Косвенные. — Вспышка в карих глазах адмирала сказала о другом. — Есть еще что-нибудь? Потому что на основании сказанного тобою невозможно повесить на рее больше, чем одного, ну, двух… По обвинению в халатности. Какой-нибудь слабый канат, скользкая палуба, ненормативной высоты фальшборт…
— Когда меня вконец… ну, сами знаете, о чем я… то в своей каюте застал боцмана и рулевого. Они утверждали, будто хотели заняться уборкой. Я предпочел их слова на веру принять. Метлу действительно с собой принесли, воду в ведре… Мало, зато освященную. А метла сломана была, обе части хорошо острены, а это заставляет и о плотнике как следует подумать. Темно было, как всегда в полночь, поэтому я не стал спрашивать, откуда взялись две дыры в перине. Тесно здесь, запросто можно метлой о гамак задеть.
— О кости Махрусовы… Ты понимаешь, что говоришь? Это ж открытый бунт!
— Успокойтесь, господин адмирал. Стратегу полагается быть рассудительным и не горячиться.
— Почему ты их сразу же в жаб не превратил? Шучу, шучу, Дебрен, не принимай меня за дурачка… Но припарить кого-нибудь своей палочкой, я думаю, мог. А?
— Корабль и так едва плывет, а с жабой за рулем и второй, которая команде свистки подает, мы бы далеко не ушли. Я их только припугнул.
Венсуэлли отхлебнул из бутылки, закусил остатком устрицы. И погрустнел.
— Пожалуй, адмиральский патент не для меня. Знаешь, Дебрен, во мне близорукий тактик сидит и ногами дрыгает. Душа требует этих сукиных сынов под килем протащить, отделать как следует батогами и на реях рядком развесить. Знаю, что не должен, но руки чешутся.
— Сейчас вы здесь командуете. Надо думать.
— Надо думать?
— Вы видели, что от секретных приказов осталось? Зачем-то ведь нас сюда прислали, а вот зачем — не знаю. Даже не знаю, точно ли сюда: капитан пару раз как-то мимоходом упоминал о Канале, и только поэтому мы на вас наткнулись. А поскольку вы императорский вымпел навстречу подняли, то я и приказал корабль остановить.
Венсуэлли встал, выглянул в выбитое окно. Когда повернулся, у него на губах играла не очень приятная ухмылка.
— Вот думаю я, думаю, и что-то у меня не стыкуется. Шесть дней, говоришь? В Бурлящем заливе, говоришь? Если я знаю жизнь, а я ее знаю, то боцман, рулевой и плотник не одни за уборку брались. В таких случаях вся команда стеной становится. Вся — подчеркиваю. Потому что те, что к стене примкнуть не хотят, за борт отправляются и тонут, как простой кирпич. Это — во-первых. А во-вторых, мне как-то верить не хочется, что переговоры с корабельным магом начались с освященной воды и осинового кола. И уж тем более — плыть по океану без офицеров… Матросы, конечно, не больно-то мудры, но и не вовсе уж глупы. Знают, что дорогу надо найти, от погони увернуться, от бури сбежать. Чародей — это сокровище, никто его так вот запросто не укокошит.
— Я в морской магии не очень силен, — спокойно признался Дебрен.
— Спрошу прямо: ты видел, что готовится бунт?
— Конечно. Вы правы, адмирал. Они пришли ко мне, как только мы повернули к северу. Сразу за Кариатидским проливом.
Венсуэлли не спеша вынул меч. В левой руке неведомо когда появился нож. Криво усмехаясь, адмирал глядел то на Дебрена, то на изъеденную грибком, но все еще выполняющую свою роль дверь.
— Ну вот мы и дошли до сути. Ты здесь банк держишь, чародей, и играть нам приходится твоими картами. Но выиграть-то ты еще не выиграл.
— Ты делаешь неверные выводы. — Дебрен не пошевелился, продолжая спокойно сидеть на сундуке.
— А ты переоцениваешь свои силы. Пожалуй, я знаю, как ты намерен поступить. Ветер — с океана, «Ласточка», несмотря на отчаянное маневрирование, загоняется в глубь Канала, а вы, работая веслами, делаете «кругом» и смываетесь. Ловко, но двух моментов ты не учел.
— Не хотелось бы вас прерывать, но…
— Ну так не прерывай. Слушай, пока еще не поздно. Во-первых, меня нелегко убить… — Он завертел мечом, двигая только предплечьем. — Многие пытались, чародеи тоже, и до сих пор лечат себе заклинаниями переломанные лапы, оплевывая бороды. Во-вторых, «Ласточка» получила свое имя не по романтической прихоти. Ветер не ветер, чары не чары, она всегда ухитрялась появиться там, где я хотел, и здорово прижать, кого надо. А уж в этом-то рейсе ты и понятия, Дебрен, не имеешь, как здорово. Она тебе истинный драконий коготь покажет, если меня не послушаешь.
