Он заморгал.
— Дитя, что здесь случилось? — спросил он. — Ательберт?..
Его спутники уже перешли вброд речку вслед за ним. Джудит подняла взгляд, все еще стоя на коленях, ее лицо излучало спокойную безмятежность.
— Мы играли. Он упал. Уверена, что с ним все будет в порядке, господин мой. В конце концов. — Она улыбнулась.
Пока она говорила, Алун аб Оуин подошел к остальным детям Элдреда раньше, чем Сейнион получил возможность его официально представить. Пес следовал за ним по пятам. Верховного священнослужителя на короткое мгновение охватило явственное дурное предчувствие.
Сын Оуина, которого Сейнион взял с собой на восток под влиянием внезапного порыва и инстинкта, оказался непростым спутником во время путешествия в земли англсинов. Не было причин полагать, что теперь, когда они прибыли на место, он станет другим. В начале этого года он пережил удар, не менее жестокий, чем тот, который убил его брата. Он получил глубокую душевную рану, когда поехал домой сообщить отцу и матери, что их первенец и наследник убит эрлингами и похоронен в земле Арберта, а потом остаток лета влачил мрачное и бесцельное существование. Сын Оуина не нашел исцеления. Пока не нашел.
Он нехотя согласился, под нажимом отца, сопровождать верховного священнослужителя ко двору англсинов, по дороге между морем и густым лесом, лежащим между провинциями сингаэлей и землями англсинов, лесом, полным оленей и кабанов и слухов о многом другом: в этот лес не входил ни один человек по многим причинам.
Сейнион, внимательно наблюдая за ним по дороге, горевал из-за уцелевшего сына почти так же сильно, как по погибшему. Сохраненная жизнь могла стать грузом, способным раздавить душу. Он кое-что знал об этом и думал об этом всякий раз, когда навещал могилу на берегу моря.
Кендра смотрела на приближающегося к ним юного сингаэля и собаку, идущую рядом с ним. Она понимала, что ей следует подойти к верховному священнику, как сделала Джудит, получить его благословение, радостно приветствовать его.
Она обнаружила, что не может пошевелиться, ничего не понимает. Ощущение… чего-то очень странного.
Сингаэль подошел к ним. Она затаила дыхание.
— Да приветствует тебя Джад, — сказала Кендра.
Он прошел мимо нее. Даже не взглянул в ее сторону. Прямые волосы до плеч, карие глаза. Ее ровесник, догадалась она. Невысокий, хорошо сложен, у пояса меч.
Он опустился на колени рядом с Ательбертом, который лежал неподвижно, свернувшись клубком, словно младенец, все еще прижав ладони к промежности. Она стояла достаточно близко и услышала, как ее старший брат прошептал с закрытыми глазами:
— Помоги мне, сингаэль. Небольшой розыгрыш. Скажи Джудит, что я умер. Хакон тебе поможет.
Сингаэль на секунду застыл, потом встал. Глядя сверху на наследника трона англсинов, он презрительно бросил:
— Ты не того выбрал для игры. Не нахожу ничего забавного в том, чтобы сообщить кому-то, что его брат умер, и я скорее соглашусь вечно гореть в аду, прежде чем позволю эрлингу помочь мне… в чем угодно. Возможно, ты предпочитаешь есть и пить с ними, англсин, но некоторые из нас еще помнят их казнь кровавого орла. Скажи мне, где похоронен твой дед, сын Элдреда?
Кендра поднесла ладонь ко рту, сердце ее глухо стучало. За лугом в утреннем свете Джудит стояла с Сейнионом Льюэртским, она ничего не слышала. Они были похожи на картинку из священной книги, любовно и набожно освященную клириками. Часть другой картины, другого текста, не этого.
Этот текст, в котором были они, не священный. Хлесткость слов сингаэля почему-то усиливала музыкальность его голоса. Ательберт, который вовсе не был просто шутником, открыл глаза и посмотрел вверх.
Хакон покраснел, как всегда, когда выходил из себя.
— Мне кажется, ты оскорбляешь и принца Ательберта, и меня по своему невежеству, — произнес он с достоинством. — Берешь свои слова обратно или мне придется проучить тебя, во имя святого Джада? — Он взялся за рукоять меча.
Младшая дочь Элдреда отличалась более мягкими манерами, чем ее сестра, и поэтому ее считали более мягкой (но не братья и сестры). Однако с ней сейчас происходило нечто странное. Чувство, внутреннее ощущение… присутствие. Она не понимала, тревожилась, злилась, ей что-то угрожало. Темнота при солнечном свете была здесь, рядом.
Сжав кулаки, она подошла к брату, к их давнему другу и к этому самонадеянному сингаэлю, кем бы он ни был, и, когда незнакомец повернулся к ней, она замахнулась обутой в сапог ногой, чтобы ударить так же, как Джудит ударила Ательберта.
