— радостно заявил бог, по всему уже замаявшийся таскать генеральскую братию по мирам. — Точно как вы, вон тот, что по центру, прямо вылитый ты, генерал Панк. И кольчуги, кольчуги! Ты кольчуги просил, вот они.
Троица всадников, признанная богом за своих, вернее гоблинских, быстро, но без суеты приблизилась. Надо отдать должное божественной наблюдательности — некоторое свойство с правильными, реальными, душевными гоблинами в них и правда присутствовало. Правда, двое из них были украшены бородами на зависть любому хумансу и даже большинству практикующих магов, которым, как известно, такими мелочами как бритье заниматься обломно и некогда. У третьего бороды не водилось, и сам он был, хоть и отменно крепок, но все же не столь массивен в кости. Видимо, он сильно комплексовал по поводу безбородости, потому что прикрывал облитым боевой рукавицей кулаком подбородок и беспрерывно хихикал в тую варежку несколько жеманным образом. Все трое и впрямь были затянуты в добрые кольчуги, увенчаны островерхими шлемами, а везомого ими оружия хватило бы, чтобы задавить насмерть печально известного Тиффиуса.
— Где-то я их уже видел, — раздумчиво протянул за генеральским плечом Кижинга. — Или не их? Но каких-то совсем таких же.
Трое подъехали вплотную, остановив коней в трех шагах. Генерал демонстративно сложил на груди ручищи и огляделся по сторонам. Справа унылой жердью торчал Хастред, опираясь на рукоять черного топора; похоже, великим своим умом книжник смекнул, что о книгах ему тут беседовать не с кем. За ним маячила эльфийка, надменно вскинувшая голову, и равнодушный ко всему на свете Зембус. Слева нарисовались Кижинга и Вово, и генерал с удовлетворением заметил, что в плечах его штатный бугай таки существенно пошире самого кряжистого из конников. В общем, было о чем пообщаться. И чем. И кем.
Центральный всадник, самый плечистый и бородатый, а также обладающий солидным брюхом, распирающим кольчугу изнутри, некоторое время присматривался к вышедшим из леса, обдавая с высоты плотным ароматом жареного лука, наконец с сомнением шмыгнул носом, утерся кольчужным рукавом и проревел гулким пропитым басом:
— Ой вы гой еси!
— Чего? — озадачился генерал и пихнул локтем Хастреда. — Как он нас?… Кем он нас?… Может, сразу в рыло, для ясности?
Книжник окинул тоскливым взором предлагаемое рыло, вполне сравнимое габаритами с тем, коим природа оделила Вово, и ясности не возжелал ну вот совсем.
— Сами вы… такие, — ответил он дипломатично.
Бородач озадачился ничуть не меньше, переглянулся с соседом справа (тот неудержимо нахмурился и покачал головой то ли с неодобрением, то ли отрицая, что он в ряду прочих еси гой), с соседом слева (тот издал кокетливый хихик в кулачок — впрочем, в кулачок размером с детскую голову) и продолжил свою речь воззванием:
— …Добры молодцы!
— Это точно нам, — пояснил Хастред генералу с немалым облегчением.
— И красна девица, — звонким голосом добавил безбородый по левую руку от главного, бросая призывный взор из-под длинных ресниц на эльфийку. Тайанне ошарашенно повела плечами и даже не нашла, чем с толком обругаться.
— И идолище поганое! — сурово подвел итог правофланговый верзила, сверля недобрым взглядом мрачного орка.
— Совсем нам, — окончательно успокоился книжник. — Не иначе как братья Древние, в темноте лучше нас видят! И что девица красная, разглядели, хотя я бы сказал оранжевая, но это частности, и даже в душу паладину заглянули.
— Чего это я поганое? — возмутился Кижинга. — Не нравится — не ешь, а если язык во рту не помещается, так я и без обзывательства подрежу!
— Он, наверно, имел в виду «похабное», — успокоил Хастред. — Примитивный язык, бедный лексикон, неразвитая диалектика. Чего с них взять, вон каким мхом обросли.
— Вы ответьте мне, калики перехожие! — воззвал центральный, похоже существенно уязвленный столь легким к нему отношением. — Отчего ж по степи вы блуждаете?
— Словно тати! — обрекающее громыхнул недоброжелательный правый.
— В нощи, — внес окончательную ясность в ситуацию левый и заливисто захихикал.
— Как опять назвал? — генерал начал терять терпение, и то сказать, слишком долго являл собою образец покладистости. — Ты это, борода мочальная, выбирай выражения! А то пойдут калЕ ки переезжие. Что же до степи, то чего бы мы по ней блуждать стали? Мы не блуждаем, мы нарочито навстречу вышли. Чтоб так сказать уважение выразить и ежели вам, скажем, нужна какая подмога — умело отмазаться.
