Лог едва доставал ногами
до земли и не мог нагнуться, чтобы отцепить пять привязанных к "туманным
шарам" веревок от вбитого в землю кола. Голоса приближались, и тогда Лог,
достав удобно положенный в карман нож, полоснул по веревкам.
Все осталось по-прежнему, только сиденье слегка качнулось, и ноги,
сколько ни вытягивал их Лог, не находили опоры. А потом Лог услышал голоса
- откуда-то снизу, будто из-под земли.
И лишь тогда он понял, что летит.
Был мгновенный, иглой кольнувший страх и было быстрое успокоение,
потому что связка "туманных шаров" поднимала свою ношу легко и почти
неощутимо. Но главное, почему Лог знал, что не висит на одном месте, было
растущее ощущение холода. На поле стояла летняя вяжущая теплынь, а здесь
было холодно, как в хорошее зимнее утро. Лог не мог этого предвидеть, и
теперь дрожал, и клял всеми словами свою непредусмотрительность, хотя как
он мог предусмотреть то, о чем ничего не знал?
Лог согревал себя тем, что пытался отвечать на разные, приходившие в
голову "почему"; почему наверху холодно? Почему, несмотря на то что до
утра еще далеко, над головой наметилось нечто расплывчато-зеленоватое,
едва видимое, но все же различимое, как далекие отсветы горящей лампады? И
почему, когда Лог поднес к глазам намокшую вдруг ладонь, он увидел лежащие
на ней огромные снежинки?
Лог протянул в туман руку, чтобы поймать побольше этих неожиданных в
летнее время снежинок, и ощутил вдруг, как мгновенно вспотела спина и даже
волосы, кажется, зашевелились на макушке: он видел кончики пальцев
вытянутой руки. Даже в этом мраке, едва освещаемом неразличимой лампадой,
он видел в тумане то, что с трудом мог различить в самые прозрачные дни!
Он посмотрел вверх и с предельной отчетливостью, будто перед самыми
глазами, увидел все пять "туманных шаров", все связывающие их веревки, и
котомки с провиантом, и все это, совершенно невозможное для охвата
одним-единственным взглядом, на слабо светящемся фоне зеленоватого
почему-то тумана.
"Почему туман и воздух - разные слова?" - вспомнил Лог.
Он смотрел вверх, выворачивая шею, а туман над головой все больше
редел, и в нем все четче возникал огромный светящийся круг, непонятно как
держащийся там, а небе. Страх, который Лог испытал по этому поводу,
сменился и вовсе безотчетным ужасом: издалека приближался, сминал ночную
тишину Голос неба. Что-то невидимое надвигалось, рвало в клочья воздух,
туман и все вокруг, сиденье под Логом раскачивалось все сильнее, он едва
не выпал из него, а Голос ревел, и это был конец. Это был гнев небес, и он
был ужасен.
Полностью парализованный. Лог ждал смерти, но Голос стал затихать, он
нырнул куда-то в глубину, и Лог слышал его почему-то под собой, куда не
смел взглянуть. Лишь много времени спустя, когда Голос истаял
окончательно, Лог посмотрел вниз и увидел белое поле снега, бугристое, с
броскими четкими тенями, и поле это тянулось так далеко, как... Логу не с
чем было сравнить, и он понимал только одно: он видит. Не на пять, не на
двадцать, не на сто локтей. Может, даже не на тысячу.
Заболели глаза, они не привыкли к такой работе - смотреть, вдаль. Лог
зажмурился на мгновение, а когда вновь решился открыть глаза, взгляд его
был направлен не вниз, а вверх.
Туман исчез.
Была чернота, абсолютная чернота вымазанного сажей купола. И на
куполе блестели, искрились, светились, переливались яркие и слабые, белые,
голубые, желтые точечки, снежинки. Казалось, что они меняются местами и
приплясывают. Сознание Лога уже не было способно оценивать впечатления, и
он не понимал, что точечки на небе совершенно неподвижны, а связка шаров
раскачивается в высотном течении, унося Лога прочь от родного селения и от
всех навсегда для него умерших земных проблем.
В глаза Логу заглянуло огромное зеленоватое лицо с какими-то пятнами,
безглазое и безносое, и почему-то с выщербленной щекой. Это была та
лампада, что светила сквозь туман, она превратилась в лицо, четкое,
страшное, окруженное снежинками-точечками. Лицо тянуло Лога к себе, и он,
широко раскрыв глаза и уже не сдерживая рвущийся из горла крик, чувствовал
приближение неотвратимого и безнадежного.
