Она не сможет посмотреть Томми в глаза, если они ему все расскажут.
— Они?
— К ней обратилась с этим монахиня. Монахиня-шотландка. Но Фиона уверена, что за ней кто-то скрывается.
— Монахиня? Ты хочешь сказать, лжемонахиня?
— Наверно. Вряд ли настоящие монахини занимаются шантажом.
— И не было письма? Они просто послали монахиню?
— Насчет письма я не знаю. Я не понимала, какие вопросы тут следует задавать.
— Еще бы. — Вилли взял ее за руку. — Фиона не говорила, сколько она им уже заплатила?
— Не знаю всей суммы, но в месяц это тысяча долларов.
— Что? Каждый месяц? И как же передаются деньги?
— Она ежемесячно переводит их со своего счета на счет какой-то благотворительной организации в банке Макао.
— Как называется банк?
— Фиона говорила, но я запомнила только первое слово «ново».
— «Ново Банко провидент э комерсиаль де Макао»?
— Да, похоже. — Джанет удивленно уставилась на Вилли. — Откуда ты знаешь?
— У нас были в свое время дела в Макао и Гонконге. — Он говорил как-то машинально, погрузившись в свои размышления. — Ну а благотворительность тут как нельзя кстати. Меньше надзор. — Он подумал еще немного, потом нахмурился. — Но это слишком мало, Джен. Нет, тысяча долларов в месяц не проходит…
— Не проходит у кого?
— У аферистов. Такой организации интересен большой оборот.
— Что ты знаешь об организациях?
— Об этой мне кое-что известно.
— Я могу тебе только рассказать, что я спросила у Фионы. Я задала вопрос, почему она не обратится в тот банк и не постарается выяснить, кому реально принадлежит благотворительный счет, но она прямо-таки запаниковала. Сказала, что это бессмысленно, поскольку расспросы ничего не изменят. Она готова платить и дальше, лишь бы Томми ничего не узнал.
— Этим все равно дело кончится. Они выжмут из нее все соки, а потом…
— Нет, не похоже, — возразила Джанет. — Они не требуют увеличения суммы, а она может себе позволить выплачивать двенадцать тысяч в год. У нее есть свой доход. По ее словам, это, конечно, ощутимо, но не смертельно.
— Итак, она готова платить и дальше?
— Вроде бы. Она и мне это рассказала только для того, чтобы немножко излить душу. Она не надеялась, что я как-то смогу ей помочь. — Джанет пожала плечами. — Но это ужасно… Я подумала, вдруг ты сможешь мне что-то присоветовать.
В этой стране полиция проявляет осторожность, когда ведет дела связанные с шантажом. Но я ничего не знаю насчет Америки. И как ведет себя Интерпол. Он, кстати, занимается такими вещами?
Вилли покачала головой.
— Интерпол вмешивается, когда к нему обращаются страны-участницы этой организации, а Фиона вряд ли захочет заявлять. Он замолчал на добрую минуту, задумчиво глядя на каштановые завитки над ухом Джанет. — Занятно… Может, мне поговорить с Принцессой?
— Очень мило с твоей стороны, — улыбнулась Джанет. — А я и не знала, что у тебя есть от нее секреты.
— Моих собственных нет. Но это твой секрет. Если хочешь, я буду нем как рыба. Но афера странная, а Принцесса обожает такие ребусы.
— Ну а если она поймет, что к чему?
— Тогда, глядишь, мы сможем Фионе помочь. Без лишней огласки.
Джанет снова уронила голову ему на грудь и тихо сказала:
— Знаешь, мне не хотелось бы быть ей обязанной.
— Ничего подобного. Скорее, тут все наоборот.
— Ты хочешь сказать, это все потому, что я тогда взяла папин самолет и доставила тебя в Глазго, когда ее захватили в замке Гленкрофт?
— Если бы мы не поспели вовремя, ее бы растерзали. То, что ты сумела раздобыть самолет, решило исход игры. Она не из тех, кто будет висеть у тебя на шее и шептать слова благодарности, но если ты попадешь в беду, она примчится на выручку.
— Ладно, тогда поговори с ней, Вилли.
— Она вернется через пару дней, и я ей все расскажу.
В девять утра Жорж Дюран позвонил в парижскую квартиру Модести.
— Ваш мистер Квинн не из тех, кого я назвал бы идеальным пациентом.
Когда зазвонил телефон, Модести стояла перед мольбертом с кистью в руках и пыталась перенести на холст изображение фруктов и цветов в вазе. Модести не отличалась способностями живописца и почти всегда уничтожала свое творение, как только чувствовала, что улучшить холст уже не может, но странным образом эти попытки-провалы оказывали на нее целительное воздействие. Она сказала в трубку:
— Не могу вам посочувствовать, Жорж. Большинство ваших пациентов богаты и привередливы. Квинн беден, хотя тоже, оказывается, капризен. Ну, что показали анализы? Есть какие-то серьезные повреждения?