Конники дружно заскрежетали мозгами.
— Неужто волхвы? — выдавил с величайшим недоверием основной, пузатый и плечистый.
Панк озадаченно пожал плечами и покосился на Хастреда в ожидании пояснений. Слова, не относящиеся к военному делу, он вообще воспринимал туговато и в основном в пики.
— Волх-мы, — меланхолично перевел книжник. — Это ничего. Меня и хуже обзывали. Зато не поганые. Эй, дядька, волх-мы и есть! И еще эти… партизаны.
— Партизан, иначе протазан, суть копье короткое, наконечником откровенно режущего свойства увенчанное, и с клинковым полумесяцем, для всеразличного боевого использования предназначенным! — гневно возразил на это Панк. — Что ж ты поперек офицера умничаешь? Да ты еще пешком под конским брюхом шмыгал, когда я с этими протазанами уже знался!
— Протазан говоришь? — внезапно расцвел дотоле насупленный правофланговый. — Как не знать! Басурмане?!
— Басурман ты, генерал, тоже знаешь?
— Басурмана я знаю, — подал голос Чумп. — Замечательный торговый гном в Южной Нейтральной. Не иначе как правда попали по адресу. Ты как, шаман, пресловутое желание выйти на большую дорогу с дубиной ощущаешь?
— Еще как, — сумрачно признал Зембус, недобро кося на хихикающего конника. — Больше чем обычно.
— Ага. И Хастреда кажись за своего приняли, урук-хаем не ругают.
— Рад за вас, — окликнул бог, притулившийся за гоблинами. — Всегда готов помочь. Ну, давай, расскажи, как свести это безобразие, и успехов вам.
— Погоди, порядок нужен, — генерал решительно выступил вперед. — Эгей, мужики! Два вопроса. Где тут Хундертауэр и есть ли выпить?
— С басурма… — начал было правый и даже за меч ухватился, но центральный к нему поворотился суровой осадной башней и загудел осуждающе:
— Ты окстись, окстись, Добрынюшка! Отчего ж басурманом совестишь добра молодца?! Нешто видел басурмана, каковой допрежь учинения правоверным каверзы на чарку зелена вина набивается?
— Дык а кто ж ему нальет опосля каверзы? — возразил Добрынюшка в общем-то резонно. — Да к тому ж поперву испросил он непотребства великого, Перун знает что под словом препохабным имеючи!
— Я слыхал то словечко иноземное, — прихвастнул безбородый, хотя по тому как залился краской очевидно стало — врет как сивый мерин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133
Троица всадников, признанная богом за своих, вернее гоблинских, быстро, но без суеты приблизилась. Надо отдать должное божественной наблюдательности — некоторое свойство с правильными, реальными, душевными гоблинами в них и правда присутствовало. Правда, двое из них были украшены бородами на зависть любому хумансу и даже большинству практикующих магов, которым, как известно, такими мелочами как бритье заниматься обломно и некогда. У третьего бороды не водилось, и сам он был, хоть и отменно крепок, но все же не столь массивен в кости. Видимо, он сильно комплексовал по поводу безбородости, потому что прикрывал облитым боевой рукавицей кулаком подбородок и беспрерывно хихикал в тую варежку несколько жеманным образом. Все трое и впрямь были затянуты в добрые кольчуги, увенчаны островерхими шлемами, а везомого ими оружия хватило бы, чтобы задавить насмерть печально известного Тиффиуса.
— Где-то я их уже видел, — раздумчиво протянул за генеральским плечом Кижинга. — Или не их? Но каких-то совсем таких же.
Трое подъехали вплотную, остановив коней в трех шагах. Генерал демонстративно сложил на груди ручищи и огляделся по сторонам. Справа унылой жердью торчал Хастред, опираясь на рукоять черного топора; похоже, великим своим умом книжник смекнул, что о книгах ему тут беседовать не с кем. За ним маячила эльфийка, надменно вскинувшая голову, и равнодушный ко всему на свете Зембус. Слева нарисовались Кижинга и Вово, и генерал с удовлетворением заметил, что в плечах его штатный бугай таки существенно пошире самого кряжистого из конников. В общем, было о чем пообщаться. И чем. И кем.
Центральный всадник, самый плечистый и бородатый, а также обладающий солидным брюхом, распирающим кольчугу изнутри, некоторое время присматривался к вышедшим из леса, обдавая с высоты плотным ароматом жареного лука, наконец с сомнением шмыгнул носом, утерся кольчужным рукавом и проревел гулким пропитым басом:
— Ой вы гой еси!
— Чего? — озадачился генерал и пихнул локтем Хастреда. — Как он нас?… Кем он нас?… Может, сразу в рыло, для ясности?
Книжник окинул тоскливым взором предлагаемое рыло, вполне сравнимое габаритами с тем, коим природа оделила Вово, и ясности не возжелал ну вот совсем.