Бездна купола становилась все глубже, все более слабые искорки
появлялись из мрака, вступая в общий пляс, их стало больше, чем снежинок в
поле, и бездна уже не казалась черной - напротив, она сверкала, слепила, а
когда Лог повернул голову, снежинки ринулись на него, упали на плечи,
заколотили жгучим дождем и понеслись вокруг, и противная тошнота поднялась
к горлу.
Он не чувствовал ни рук своих, ни ног, он умирал среди огней, ловил
ртом остатки воздуха, разреженного на этой высоте, и не понимал, что губит
его не гнев Голоса, а простой недостаток кислорода. И это не глаза
небожителей смотрят в его глаза. И внизу - не снег, а все тот же туман, из
которого связка воздушных шаров, наполненных легким газом, вынесла Лога в
прозрачную и открытую вышину.
Лог уже не видел всего этого великолепия обычной летней ночи, а
увидев, он не смог бы не только понять, но даже осознать всего, что видят
его глаза.
Туман лежал холмистой равниной, освещаемый ровным и равнодушным
светом почти полной луны, а между туманом и небом, которое вовсе не было
твердью купола, неслась в воздушном потоке неуправляемая связка шаров,
отбрасывая на поверхность тумана причудливую тень.
Как младенец, Лог ничего не понимал в том, что увидел, заново
явившись в мир. Как у младенца, в теле его жили только ощущения - приятно
и светло, тепло и хочется есть. Он не думал этими словами, он вообще не
думал. Пришло время, и он насытился. Пришло время, и он вспомнил свое имя.
Пришло время, и он начал разбирать детали внешнего мира, и увидел кое-что,
знакомое из прежней жизни. Стол. Он вспомнил название. Скамья. Окно. Свет.
Человек. Было и еще что-то непонятное, как не понимает малыш назначения
никогда не виденных предметов. Внимание Лога сосредоточилось на человеке,
сидевшем у изголовья постели. Ему удалось сконцентрировать внимание на
лице человека, и это позволило Логу выйти из младенческого возраста. Он
стал взрослым почти мгновенно и вспомнил все. Всю свою прежнюю жизнь и
ужас последних минут, когда открылся ему мир, настолько непонятный, что
Лог не в силах был принять его, а не приняв - не в силах жить.
Голова закружилась, и Лог вцепился пальцами в мягкое одеяло. Воздух!
В комнате не было воздуха! Он видел стол и скамью у противоположной стены,
окно, выходящее в черноту ночи, яркую слепящую лампаду под высоким
потолком - видел все сразу!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10
до земли и не мог нагнуться, чтобы отцепить пять привязанных к "туманным
шарам" веревок от вбитого в землю кола. Голоса приближались, и тогда Лог,
достав удобно положенный в карман нож, полоснул по веревкам.
Все осталось по-прежнему, только сиденье слегка качнулось, и ноги,
сколько ни вытягивал их Лог, не находили опоры. А потом Лог услышал голоса
- откуда-то снизу, будто из-под земли.
И лишь тогда он понял, что летит.
Был мгновенный, иглой кольнувший страх и было быстрое успокоение,
потому что связка "туманных шаров" поднимала свою ношу легко и почти
неощутимо. Но главное, почему Лог знал, что не висит на одном месте, было
растущее ощущение холода. На поле стояла летняя вяжущая теплынь, а здесь
было холодно, как в хорошее зимнее утро. Лог не мог этого предвидеть, и
теперь дрожал, и клял всеми словами свою непредусмотрительность, хотя как
он мог предусмотреть то, о чем ничего не знал?
Лог согревал себя тем, что пытался отвечать на разные, приходившие в
голову "почему"; почему наверху холодно? Почему, несмотря на то что до
утра еще далеко, над головой наметилось нечто расплывчато-зеленоватое,
едва видимое, но все же различимое, как далекие отсветы горящей лампады? И
почему, когда Лог поднес к глазам намокшую вдруг ладонь, он увидел лежащие
на ней огромные снежинки?
Лог протянул в туман руку, чтобы поймать побольше этих неожиданных в
летнее время снежинок, и ощутил вдруг, как мгновенно вспотела спина и даже
волосы, кажется, зашевелились на макушке: он видел кончики пальцев
вытянутой руки. Даже в этом мраке, едва освещаемом неразличимой лампадой,
он видел в тумане то, что с трудом мог различить в самые прозрачные дни!
Он посмотрел вверх и с предельной отчетливостью, будто перед самыми
глазами, увидел все пять "туманных шаров", все связывающие их веревки, и
котомки с провиантом, и все это, совершенно невозможное для охвата
одним-единственным взглядом, на слабо светящемся фоне зеленоватого
почему-то тумана.
"Почему туман и воздух - разные слова?" - вспомнил Лог.
