Теперь я точно знала ответ на вопрос, так волновавший сотни американских психологов семидесятых годов — что чувствовал супермен, когда понял, что он супермен? Да ни черта хорошего он не чувствовал — сожаление, что это не произошло раньше, потерянность и всеобъемлющее желание послать весь мир куда подальше. Какой смысл в том, что тебе преподнесли правду на тарелке с голубой окантовкой, если ты и сам до нее почти добрался? Обидно!
— И чего тебе стоило проделать этот фокус три месяца назад? — упрекнула я клинок.
Он не ответил.
«Адмирал, может, подвигаешь веслами, не век же с камнем миловаться? » — устало спросил внутренний голос. Похоже, что моя шизофрения тоже притомилась от бесконечных поисков.
Несколько секунд я тупо разглядывала высокую гранитную плиту, с которой так нежно обнималась, и пыталась сообразить, откуда она здесь взялась. Потом огляделась по сторонам — леса больше не было. Вернее, он был, но намного дальше. А я, как горный орел, восседала на мощеной камнем площадке среди живописных развалин бывшего форта сабиров.
— Нашла! — с жизнерадостностью идиота констатировала я, и честно призналась: — Но повторить не смогу.
В общем-то, живописными руинами я сгоряча обозвала несколько валунов от фундамента, кусок стены, вросший в землю, на которой не было и следа снега: площадка и плита, больше смахивающая на надгробный камень. Выбор был невелик — навряд ли сабиры спрятали жертву своих магических опытов в остатках стены.
— Меняем профессию и имидж. Зовите меня просто Ларой. Расхищаю гробницы за умеренную плату, — я уперлась плечом в плиту, стараясь сдвинуть ее с места.
Через десять минут отчаянных попыток, отборной ругани и использования клинка в виде рычага, между постаментом и гранитом появился узкий зазор. Дальше дело пошло легче, вскоре я смогла отжать плиту почти на полметра. Послав к чертям все предосторожности, я сиганула туда, как кэрролловская Алиса в кроличью нору, но в отличие от сказочной девочки, приземление которой прошло без сучка без задоринки, меня приветливо встретила куча каких-то острых черепков, жалобно хрупнувших под сапогами (кроссовки погибли смертью храбрых в камине Лайона). В мутном пятне рассвета, проникавшего через щель в подземелье, я смогла разглядеть только усыпанный слоем темных черепков пол и фрагмент стены с пустующей факельной стойкой.
Тут мою голову, наконец, посетила мудрая мысль, что если я не отыщу, чем осветить дорогу, то шансы выбраться живой и невредимой стремительно падают. К счастью, факелы и огниво все-таки нашлись — нужно было только сделать пару шагов в темноту.
За первой мудрой мыслью пришла вторая — как оказалось, совсем не мудрая — я решила повнимательнее рассмотреть хрустевшие под ногами черепки. Лучше было этого не делать! Тридцатисантиметровым слоем каменную кладку покрывали раздробленные кости. Кому они принадлежали, людям или животным, уже не разобрать: осколки были мелкими, не больше, чем палец в длину, но глобальность жертвоприношения поражала.
— Что вы тут наделали? — вопрос, адресованный давно умершим сабирам, заметался эхом под каменными сводами.
Подавив отвращение, я заставила себя идти по этому мертвому ковру. Осколки с хрустом перемалывались под ногами, превращаясь в невесомую пыль. Подземный коридор, прямой как стрела, уводил все дальше от входа. В неровных отсветах факела, который больше чадил, чем горел, моя тень троилась, и начинало казаться, что кто-то идет следом, пару раз даже почудился шелест чьих-то шагов. Коридор свернул влево и начались лестницы — довольно широкие и удобные — и усыпанные костями.
Темные коготки страха прочно засели где-то под кожей, и при каждом треске расколовшейся кости впивались все глубже. Мне мерещились целые армады призраков с красными как угли глазами, недовольных столь грубым нарушением их вечного сна. Чем глубже я спускалась, тем толще становился слой праха: начали попадаться целые черепа, равнодушно провожающие меня пустыми глазницами. Человеческие черепа.
Жалобно заскулив, я еще крепче вцепилась в рукоять меча. Быть смелым — это хорошо, но уж больно страшно.
Последний лестничный пролет почти полностью скрывала костяная насыпь, только в самом низу темнел крохотный кусочек каменного арочного проема. Осторожно спустившись по этой горке, я, сжав зубы, стала отгребать кости в сторону, освобождая дорогу и изо всех сил стараясь не паниковать.
Первое, что я увидела, протиснувшись под низким сводом и насыпью, это черный обелиск. Такой же матово-бархатный, как мой меч, но более прозрачный. Он стоял посреди идеально круглого зала, памятником самому себе. Радиальный орнамент на плитах пола лишь подчеркивал эту обособленность.
«Кажись, добрались, — скептически крякнул внутренний голос. — Только шею не сверни от радости, до пола все-таки метра два! »
Послушавшись совета, я, прежде чем спрыгнуть, подсветила место будущей посадки факелом. Нет, зря я ругала свой внутренний голос, какой бы он не был зануда, но чаще всего его рекомендации были как нельзя более своевременны: пола не существовало — куда ни посмотри, вниз уходили лишь отвесные стены. Обелиск просто висел в центре этой пропасти, поддерживаемый магией и фосфорно-светящимися, толстыми линиями огромной паутины, которую я сначала приняла за орнамент мозаики.
Пришлось оставить факел и, рискуя головой, сползти вниз по насыпи, пробкой затыкавшей арку, благо, кости спрессовались за долгие века и не осыпались под руками — и осторожно поставить ногу на одну из линий паутины. Выждать несколько секунд, окончательно уверившись, что паутина материальна и способна выдержать мой вес, поставить вторую ногу и, наконец, отцепиться от костей. Нити слегка завибрировали, но даже не прогнулись.
Дальше я, как канатоходец, осторожно двинулась вперед — сетка линий была довольно частой, что утешало: если начну падать, главное как следует раскорячиться, тогда точно за что-нибудь затеплюсь.
Таким черепашьим манером я медленно продвигалась вперед, останавливаясь на каждом перекрестье паутины перевести дыхание. Чем ближе к обелиску, тем чаще становилась паутина. Последние пару метров мне удалось пройти, как по ровному полу. Теперь я могла подробней рассмотреть черный камень.
На первый взгляд, он казался абсолютно монолитным и однородным, но через несколько секунд пристального вглядывания я различила еще более черный сгусток в центре. Почти прижавшись к холодному камню и вцепившись в гранитный постамент (паутина, конечно, прочная, но мало ли), я старалась различить что-то еще. Перед моим взглядом обелиск словно терял цвет и становился прозрачным — теперь стала видна фигура человека. Она проступала все отчетливей, и вскоре стало возможным различить, что это мужчина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68