— Но я ведь слушаю.
Венсуэлли рассмеялся, покрутил головой, глянул в окно, как бы приглашая кружащих вокруг надстройки чаек посмотреть, что за шут этот чародей. И метнул нож.
Дебрен замер. Потом медленно и осторожно повернул голову ровно настолько, чтобы краешком глаза поймать блеск стали. На этот раз переборка выдержала. Балка дверной коробки хоть и прогнила, но была достаточно толстая и солидная.
Адмирал продолжал стоять у окна, держа меч низко, что было добрым знаком, как бы говоря о том, что стратегия, возможно, возьмет верх над тактикой. С другой стороны, мало того, что галера была старой, так вдобавок еще и небольшой. А это определяло размер капитанской каюты и очень малое расстояние между засунутой за пояс волшебной палочкой и опущенным вниз острием мечом.
— Чарами отклонил, согласись, — буркнул Венсуэлли.
— А ты думал как? — так же тихо ответил Дебрен, поглаживая, но не вынимая палочку.
— Я левой рукой бросал. Но все равно ты б свое получил, если б поднялся. — Они глядели друг другу в глаза. — Мог хотя б задницей пошевелить, дружок. Как-то странно драться с человеком, рассиживающимся на сундуке.
— Ну так не дерись. Или, если неймется, присядь вон там, на ведре. Шансы уравняются.
— Я хотел лишь ранить, но если ты меня насмешками доведешь… Ну так как? Будем драться или начнем переговоры?
— Я всегда, пока это возможно, стою за переговоры.
— Дожидаясь поддержки? — Венсуэлли многозначительно глянул на дверь. — Что ж, подождем. Интересно, кто первым дождется. Я, например, своих людей научил, что когда я на чужой корабль поднимаюсь и слишком долго признаков жизни не подаю, то они должны идти на абордаж. На это им понадобится немного времени, но они наверняка крутятся поблизости, иначе говоря, твоей банде надо дважды подумать, прежде чем вмешиваться в наш с тобой диалог.
— Это не моя банда, адмирал. Ты не дал мне договорить, предпочтя в порядке тренировки покидать ножик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97
— А может, — медленно проговорил Венсуэлли, — может, оба в пучину бросились с тоски по смытому любимому хозяину? Э?
— Ритмовой был образцовым махрусианином. Удары в барабан сопровождал религиозными причитаниями и перемежал песнопениями, в основном просил Господа ниспослать галерникам хорошее здоровье. Нет, адмирал, этот жизни бы себя добровольно не лишил.
— Догадки, Дебрен, догадки. Косвенные. — Вспышка в карих глазах адмирала сказала о другом. — Есть еще что-нибудь? Потому что на основании сказанного тобою невозможно повесить на рее больше, чем одного, ну, двух… По обвинению в халатности. Какой-нибудь слабый канат, скользкая палуба, ненормативной высоты фальшборт…
— Когда меня вконец… ну, сами знаете, о чем я… то в своей каюте застал боцмана и рулевого. Они утверждали, будто хотели заняться уборкой. Я предпочел их слова на веру принять. Метлу действительно с собой принесли, воду в ведре… Мало, зато освященную. А метла сломана была, обе части хорошо острены, а это заставляет и о плотнике как следует подумать. Темно было, как всегда в полночь, поэтому я не стал спрашивать, откуда взялись две дыры в перине. Тесно здесь, запросто можно метлой о гамак задеть.
— О кости Махрусовы… Ты понимаешь, что говоришь? Это ж открытый бунт!
— Успокойтесь, господин адмирал. Стратегу полагается быть рассудительным и не горячиться.
— Почему ты их сразу же в жаб не превратил? Шучу, шучу, Дебрен, не принимай меня за дурачка… Но припарить кого-нибудь своей палочкой, я думаю, мог. А?
— Корабль и так едва плывет, а с жабой за рулем и второй, которая команде свистки подает, мы бы далеко не ушли. Я их только припугнул.
Венсуэлли отхлебнул из бутылки, закусил остатком устрицы. И погрустнел.
— Пожалуй, адмиральский патент не для меня. Знаешь, Дебрен, во мне близорукий тактик сидит и ногами дрыгает. Душа требует этих сукиных сынов под килем протащить, отделать как следует батогами и на реях рядком развесить. Знаю, что не должен, но руки чешутся.
— Сейчас вы здесь командуете. Надо думать.
— Надо думать?
— Вы видели, что от секретных приказов осталось? Зачем-то ведь нас сюда прислали, а вот зачем — не знаю. Даже не знаю, точно ли сюда: капитан пару раз как-то мимоходом упоминал о Канале, и только поэтому мы на вас наткнулись. А поскольку вы императорский вымпел навстречу подняли, то я и приказал корабль остановить.