— Нет. Запястье без переломов, и мы обрабатываем его вовсю. Молодому человеку повезло — у него прочный череп, но сотрясение оказалось сильным, и я велел ему оставаться в больнице еще три дня.
— Он знает, что ему не придется платить?
— Да. Но он требует, чтобы я сказал, где сейчас вы находитесь и как с вами связаться.
— Это ни к чему, Жорж. Спрячьте его одежду, если других способов воздействия у вас не осталось, а потом через три дня отпустите его на все четыре стороны.
— Как вам будет угодно, Модести. Вообще, не помешало бы ввести ему транквилизаторы. У этого мистера Квинна — как говорят англичане — на спине сидит обезьяна.
— Заметила. В наше время этим страдают многие, Жорж.
— Вот именно. И потому мое психиатрическое отделение просто процветает. Большие успехи.
— Для пациентов?
— Порой и для них тоже, — рассмеялся Дюран. — Как поживает очаровательный Вилли Гарвин?
— Нормально. Но сейчас нам не до веселья.
— Ах да, у вас погиб друг. Еще раз примите мои соболезнования.
— Спасибо, Жорж. И за звонок тоже спасибо…
Модести положила трубку и поглядела на холст с веселым отвращением. Хаос. Пародия на натюрморт. Она выдавила из тюбика на палитру еще немножко краски и стала задумчиво смешивать тона. Она никак не могла ответить на какой-то смутный, толком не сформулированный вопрос, который крутился у нее в голове. Вопрос был связан с Квинном. Это тем более раздражало, что она понимала: ответ на него не будет иметь никакого значения. Ни малейшего значения.
Но в глубинах подсознания, там, где логика уже не имела власти, где дремали давние воспоминания, маленький червячок интуиции, отчаянно извиваясь, пытался пробиться наверх, в царство рассудка, и сообщить ей, что она ошибается.
— Обидно, — сказал мистер Секстон. — Если бы мы знали, что на него наткнулась, и так быстро, сама Модести Блейз, я занялся бы этим лично. Эти вспомогательные силы годятся только для самых простых операций.
На другом конце длинного обеденного стола Ангел переместила центр тяжести на правую ягодицу, чтобы немножко пощадить левую, на которой большой и указательный пальцы мистера Секстона оставили синяк. Она чуть поддернула короткую юбку, чтобы сидевший рядом Да Круз мог по достоинству оценить ее ножки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58
— Они?
— К ней обратилась с этим монахиня. Монахиня-шотландка. Но Фиона уверена, что за ней кто-то скрывается.
— Монахиня? Ты хочешь сказать, лжемонахиня?
— Наверно. Вряд ли настоящие монахини занимаются шантажом.
— И не было письма? Они просто послали монахиню?
— Насчет письма я не знаю. Я не понимала, какие вопросы тут следует задавать.
— Еще бы. — Вилли взял ее за руку. — Фиона не говорила, сколько она им уже заплатила?
— Не знаю всей суммы, но в месяц это тысяча долларов.
— Что? Каждый месяц? И как же передаются деньги?
— Она ежемесячно переводит их со своего счета на счет какой-то благотворительной организации в банке Макао.
— Как называется банк?
— Фиона говорила, но я запомнила только первое слово «ново».
— «Ново Банко провидент э комерсиаль де Макао»?
— Да, похоже. — Джанет удивленно уставилась на Вилли. — Откуда ты знаешь?
— У нас были в свое время дела в Макао и Гонконге. — Он говорил как-то машинально, погрузившись в свои размышления. — Ну а благотворительность тут как нельзя кстати. Меньше надзор. — Он подумал еще немного, потом нахмурился. — Но это слишком мало, Джен. Нет, тысяча долларов в месяц не проходит…
— Не проходит у кого?
— У аферистов. Такой организации интересен большой оборот.
— Что ты знаешь об организациях?
— Об этой мне кое-что известно.
— Я могу тебе только рассказать, что я спросила у Фионы. Я задала вопрос, почему она не обратится в тот банк и не постарается выяснить, кому реально принадлежит благотворительный счет, но она прямо-таки запаниковала. Сказала, что это бессмысленно, поскольку расспросы ничего не изменят. Она готова платить и дальше, лишь бы Томми ничего не узнал.
— Этим все равно дело кончится. Они выжмут из нее все соки, а потом…
— Нет, не похоже, — возразила Джанет. — Они не требуют увеличения суммы, а она может себе позволить выплачивать двенадцать тысяч в год. У нее есть свой доход. По ее словам, это, конечно, ощутимо, но не смертельно.
— Итак, она готова платить и дальше?
— Вроде бы. Она и мне это рассказала только для того, чтобы немножко излить душу. Она не надеялась, что я как-то смогу ей помочь. — Джанет пожала плечами. — Но это ужасно… Я подумала, вдруг ты сможешь мне что-то присоветовать.