— Сами вы… такие, — ответил он дипломатично.
Бородач озадачился ничуть не меньше, переглянулся с соседом справа (тот неудержимо нахмурился и покачал головой то ли с неодобрением, то ли отрицая, что он в ряду прочих еси гой), с соседом слева (тот издал кокетливый хихик в кулачок — впрочем, в кулачок размером с детскую голову) и продолжил свою речь воззванием:
— …Добры молодцы!
— Это точно нам, — пояснил Хастред генералу с немалым облегчением.
— И красна девица, — звонким голосом добавил безбородый по левую руку от главного, бросая призывный взор из-под длинных ресниц на эльфийку. Тайанне ошарашенно повела плечами и даже не нашла, чем с толком обругаться.
— И идолище поганое! — сурово подвел итог правофланговый верзила, сверля недобрым взглядом мрачного орка.
— Совсем нам, — окончательно успокоился книжник. — Не иначе как братья Древние, в темноте лучше нас видят! И что девица красная, разглядели, хотя я бы сказал оранжевая, но это частности, и даже в душу паладину заглянули.
— Чего это я поганое? — возмутился Кижинга. — Не нравится — не ешь, а если язык во рту не помещается, так я и без обзывательства подрежу!
— Он, наверно, имел в виду «похабное», — успокоил Хастред. — Примитивный язык, бедный лексикон, неразвитая диалектика. Чего с них взять, вон каким мхом обросли.
— Вы ответьте мне, калики перехожие! — воззвал центральный, похоже существенно уязвленный столь легким к нему отношением. — Отчего ж по степи вы блуждаете?
— Словно тати! — обрекающее громыхнул недоброжелательный правый.
— В нощи, — внес окончательную ясность в ситуацию левый и заливисто захихикал.
— Как опять назвал? — генерал начал терять терпение, и то сказать, слишком долго являл собою образец покладистости. — Ты это, борода мочальная, выбирай выражения! А то пойдут калЕ ки переезжие. Что же до степи, то чего бы мы по ней блуждать стали? Мы не блуждаем, мы нарочито навстречу вышли. Чтоб так сказать уважение выразить и ежели вам, скажем, нужна какая подмога — умело отмазаться.
Конники дружно заскрежетали мозгами.
— Неужто волхвы? — выдавил с величайшим недоверием основной, пузатый и плечистый.
Панк озадаченно пожал плечами и покосился на Хастреда в ожидании пояснений. Слова, не относящиеся к военному делу, он вообще воспринимал туговато и в основном в пики.
— Волх-мы, — меланхолично перевел книжник. — Это ничего. Меня и хуже обзывали. Зато не поганые. Эй, дядька, волх-мы и есть! И еще эти… партизаны.
— Партизан, иначе протазан, суть копье короткое, наконечником откровенно режущего свойства увенчанное, и с клинковым полумесяцем, для всеразличного боевого использования предназначенным! — гневно возразил на это Панк. — Что ж ты поперек офицера умничаешь? Да ты еще пешком под конским брюхом шмыгал, когда я с этими протазанами уже знался!
— Протазан говоришь? — внезапно расцвел дотоле насупленный правофланговый. — Как не знать! Басурмане?!
— Басурман ты, генерал, тоже знаешь?
— Басурмана я знаю, — подал голос Чумп. — Замечательный торговый гном в Южной Нейтральной. Не иначе как правда попали по адресу. Ты как, шаман, пресловутое желание выйти на большую дорогу с дубиной ощущаешь?
— Еще как, — сумрачно признал Зембус, недобро кося на хихикающего конника. — Больше чем обычно.
— Ага. И Хастреда кажись за своего приняли, урук-хаем не ругают.
— Рад за вас, — окликнул бог, притулившийся за гоблинами. — Всегда готов помочь. Ну, давай, расскажи, как свести это безобразие, и успехов вам.
— Погоди, порядок нужен, — генерал решительно выступил вперед. — Эгей, мужики! Два вопроса. Где тут Хундертауэр и есть ли выпить?
— С басурма… — начал было правый и даже за меч ухватился, но центральный к нему поворотился суровой осадной башней и загудел осуждающе:
— Ты окстись, окстись, Добрынюшка! Отчего ж басурманом совестишь добра молодца?! Нешто видел басурмана, каковой допрежь учинения правоверным каверзы на чарку зелена вина набивается?
— Дык а кто ж ему нальет опосля каверзы? — возразил Добрынюшка в общем-то резонно. — Да к тому ж поперву испросил он непотребства великого, Перун знает что под словом препохабным имеючи!
— Я слыхал то словечко иноземное, — прихвастнул безбородый, хотя по тому как залился краской очевидно стало — врет как сивый мерин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133