Но результат получился другим. Этот человек не стоял с закрытыми глазами, он был в состоянии повышенной готовности, порожденной яростью и путешествием в незнакомую страну.
— Кафал! Стоять! — хрипло приказал он, и в ту же секунду, когда пес отступил, сингаэль ловко отпрянул в сторону и схватил ступню Кендры, наносящую удар. Он остановил ее ногу на высоте талии. Потом поднял еще выше.
Она падала. Он хотел, чтобы она упала.
И упала бы, если бы не подоспел другой человек, постарше, быстро ее подхвативший. Она не слышала, как подошел священник. Она осталась в этой позе: одна нога в руках у одного сингаэля, а тело поддерживал сзади другой.
Разъяренный Хакон прыгнул вперед.
— Вы, свиньи! — рявкнул он. — Отпустите ее!
Младший повиновался с готовностью, что было приятно. Затем, что было менее приятно, сказал:
— Простите меня. Каким было бы правильное поведение в данном случае? Позволить эрлингу научить меня учтивости? Я не хотел вырезать ей легкие. Как следует поступить человеку, когда женщина так роняет в его глазах свое высокое происхождение? Принять предложенный удар?
Хакону пришлось трудно, так как он не находил достойного ответа и совсем не понимал, почему Кендра так поступила.
— С превеликим удовольствием прикончу тебя, — продолжал сингаэль своим абсурдно красивым голосом, который, по-видимому, всем им достается в дар, — если ты считаешь, что здесь речь идет о защите чести.
— Нет! — быстро возразила Кендра, и одновременно Сейнион Льюэртский отпустил ее локти и повернулся к своему спутнику.
— Принц Алун, — произнес он голосом, похожим на кованый металл, — ты здесь в качестве моего спутника и телохранителя. Я полагаюсь на тебя. Помни об этом.
— И я буду защищать тебя ценой жизни от языческого отродья, — ответил молодой сингаэль. Слова были грубыми, тон сверхъестественно мягким, ровным. “Ему все равно, — подумала вдруг Кендра. — Он хочет умереть”. Она не имела ни малейшего представления, откуда ей это известно.
Хакон обнажил меч и сделал шаг.
— Мне надоели эти слова, — с достоинством произнес он. — Сделай, что сможешь, во имя Джада.
— Нет. Простите меня, оба, но я вам запрещаю. Это произнес Ательберт, уже стоя, ему явно было больно, но он делал то, что нужно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134
— Дитя, что здесь случилось? — спросил он. — Ательберт?..
Его спутники уже перешли вброд речку вслед за ним. Джудит подняла взгляд, все еще стоя на коленях, ее лицо излучало спокойную безмятежность.
— Мы играли. Он упал. Уверена, что с ним все будет в порядке, господин мой. В конце концов. — Она улыбнулась.
Пока она говорила, Алун аб Оуин подошел к остальным детям Элдреда раньше, чем Сейнион получил возможность его официально представить. Пес следовал за ним по пятам. Верховного священнослужителя на короткое мгновение охватило явственное дурное предчувствие.
Сын Оуина, которого Сейнион взял с собой на восток под влиянием внезапного порыва и инстинкта, оказался непростым спутником во время путешествия в земли англсинов. Не было причин полагать, что теперь, когда они прибыли на место, он станет другим. В начале этого года он пережил удар, не менее жестокий, чем тот, который убил его брата. Он получил глубокую душевную рану, когда поехал домой сообщить отцу и матери, что их первенец и наследник убит эрлингами и похоронен в земле Арберта, а потом остаток лета влачил мрачное и бесцельное существование. Сын Оуина не нашел исцеления. Пока не нашел.
Он нехотя согласился, под нажимом отца, сопровождать верховного священнослужителя ко двору англсинов, по дороге между морем и густым лесом, лежащим между провинциями сингаэлей и землями англсинов, лесом, полным оленей и кабанов и слухов о многом другом: в этот лес не входил ни один человек по многим причинам.
Сейнион, внимательно наблюдая за ним по дороге, горевал из-за уцелевшего сына почти так же сильно, как по погибшему. Сохраненная жизнь могла стать грузом, способным раздавить душу. Он кое-что знал об этом и думал об этом всякий раз, когда навещал могилу на берегу моря.
Кендра смотрела на приближающегося к ним юного сингаэля и собаку, идущую рядом с ним. Она понимала, что ей следует подойти к верховному священнику, как сделала Джудит, получить его благословение, радостно приветствовать его.
Она обнаружила, что не может пошевелиться, ничего не понимает. Ощущение… чего-то очень странного.
Сингаэль подошел к ним. Она затаила дыхание.
— Да приветствует тебя Джад, — сказала Кендра.
Он прошел мимо нее. Даже не взглянул в ее сторону. Прямые волосы до плеч, карие глаза. Ее ровесник, догадалась она. Невысокий, хорошо сложен, у пояса меч.