Он смотрел вверх, выворачивая шею, а туман над головой все больше
редел, и в нем все четче возникал огромный светящийся круг, непонятно как
держащийся там, а небе. Страх, который Лог испытал по этому поводу,
сменился и вовсе безотчетным ужасом: издалека приближался, сминал ночную
тишину Голос неба. Что-то невидимое надвигалось, рвало в клочья воздух,
туман и все вокруг, сиденье под Логом раскачивалось все сильнее, он едва
не выпал из него, а Голос ревел, и это был конец. Это был гнев небес, и он
был ужасен.
Полностью парализованный. Лог ждал смерти, но Голос стал затихать, он
нырнул куда-то в глубину, и Лог слышал его почему-то под собой, куда не
смел взглянуть. Лишь много времени спустя, когда Голос истаял
окончательно, Лог посмотрел вниз и увидел белое поле снега, бугристое, с
броскими четкими тенями, и поле это тянулось так далеко, как... Логу не с
чем было сравнить, и он понимал только одно: он видит. Не на пять, не на
двадцать, не на сто локтей. Может, даже не на тысячу.
Заболели глаза, они не привыкли к такой работе - смотреть, вдаль. Лог
зажмурился на мгновение, а когда вновь решился открыть глаза, взгляд его
был направлен не вниз, а вверх.
Туман исчез.
Была чернота, абсолютная чернота вымазанного сажей купола. И на
куполе блестели, искрились, светились, переливались яркие и слабые, белые,
голубые, желтые точечки, снежинки. Казалось, что они меняются местами и
приплясывают. Сознание Лога уже не было способно оценивать впечатления, и
он не понимал, что точечки на небе совершенно неподвижны, а связка шаров
раскачивается в высотном течении, унося Лога прочь от родного селения и от
всех навсегда для него умерших земных проблем.
В глаза Логу заглянуло огромное зеленоватое лицо с какими-то пятнами,
безглазое и безносое, и почему-то с выщербленной щекой. Это была та
лампада, что светила сквозь туман, она превратилась в лицо, четкое,
страшное, окруженное снежинками-точечками. Лицо тянуло Лога к себе, и он,
широко раскрыв глаза и уже не сдерживая рвущийся из горла крик, чувствовал
приближение неотвратимого и безнадежного.
Бездна купола становилась все глубже, все более слабые искорки
появлялись из мрака, вступая в общий пляс, их стало больше, чем снежинок в
поле, и бездна уже не казалась черной - напротив, она сверкала, слепила, а
когда Лог повернул голову, снежинки ринулись на него, упали на плечи,
заколотили жгучим дождем и понеслись вокруг, и противная тошнота поднялась
к горлу.
Он не чувствовал ни рук своих, ни ног, он умирал среди огней, ловил
ртом остатки воздуха, разреженного на этой высоте, и не понимал, что губит
его не гнев Голоса, а простой недостаток кислорода. И это не глаза
небожителей смотрят в его глаза. И внизу - не снег, а все тот же туман, из
которого связка воздушных шаров, наполненных легким газом, вынесла Лога в
прозрачную и открытую вышину.
Лог уже не видел всего этого великолепия обычной летней ночи, а
увидев, он не смог бы не только понять, но даже осознать всего, что видят
его глаза.
Туман лежал холмистой равниной, освещаемый ровным и равнодушным
светом почти полной луны, а между туманом и небом, которое вовсе не было
твердью купола, неслась в воздушном потоке неуправляемая связка шаров,
отбрасывая на поверхность тумана причудливую тень.
Как младенец, Лог ничего не понимал в том, что увидел, заново
явившись в мир. Как у младенца, в теле его жили только ощущения - приятно
и светло, тепло и хочется есть. Он не думал этими словами, он вообще не
думал. Пришло время, и он насытился. Пришло время, и он вспомнил свое имя.
Пришло время, и он начал разбирать детали внешнего мира, и увидел кое-что,
знакомое из прежней жизни. Стол. Он вспомнил название. Скамья. Окно. Свет.
Человек. Было и еще что-то непонятное, как не понимает малыш назначения
никогда не виденных предметов. Внимание Лога сосредоточилось на человеке,
сидевшем у изголовья постели. Ему удалось сконцентрировать внимание на
лице человека, и это позволило Логу выйти из младенческого возраста. Он
стал взрослым почти мгновенно и вспомнил все. Всю свою прежнюю жизнь и
ужас последних минут, когда открылся ему мир, настолько непонятный, что
Лог не в силах был принять его, а не приняв - не в силах жить.
Голова закружилась, и Лог вцепился пальцами в мягкое одеяло. Воздух!
В комнате не было воздуха! Он видел стол и скамью у противоположной стены,
окно, выходящее в черноту ночи, яркую слепящую лампаду под высоким
потолком - видел все сразу!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10