Венсуэлли встал, выглянул в выбитое окно. Когда повернулся, у него на губах играла не очень приятная ухмылка.
— Вот думаю я, думаю, и что-то у меня не стыкуется. Шесть дней, говоришь? В Бурлящем заливе, говоришь? Если я знаю жизнь, а я ее знаю, то боцман, рулевой и плотник не одни за уборку брались. В таких случаях вся команда стеной становится. Вся — подчеркиваю. Потому что те, что к стене примкнуть не хотят, за борт отправляются и тонут, как простой кирпич. Это — во-первых. А во-вторых, мне как-то верить не хочется, что переговоры с корабельным магом начались с освященной воды и осинового кола. И уж тем более — плыть по океану без офицеров… Матросы, конечно, не больно-то мудры, но и не вовсе уж глупы. Знают, что дорогу надо найти, от погони увернуться, от бури сбежать. Чародей — это сокровище, никто его так вот запросто не укокошит.
— Я в морской магии не очень силен, — спокойно признался Дебрен.
— Спрошу прямо: ты видел, что готовится бунт?
— Конечно. Вы правы, адмирал. Они пришли ко мне, как только мы повернули к северу. Сразу за Кариатидским проливом.
Венсуэлли не спеша вынул меч. В левой руке неведомо когда появился нож. Криво усмехаясь, адмирал глядел то на Дебрена, то на изъеденную грибком, но все еще выполняющую свою роль дверь.
— Ну вот мы и дошли до сути. Ты здесь банк держишь, чародей, и играть нам приходится твоими картами. Но выиграть-то ты еще не выиграл.
— Ты делаешь неверные выводы. — Дебрен не пошевелился, продолжая спокойно сидеть на сундуке.
— А ты переоцениваешь свои силы. Пожалуй, я знаю, как ты намерен поступить. Ветер — с океана, «Ласточка», несмотря на отчаянное маневрирование, загоняется в глубь Канала, а вы, работая веслами, делаете «кругом» и смываетесь. Ловко, но двух моментов ты не учел.
— Не хотелось бы вас прерывать, но…
— Ну так не прерывай. Слушай, пока еще не поздно. Во-первых, меня нелегко убить… — Он завертел мечом, двигая только предплечьем. — Многие пытались, чародеи тоже, и до сих пор лечат себе заклинаниями переломанные лапы, оплевывая бороды. Во-вторых, «Ласточка» получила свое имя не по романтической прихоти. Ветер не ветер, чары не чары, она всегда ухитрялась появиться там, где я хотел, и здорово прижать, кого надо. А уж в этом-то рейсе ты и понятия, Дебрен, не имеешь, как здорово. Она тебе истинный драконий коготь покажет, если меня не послушаешь.
— Но я ведь слушаю.
Венсуэлли рассмеялся, покрутил головой, глянул в окно, как бы приглашая кружащих вокруг надстройки чаек посмотреть, что за шут этот чародей. И метнул нож.
Дебрен замер. Потом медленно и осторожно повернул голову ровно настолько, чтобы краешком глаза поймать блеск стали. На этот раз переборка выдержала. Балка дверной коробки хоть и прогнила, но была достаточно толстая и солидная.
Адмирал продолжал стоять у окна, держа меч низко, что было добрым знаком, как бы говоря о том, что стратегия, возможно, возьмет верх над тактикой. С другой стороны, мало того, что галера была старой, так вдобавок еще и небольшой. А это определяло размер капитанской каюты и очень малое расстояние между засунутой за пояс волшебной палочкой и опущенным вниз острием мечом.
— Чарами отклонил, согласись, — буркнул Венсуэлли.
— А ты думал как? — так же тихо ответил Дебрен, поглаживая, но не вынимая палочку.
— Я левой рукой бросал. Но все равно ты б свое получил, если б поднялся. — Они глядели друг другу в глаза. — Мог хотя б задницей пошевелить, дружок. Как-то странно драться с человеком, рассиживающимся на сундуке.
— Ну так не дерись. Или, если неймется, присядь вон там, на ведре. Шансы уравняются.
— Я хотел лишь ранить, но если ты меня насмешками доведешь… Ну так как? Будем драться или начнем переговоры?
— Я всегда, пока это возможно, стою за переговоры.
— Дожидаясь поддержки? — Венсуэлли многозначительно глянул на дверь. — Что ж, подождем. Интересно, кто первым дождется. Я, например, своих людей научил, что когда я на чужой корабль поднимаюсь и слишком долго признаков жизни не подаю, то они должны идти на абордаж. На это им понадобится немного времени, но они наверняка крутятся поблизости, иначе говоря, твоей банде надо дважды подумать, прежде чем вмешиваться в наш с тобой диалог.
— Это не моя банда, адмирал. Ты не дал мне договорить, предпочтя в порядке тренировки покидать ножик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97