Он опустился на колени рядом с Ательбертом, который лежал неподвижно, свернувшись клубком, словно младенец, все еще прижав ладони к промежности. Она стояла достаточно близко и услышала, как ее старший брат прошептал с закрытыми глазами:
— Помоги мне, сингаэль. Небольшой розыгрыш. Скажи Джудит, что я умер. Хакон тебе поможет.
Сингаэль на секунду застыл, потом встал. Глядя сверху на наследника трона англсинов, он презрительно бросил:
— Ты не того выбрал для игры. Не нахожу ничего забавного в том, чтобы сообщить кому-то, что его брат умер, и я скорее соглашусь вечно гореть в аду, прежде чем позволю эрлингу помочь мне… в чем угодно. Возможно, ты предпочитаешь есть и пить с ними, англсин, но некоторые из нас еще помнят их казнь кровавого орла. Скажи мне, где похоронен твой дед, сын Элдреда?
Кендра поднесла ладонь ко рту, сердце ее глухо стучало. За лугом в утреннем свете Джудит стояла с Сейнионом Льюэртским, она ничего не слышала. Они были похожи на картинку из священной книги, любовно и набожно освященную клириками. Часть другой картины, другого текста, не этого.
Этот текст, в котором были они, не священный. Хлесткость слов сингаэля почему-то усиливала музыкальность его голоса. Ательберт, который вовсе не был просто шутником, открыл глаза и посмотрел вверх.
Хакон покраснел, как всегда, когда выходил из себя.
— Мне кажется, ты оскорбляешь и принца Ательберта, и меня по своему невежеству, — произнес он с достоинством. — Берешь свои слова обратно или мне придется проучить тебя, во имя святого Джада? — Он взялся за рукоять меча.
Младшая дочь Элдреда отличалась более мягкими манерами, чем ее сестра, и поэтому ее считали более мягкой (но не братья и сестры). Однако с ней сейчас происходило нечто странное. Чувство, внутреннее ощущение… присутствие. Она не понимала, тревожилась, злилась, ей что-то угрожало. Темнота при солнечном свете была здесь, рядом.
Сжав кулаки, она подошла к брату, к их давнему другу и к этому самонадеянному сингаэлю, кем бы он ни был, и, когда незнакомец повернулся к ней, она замахнулась обутой в сапог ногой, чтобы ударить так же, как Джудит ударила Ательберта.
Но результат получился другим. Этот человек не стоял с закрытыми глазами, он был в состоянии повышенной готовности, порожденной яростью и путешествием в незнакомую страну.
— Кафал! Стоять! — хрипло приказал он, и в ту же секунду, когда пес отступил, сингаэль ловко отпрянул в сторону и схватил ступню Кендры, наносящую удар. Он остановил ее ногу на высоте талии. Потом поднял еще выше.
Она падала. Он хотел, чтобы она упала.
И упала бы, если бы не подоспел другой человек, постарше, быстро ее подхвативший. Она не слышала, как подошел священник. Она осталась в этой позе: одна нога в руках у одного сингаэля, а тело поддерживал сзади другой.
Разъяренный Хакон прыгнул вперед.
— Вы, свиньи! — рявкнул он. — Отпустите ее!
Младший повиновался с готовностью, что было приятно. Затем, что было менее приятно, сказал:
— Простите меня. Каким было бы правильное поведение в данном случае? Позволить эрлингу научить меня учтивости? Я не хотел вырезать ей легкие. Как следует поступить человеку, когда женщина так роняет в его глазах свое высокое происхождение? Принять предложенный удар?
Хакону пришлось трудно, так как он не находил достойного ответа и совсем не понимал, почему Кендра так поступила.
— С превеликим удовольствием прикончу тебя, — продолжал сингаэль своим абсурдно красивым голосом, который, по-видимому, всем им достается в дар, — если ты считаешь, что здесь речь идет о защите чести.
— Нет! — быстро возразила Кендра, и одновременно Сейнион Льюэртский отпустил ее локти и повернулся к своему спутнику.
— Принц Алун, — произнес он голосом, похожим на кованый металл, — ты здесь в качестве моего спутника и телохранителя. Я полагаюсь на тебя. Помни об этом.
— И я буду защищать тебя ценой жизни от языческого отродья, — ответил молодой сингаэль. Слова были грубыми, тон сверхъестественно мягким, ровным. “Ему все равно, — подумала вдруг Кендра. — Он хочет умереть”. Она не имела ни малейшего представления, откуда ей это известно.
Хакон обнажил меч и сделал шаг.
— Мне надоели эти слова, — с достоинством произнес он. — Сделай, что сможешь, во имя Джада.
— Нет. Простите меня, оба, но я вам запрещаю. Это произнес Ательберт, уже стоя, ему явно было больно, но он делал то, что нужно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134