— Если ты стоишь на безлюдной тропе, она покажется тебе пустой. Ты можешь представить, что эта тропа ведет в разные места, в которых тебе хотелось бы побывать. Но на самом деле она не идет туда, куда тебе надо. Она уже там. Тропа, которая лежит под твоими ногами, становится оживленной дорогой в тринадцати и двадцати трех лигах в обе стороны от тебя, она проходит в самом центре людного города. Эта дорога слышит твои неторопливые шаги и — одновременно — поступь несчетных пешеходов. Дорога живет. Она слушает. Она ловит голоса, мысли и чувства. И если ты умеешь спрашивать, она расскажет тебе то, что знает. — Девочка виновато улыбнулась. — Но я не очень хорошо умею ходить по дороге. Моя нанте может слышать голоса там, откуда они доносятся. А мой слух различает лишь близкие голоса. И я никогда не слышу старые истории… Только недавние. Дорога может рассказать мне о том, что случилось вчера или позавчера… Но я не умею понимать ее, когда она говорит о тех, кто прошел по ней месяц или год назад. Я человек, и поэтому, — Алви вздохнула, — поэтому мне труднее слушать дорогу.
Кейт и Ри обменялись взволнованными взглядами.
— А кто не человек?
— Моя нанте. Я же говорила вам, что меня приняло к себе племя Семи Обезьян.
Кейт пожала плечами и развела руками:
— Я не знаю о таком народе.
— Отец отослал меня в Стосту, когда я была младенцем, и я не знаю, что случилось с моей матерью. Но, учитывая то, что мне удалось узнать об отце, можно не сомневаться в том, что она давно уже умерла. Со мной была няня, но она тоже умерла вскоре после того, как она привезла меня в Стосту. А среди жителей этого города няни для меня не нашлось. В то время там было моровое поветрие, которое унесло жизни многих стостанцев и моей няни. Осиротевшим младенцам могла помочь лишь горстка уцелевших людей. Поэтому меня отправили умирать в парниссерию, а бумаги передали парниссе. Он должен был послать в Калимекку весть о моей смерти.
— Но моя нанте — ее зовут Кууши, что значит Лиса, — пришла тогда в город и направилась прямо в парниссерию. Там она потребовала встречи с парниссой и сказала ему, что пришла за ребенком. Там на камнях внутреннего двора лежали голенькими осиротевшие младенцы. Некоторые из них уже умерли, но другие были вполне здоровы. Обо мне ни того ни другого сказать было нельзя, потому что провела под открытым небом всю ночь и не ела уже два дня. Я была тогда больная и голодная.
Парнисса повел ее к здоровым детям и сказал, что она может выбирать, но она объяснила, что пришла за младенцем, приплывшим из-за Западной Воды.
Нанте подошла прямо ко мне, взяла на руки и спросила у парниссы мои вещи. Она сказала, что будет заботиться обо мне, пока не придет время моего возвращения домой.
— То есть она знала, что ты находишься в парниссерии? — спросила Кейт.
— Так сказала ей дорога. Дорога привела ее ко мне.
— Выходит, за тобой неведомо откуда пришла незнакомка и спасла тебе жизнь. Почему? — поинтересовался Ри.
— Дорога рассказала ей мою повесть, и, выслушав ее, нанте решила, что народу Семьи Обезьян пора знакомиться с людьми. Она взяла меня в кецмут, тайный городок племени Семи Обезьян, и народ этот вылечил и выкормил меня. Когда я подросла, Кууши научила меня ходить вместе с ней по дороге и всегда говорила мне, что, когда я возвращусь в город своего отца, дорога поможет мне уцелеть. А когда наконец отец вызвал меня к себе, Кууши посадила меня на корабль, направлявшийся в этот город, и стояла на пристани, помахивая рукой, пока корабль не исчез из виду.
Кейт заметила, что глаза Алви наполнились слезами.
— Значит, ты самостоятельно приплыла с Сабиренского перешейка в Калимекку? — удивился Ри.
— Да.
— Почему же она не отправилась с тобой? — спросил Ян. — Столь дальняя дорога не по силам одинокому ребенку.
Улыбка Алви сделалась печальной.
— Здесь Кууши ждала бы верная смерть. В этом городе ее сочли бы Увечной, а дорога объяснила мне, что случается здесь с такими существами.
Ри и Кейт обменялись взглядами.
— Но если твоя нанте имела заметные Шрамы, то как смогла она войти в Стосту? Как сумела дойти до парниссерии и потребовать, чтобы ей отдали человеческого младенца? И почему парнисса отдал ей тебя? — недоуменно спрашивал Ри.
— Ни один Шрамоносец не может вступить в ворота парниссерии, сохранив при этом жизнь. Таков закон, — объяснила девочке Кейт.
Алви посмотрела на нее, потом на Ри, потом вновь перевела взгляд на Кейт.
— Но ведь вы оба до сих пор живы, несмотря на то, что являетесь Шрамоносцами, — возразила она.
По коже Кейт побежали мурашки. Девочка эта видела их обоих насквозь, видела, невзирая на экраны, на тщательную маскировку, невзирая на их многолетний опыт конспирации. Она мимоходом проникла в их секрет, раскрытие которого грозило им смертью. Конечно, Алви всего лишь ребенок, но даже сейчас она очень опасна.
— Но мы внешне ничем не отличаемся от людей, и парниссы не знают о нас, — ответила Кейт.
От внезапного страха рот ее наполнился горечью.
— Стостанцы не знают о существовании племени Семи Обезьян. Они считают, что являются единственными обитателями Красных холмов, — объяснила Алви.
Кейт решила, что речь идет о какой-то разновидности магического экрана.
— Но твоя нанте разговаривала с парниссой, когда забирала тебя.
— Когда людям племени Семи Обезьян нужно, чтобы их увидели, они могут убедить окружающих в том, что не отличаются от них. Но ненадолго. И если людей вокруг не слишком много. Отвести глаза одному человеку, да еще наедине с ним, не составит для них труда. Двоим или троим тоже. Но если людей больше, тогда… тогда… фокус этот получается у них не слишком хорошо. Моя нанте не похожа на человека. Но дорога сказала ей, что в парниссерии будет только один человек, причем именно тот, которому было жалко младенцев, пищавших на холодных камнях. Она пришла к нему, когда он устал, когда чувствовал свою вину за то, что не кормит детей и не заботится о них. Он хотел, чтобы кто-то спас младенцев, хотел поверить в то, о чем говорила ему Кууши: что к нему пришла женщина, которой нужен ребенок.
Задумчивый взгляд Ри застыл в неподвижности. Кейт смотрела на него, пытаясь понять причину поразившей его внезапной немоты. Но он не замечал этого, глубоко погруженный в размышления.
— Поселение в Стосте принадлежит Сабирам, — произнес Ри после долгой паузы. — Оно возникло примерно сто лет назад. И целый век Семья добывала в этих горах каберру, каучук, каэтцель и множество других сокровищ, которыми богаты земли, окружающие этот форпост. Я читал отчеты параглезов Стосты, приводивших в Калимекку корабли с товарами, собранными в качестве налога. Поселенцы ни разу не видели там никаких других разумных существ.
Алви усмехнулась:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108