В этой стране полиция проявляет осторожность, когда ведет дела связанные с шантажом. Но я ничего не знаю насчет Америки. И как ведет себя Интерпол. Он, кстати, занимается такими вещами?
Вилли покачала головой.
— Интерпол вмешивается, когда к нему обращаются страны-участницы этой организации, а Фиона вряд ли захочет заявлять. Он замолчал на добрую минуту, задумчиво глядя на каштановые завитки над ухом Джанет. — Занятно… Может, мне поговорить с Принцессой?
— Очень мило с твоей стороны, — улыбнулась Джанет. — А я и не знала, что у тебя есть от нее секреты.
— Моих собственных нет. Но это твой секрет. Если хочешь, я буду нем как рыба. Но афера странная, а Принцесса обожает такие ребусы.
— Ну а если она поймет, что к чему?
— Тогда, глядишь, мы сможем Фионе помочь. Без лишней огласки.
Джанет снова уронила голову ему на грудь и тихо сказала:
— Знаешь, мне не хотелось бы быть ей обязанной.
— Ничего подобного. Скорее, тут все наоборот.
— Ты хочешь сказать, это все потому, что я тогда взяла папин самолет и доставила тебя в Глазго, когда ее захватили в замке Гленкрофт?
— Если бы мы не поспели вовремя, ее бы растерзали. То, что ты сумела раздобыть самолет, решило исход игры. Она не из тех, кто будет висеть у тебя на шее и шептать слова благодарности, но если ты попадешь в беду, она примчится на выручку.
— Ладно, тогда поговори с ней, Вилли.
— Она вернется через пару дней, и я ей все расскажу.
В девять утра Жорж Дюран позвонил в парижскую квартиру Модести.
— Ваш мистер Квинн не из тех, кого я назвал бы идеальным пациентом.
Когда зазвонил телефон, Модести стояла перед мольбертом с кистью в руках и пыталась перенести на холст изображение фруктов и цветов в вазе. Модести не отличалась способностями живописца и почти всегда уничтожала свое творение, как только чувствовала, что улучшить холст уже не может, но странным образом эти попытки-провалы оказывали на нее целительное воздействие. Она сказала в трубку:
— Не могу вам посочувствовать, Жорж. Большинство ваших пациентов богаты и привередливы. Квинн беден, хотя тоже, оказывается, капризен. Ну, что показали анализы? Есть какие-то серьезные повреждения?
— Нет. Запястье без переломов, и мы обрабатываем его вовсю. Молодому человеку повезло — у него прочный череп, но сотрясение оказалось сильным, и я велел ему оставаться в больнице еще три дня.
— Он знает, что ему не придется платить?
— Да. Но он требует, чтобы я сказал, где сейчас вы находитесь и как с вами связаться.
— Это ни к чему, Жорж. Спрячьте его одежду, если других способов воздействия у вас не осталось, а потом через три дня отпустите его на все четыре стороны.
— Как вам будет угодно, Модести. Вообще, не помешало бы ввести ему транквилизаторы. У этого мистера Квинна — как говорят англичане — на спине сидит обезьяна.
— Заметила. В наше время этим страдают многие, Жорж.
— Вот именно. И потому мое психиатрическое отделение просто процветает. Большие успехи.
— Для пациентов?
— Порой и для них тоже, — рассмеялся Дюран. — Как поживает очаровательный Вилли Гарвин?
— Нормально. Но сейчас нам не до веселья.
— Ах да, у вас погиб друг. Еще раз примите мои соболезнования.
— Спасибо, Жорж. И за звонок тоже спасибо…
Модести положила трубку и поглядела на холст с веселым отвращением. Хаос. Пародия на натюрморт. Она выдавила из тюбика на палитру еще немножко краски и стала задумчиво смешивать тона. Она никак не могла ответить на какой-то смутный, толком не сформулированный вопрос, который крутился у нее в голове. Вопрос был связан с Квинном. Это тем более раздражало, что она понимала: ответ на него не будет иметь никакого значения. Ни малейшего значения.
Но в глубинах подсознания, там, где логика уже не имела власти, где дремали давние воспоминания, маленький червячок интуиции, отчаянно извиваясь, пытался пробиться наверх, в царство рассудка, и сообщить ей, что она ошибается.
— Обидно, — сказал мистер Секстон. — Если бы мы знали, что на него наткнулась, и так быстро, сама Модести Блейз, я занялся бы этим лично. Эти вспомогательные силы годятся только для самых простых операций.
На другом конце длинного обеденного стола Ангел переместила центр тяжести на правую ягодицу, чтобы немножко пощадить левую, на которой большой и указательный пальцы мистера Секстона оставили синяк. Она чуть поддернула короткую юбку, чтобы сидевший рядом Да Круз мог по достоинству оценить ее ножки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58